Вступление в Церковь

Функции восприемника, как уже упомянуто, оканчивались с крещением. Однако духовная связь между ним и тем, кого он привел к купели, не порывалась. Восприемник способствовал духовному рождению новокрещенного. Апостол Павел писал в Послании к Галатам: Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос (4,19). На этом основании легко могла появиться мысль, что между восприемником и тем, кого он привел в Церковь, появляется некоторая духовная связь. Апостол Павел духовно родил галатов, хотя неизвестно, кого из них он лично крестил. Восприемник способствовал рождению воспринятого им из купели, так как он его привел к епископу и засвидетельствовал, что тот достоин быть оглашенным. В известном смысле восприемник мог рассматривать себя как духовного родителя воспринятого им.

2. При крещении младенцев и детей в восприемнике не было необходимости. Сами родители приводили своих детей к епископу и им, естественно, поручалось воспитание их детей. Мы имеем свидетельство Августина, что в его время родители воспринимали своих детей из купели. Когда в V веке педобаптизм (крещение детей) стал обычным явлением, восприемничество уже вполне оформилось. Естественно, что явилось стремление перенести его на практику крещения детей. Возможно, что мысль о духовной связи, создаваемой крещением между восприемником и воспринятым им из купели, способствовала введению восприемников при крещении детей и их отделению от родителей. Если при крещении взрослых крещаемый приобретал духовного родителя, то могло показаться необходимым, чтобы и младенцы имели наряду с физическими родителями духовных родителей. Последние были необходимы при крещении сирот или детей неизвестных родителей и при крещении детей рабов. Восприемники детей рабов были не родители, а их господа.

При перенесении восприемничества с крещения взрослых на крещение детей функции восприемников претерпели изменение. Их роль не заканчивалась крещением, а начиналась с восприятия ими детей из купели. Они становились свидетелями и поручителями перед Церковью, что крещенные и воспринятые ими из купели будут воспитаны в христианской вере. Вместе с тем, перенесение восприемничества с крещения взрослых на крещение детей должно было способствовать окончательному формированию учения о духовном родстве, так как оно было главным основанием сохранения восприемничества при крещении детей. Вероятно, как и в настоящее время, обучение детей лежало главным образом на родителях, а не на восприемниках. Духовное родство, которое связывало восприемника с воспринятым, вытекало из участия в таинстве крещения, точнее, из восприятия младенца из крещальной купели. При крещении взрослых связь восприемника с тем, кого он воспринимал при крещении, рождалась из того, что он приводил его в Церковь, ходатайствовал о нем и свидетельствовал, что он достоин быть принятым в Церковь. Все эти функции отпали. Из этого ясно, что учение о духовном родстве, как оно окончательно сложилось, было не столько отражением действительного взаимоотношения между восприемниками и воспринятыми, сколько результатом богословской спекуляции.

Введение восприемников при крещении младенцев должно было привести к отстранению родителей от активного участия в крещении их детей, а учение о духовном родстве — к формальному запрещению родителям быть восприемниками своих детей. Уже папа Лев Великий (ум. 461) противился тому, чтобы родители были восприемниками своих детей, а Майнцский собор 813 года категорически запретил им воспринимать своих детей. На Востоке в эпоху Юстиниана уже прочно утвердился обычай иметь при крещении детей восприемников не из числа родителей. К этому времени окончательно оформилось учение о духовном родстве. Это видно из того, что в 530 году Юстиниан запретил брак между восприемником и воспринятой им [157]. По–видимому, этим своим законом Юстиниан только узаконил в гражданском законодательном порядке древнее церковное правило. Очень вероятно, что Церковь на основании учения о духовном родстве противилась подобного рода бракам, но давность церковного правила, если оно существовало, не должна была быть очень большой. Кроме того, при издании этого закона Юстиниан мог руководствоваться тем соображением, что в некоторых случаях восприемничество было связано с усыновлением, а существовавшее византийское законодательство запрещало браки между отцом и приемной дочерью. Позднее Трулльский собор торжественно провозгласил, что духовное родство важнее союза по телу. Одновременно с этим собор запретил браки восприемников с матерями ими воспринятых. Из постановления собора видно, что в VII веке в Византии случались браки между восприемниками и вдовствующими матерями их духовных детей.

53–е правило Трулльского собора окончательно закрепило в церковном законодательстве учение о духовном родстве, создаваемом крещением, и послужило основанием для развития византийского законодательства о духовном родстве как препятствии к заключению браков.

Как законодательство Юстиниана, так и 53–е правило Трулльского собора имеют в виду только одного восприемника мужского пола. Это вполне соответствует тому, что нам известно о церковной практике начиная с III века. Однако раньше VII века начало входить в обыкновение (по крайней мере на Западе, так как Трулльский собор об этом не упоминает) иметь двух восприемников разного пола. Несмотря на противодействие папы Льва Великого и на постановление Майнцского собора 888 года, обычай иметь несколько восприемников утвердился в Католической Церкви. Тридентский собор (1545—1563) решил этот вопрос в том смысле, что предписал иметь обязательно одного восприемника одного пола с крещаемым или двух разного пола. Из Католической Церкви этот обычай проник в Православную Церковь [158].

Восприемники при крещении младенцев, как духовные родители, являются поручателями перед церковью о воспринятых ими младенцах. Церковная власть возлагала на них моральное обязательство воспитания ими младенцев в духе христианской веры. Была ли действительно церковная потребность во всех случаях крещения младенцев в двойном ручательстве — родителей и восприемников — о крещаемых младенцах, или это было простым перенесением некоторых обязанностей восприемников при крещении взрослых людей на восприемников при крещении младенцев — ответить трудно. Несомненно, что при правильном понимании восприемниками своих обязанностей, это двойное ручательство давало церковной власти большую гарантию, чем одно ручательство родителей, которые не всегда были в состоянии заниматься религиозным воспитанием своих детей, особенно в то время, когда церковная власть этим специально не занималась. Однако, чтобы ручательство восприемников было действительным, необходимо, чтобы они удовлетворяли тем требованиям, которые к ним предъявлялись. Совершенно естественно, что восприемниками могут быть лишь лица, принадлежащие к Церкви и не состоящие в разряде кающихся. В самом деле, какое ручательство могут дать Церкви те, кто к ней не принадлежит или состоит в разряде кающихся, не имея тем самым возможности участвовать в таинстве Евхаристии? Чтобы ручательство имело действительное значение, оно должно быть дано лицом, способным к поручительству, то есть совершеннолетним. Последнее церковная власть определяла применительно к брачному совершеннолетию, то есть 15 лет для восприемника и 13 лет для восприемницы. Совершеннолетие является необходимым условием сознательности совершаемого акта и тех обязанностей, которые восприемник берет на себя. Это требование совершеннолетия распространяется в том смысле, что от самих восприемников требуется знание основных истин христианской Церкви. Другими словами, церковно несведущие не могут быть восприемниками. На этом условии в одинаковой мере настаивает как Православная, так и Католическая Церкви. К лицам, не могущим быть восприемниками, относятся также монашествующие, что вытекает из смысла монашеских обетов.

Какова бы ни была действительная церковная потребность, восприемничество в свое время было живым церковным институтом. В настоящее время оно потеряло свое значение и сохраняется как необходимый ритуал. Эта потеря значения вызывается тем, что утерян самый смысл восприемничества. Для большинства восприемников, как и для родителей, крайне неясны функции восприемников, особенно касающиеся поручительства перед Церковью. Неясность функций восприемников приводит к утере чувства ответственности, которую восприемник берет на себя перед им воспринятым. Поэтому нет ничего удивительного, что восприемники выбираются не по соображениям церковной пользы, а по чисто житейским соображениям. В силу этого иногда выбираются иноверцы и несовершеннолетние. Восприемники выбираются исключительно по желанию родителей, и церковная власть не имеет, а может быть даже больше не претендует иметь какое–нибудь влияние на их выбор.

Утеря смысла восприемничества особенно ясно сказывается в так называемом «заочном восприемничестве», которое не имеет никаких церковных оснований и находится в противоречии со всем смыслом института восприемничества. Духовная связь между восприемником и воспринятым им младенцем рождается из участия в таинстве крещения, и это участие, а не канцелярская запись в метрической книге, возлагает на него обязанности по отношению к воспринятому. При заочном восприемничестве «восприемник» в таинстве крещения не принимает участия и никого он не воспринимает из крещальной купели. Поэтому никакой духовной связи между ним и крещенным младенцем не может быть: фактически последний остается без восприемника.

Учитывая современное состояние института восприемничества, церковная власть либо должна совсем отказаться от него, что является более целесообразным, чем сохранять институт, потерявший свое значение, либо возродить его и придать ему то значение, какое он должен иметь в церковной жизни. Ни с догматической, ни с литургической точки зрения нет необходимости в восприемниках при крещении младенцев. Это соображение как–будто говорит за возможность уничтожения этого института, тем более, что сохранение в Церкви безжизненного института может иметь только отрицательное значение, так как оно вообще влечет за собою безответственное отношение к церковным актам, сохраняющим свою жизненность и значение. С другой стороны, в истории Церкви не было еще такого времени, когда Церковь с большей тревогой думала о будущности крещаемых ею младенцев. Почти во всех христианских странах всего мира среда, в которой растут дети, перестала быть христианской, а семья потеряла в огромном большинстве случаев свои христианские и церковные устои. В силу многочисленных причин, неодинаковых в разных странах, христианское воспитание подрастающего поколения стало исключительно трудным. В этих условиях современной жизни церковная власть не может оставлять неиспользованными никакие средства, которые могут способствовать христианскому воспитанию детей.

Институт восприемников, если только ему возможно придать его прежнее значение и возродить его истинный смысл, мог бы оказать огромную услугу в церковном воспитании детей. Восприемники должны выбираться Церковью или с согласия и одобрения Церкви, а не только по желанию родителей, из числа лиц, способных выполнить задачу, возлагаемую на них, и сознающих ответственность, которую они берут на себя. Для возрождения восприемничества в целом необходимо вернуть ему благодатный характер, который оно имело в древней Церкви при крещении взрослых. Определение восприемников при крещении младенцев должно получить характер церковного акта.

СВОБОДНОЕ ПРОИЗВОЛЕНИЕ КРЕЩАЮЩИХСЯ

1. Покаяние и вера как непременные условия возможности приема в Церковь требуют свободного произволения желающего вступить в Церковь. Без свободного и личного решения не может быть ни веры, ни покаяния. Бог призывает в Церковь всех — шедше, научите вся языки, — но этот призыв не насилует человеческую природу и не уничтожает свободную волю как дар человеку от Бога. Поэтому Церковь с самого начала пользуется для привлечения новых членов теми средствами, которые дают возможность проявиться во всей полноте свободной воле как условию свободного и личного решения. Такими средствами является проповедь христианской веры и жизнь самих христиан в Церкви. К человеческому сердцу направлена проповедь истинной веры, и оно должно свободно решить, принять ему или отвергнуть истинную жизнь, которую Церковь исповедует. Принуждение и насилие не могут быть побуждающими средствами для принятия истины, так как принуждение, а тем более насилие, никогда не может создать покаяния и веры. Истина и свобода в Церкви тождественны, так как нет познания истины без свободы и нет свободы без истины, но и нет истины без жизни в ней. Когда, по заповеди своего Учителя, апостолы разошлись по всей римской вселенной, чтобы проповедовать Христа Распятого, они ничем не обладали, кроме слова об Истине. Я рассудил быть у вас не знающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого: и был я у вас в немощи и в страхе, и в великом трепете. И слово мое, и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы (1 Кор.2,2–4). Доникейская Церковь, верная заветам Бога Слова, не могла даже подумать о насилии и принуждении как средстве распространения истинной веры между людьми. От насилия пострадал ее Учитель и от насилия она сама страдала, запечатлевая кровью своих мучеников, свидетелей (martyres) Христа, истину своей веры.

Для Церкви в это время насилие и принуждение воплощались в римском кесаре, а она утверждала свободу совести. Поэтому Церковь тщательно исследовала причины, которые побуждали человека просить о приеме в Цекровь. «Хотя Бог и щедр и долготерпелив, — предупреждал Кирилл Иерусалимский оглашенных, — однако же от каждого ожидает искреннего произволения… Но если телом ты здесь, но не мыслию, то нет в этом пользы… Мы, служители Христовы, приемлем всякого, и как бы исправляя должность придверников, оставляем двери незапертыми. Нет запрещения войти тебе, если у тебя и душа осквернена грехами, и намерение нечисто… Приимет тебя вода, но не восприимет Дух». Только свободная воля может, создать искреннее произволение. При принуждении крещаемого принимает только вода.