Ты ввергаешь в ад горчайшее жало [209].

Ты нисходишь в ущелье мертвых и к вратам тьмы,

желая осветить и озарить род [человеческий],

воскресить же Адама, отца смертных,

ради которых Ты, восприняв, носишь [на Себе] образ смертного [210].

Ты сходишь в глубоко–мрачную тьму ада,

приняв смерть от врагов, Матерь же оставив несчастной.

Но благоволение Отца умертвит Тебя,

чтобы принести спасение прочим.

Благость Отца привела Тебя к смерти.

Горький плач! Земля Тебя, Чадо, принимает,

сходящего к мрачным вратам Аида,

чтобы пронзить ад острейшей стрелою.

Ибо Ты один нисходишь туда,

чтобы взять [с Собою] мертвых, а не [чтобы быть] взятым мертвыми,

и чтобы избавить всех, ведь Ты один свободен.

Ибо Ты единственный человек, способный [на такое] мужество,

Ты один страдаешь за естество смертных.

Но борения, которые Ты выдержал, ныне окончились,

и Ты одержал победу над сопротивными,

силой обратив в бегство ад, змея и смерть…

Похитив [из ада] род [человеческий], Ты тотчас выйдешь со славою,

о, Царь, бессмертный Царь, оставшись Богом,

но соединив со Своим образом человеческое естество.

А ныне нисходишь Ты в жилища Аида,

стремясь осветить и озарить мрак [211].

Тему сошествия во ад развивает и другой герой драмы — Богослов, комментирующий происходящее от лица автора и дающий богословскую оценку описываемым событиям:

Света одного солнца достаточно для Христа,

чтобы уничтожить жилища ада и завтра снова

вернуться на землю, утолив боль смертных.

Ибо ради этого Ты, взяв нищую одежду,

сошел во ад и, исхитив оттуда много [неприятельских] доспехов,

явился повелителем преисподних [сил] [212].

Умертвив стражей и хранителей врат,

Он вернется оттуда, чтобы все признали Его