Жизнь в Церкви начинается с момента крещения через участие в Евхаристии. Без этого участия крещение остается нереализованным, но, в свою очередь, жизнь в Церкви невозможна без крещения.

Таким образом мы приходим к формуле вера—крещение—вера [169]. Эта формула является абсолютно обязательной для всех вступающих в Церковь. Первый и третий моменты этой формулы зависят от человека, но второй момент — центральный — не зависит от него, а совершается действием Духа в Церкви. Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело… Предварительная вера открывает возможность совершения крещения, последующая вера обусловливает возможность участия в Евхаристическом собрании.

. 4. «Христианами не рождаются, а делаются». [170] Эта формула Тертуллиана, как большая часть его формул, не вполне правильна. Она не была вполне правильной для его времени, она совсем неправильна для последующего времени. В эпоху Тертуллиана главный контингент крещаемых были взрослые. Они не рождались, как это было с иудеями, а становились христианами. Для одних, по мнению Тертуллиана, принадлежность к иудейству приобреталась через физическое рождение, для других принадлежность к Церкви не определялась физическим рождением: последние fiunt christiani [становятся христианами]. Это противопоставление христианства и иудейства основано на недоразумении, которое оказалось трагическим, как показывают современные споры относительно крещения детей.

Физическое рождение от иудейских родителей предопределяло принадлежность их детей к ветхозаветному избранному народу, но одного физического рождения было недостаточно для детей мужского пола, чтобы сделаться членом этого народа, с которым Бог заключил завет. Только печать (sfragis) обрезания делала рожденного от иудейских родителей истинным членом народа Божьего. В иудействе обрезание рассматривалось как новое рождение, которое сопровождало физическое рождение. Значение обрезания как печати принадлежности к избранному народу выступает из того, что язычники могли стать членами народа Божьего через обрезание. Оно совершалось над ними на основании их веры и по их свободному произволению. Знак обрезания он [то есть Авраам] получил как печать праведности через веру, которую имел в необрезании, так что он стал отцом всех верующих в необрезании, чтобы и им вменилась праведность (Рим.4,11). Необходимо здесь отметить, что обрезание язычников сопровождалось «банею очищения», которая совершалась как над мужчинами, так и над женщинами. При обрезании прозелитов одновременно обрезывались их дети. «Баня очищения» совершалась над взрослыми и над детьми, рожденными до обрезания отца. Дети прозелитов, рожденные после обрезания, не подвергались «бане очищения».

Физический фактор рождения не имел значения в апостольское время при приеме в Церковь. Язычники и иудеи становились христианами через «печать», которую они получали в таинстве крещения. Как обрезание, так и крещение было печатью принадлежности к народу Божьему. Аналогия крещения и обрезания выступает ясно у апостола Павла. В Нем вы и обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым (Кол.2,11) [171] В силу этой аналогии нерукотворенное обрезание отменило обрезание, сделанное рукою человека. Обрезание оказалось несовместимым с таинством крещения, так как обрезание в Церкви было бы отрицанием Голгофы и воскресения Христа, то есть было бы отрицанием самой Церкви и утверждением Ветхого Завета, отмененного Новым. Язычники и иудеи нуждались в «бане очищения», чтобы стать через действие Духа членами тела Христова. Они должны были родиться свыше Духом, чтобы принадлежать новому эону. Крещение является духовным рождением, без которого невозможна жизнь в Церкви. Поэтому в этом смысле все христиане, в противоположность Тертуллиану, рождаются, так как они через духовное рождение делаются христианами.

Физический фактор рождения должен был вступить в действие во втором христианском поколении относительно крещения детей, рожденных от христианских детей. Церковная практика должна была ориентироваться на первоначальную практику апостолов, когда им приходилось крестить семьи. Случаи крещения целых домов, рассказанные в Деяниях не были единственными. Если в одних крещенных домах могло не быть малолетних детей, то их не могло не быть во всех случаях крещения семей. Не имея положительных данных относительно того, как действовали апостолы, мы имеем полное основание предположить, что они руководствовались иудейской практикой обрезания и крещения прозелитов. Аналогия крещения и обрезания подсказывала апостолам и их сотрудникам совершать одновременно с крещением взрослых и крещение их детей. Конечно, это только предположение, но наиболее вероятное. Некоторое подтверждение ему мы можем найти у апостола Павла. Неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим; иначе дети ваши, были бы нечисты, а теперь святы [agia] (1 Кор.7,14). Из слов Павла ясно, что физический фактор рождения имеет прямое отношение к принадлежности к Церкви. Термин agios, прилагаемый Павлом к детям, рожденным от верующего отца или верующей матери [172], означает, что они принадлежат к народу Божьему. Эта принадлежность может ли создаваться самим фактом рождения от верующего отца или матери? При таком предположении надо допустить, что апостол Павел не считал необходимым совершение крещения над детьми, рожденными от родителей, состоящих в Церкви [173]. Имея в виду учение апостола Павла о крещении, мы должны совершенно исключить эту вероятность. Кроме того, как мы уже знаем, факт рождения детей в Ветхом Завете от иудейских родителей не делал их без «печати» обрезания истинными членами народа Божьего. У нас не остается другого выбора, как предположить, что рождение детей верующих родителей (отца или матери) открывало возможность их крещения: они «святы», потому что родители их были крещены.

5. Современное догматическое богословие утверждает, что крещение детей совершается по вере их родителей и восприемников: «Что касается до младенцев, которые сами еще не способны ни иметь, ни свидетельствовать своей веры и покаяния пред крещением: то они крещаются по вере родителей и восприемников, которые от лица их произносят и исповедание веры, и отречение от диавола и всех дел его, обязываясь пред Церковью воспитать детей в вере и благочестии, когда они будут приходить в возраст» [174]. Это утверждение может быть правильным, то есть отвечать тому, что содержалось в апостольское время, но может быть совершенно неправильным. Если его понимать в том смысле, что вера родителей или восприемников заменяет веру детей, то оно противоречит всему, что содержит Церковь. Вера есть личный дар, а потому отсутствие веры одного лица не может быть заменено верою другого лица, даже верою родителей. Такого рода идея замены появилась в средние века на Востоке, а особенно на Западе. Кающемуся вменялись не только его добрые дела и благочестивые подвиги, но добрые дела и благочестивые подвиги других лиц. В апостольское время и в древней Церкви мы не находим даже следов идеи замены. Меня здесь не интересует вопрос, как эта идея проникла в православное богословие. Важно отметить другое: эта идея замены имеет в виду сохранить неприкосновенной формулу вера—крещение—вера, так как у детей и младенцев не может быть веры, которая у взрослых предшествует крещению. Фактически идея замены веры детей верою родителей не спасает формулы. Личной веры у детей и младенцев нет и не может быть. Личная вера предшествует крещению. На ее основании местная церковь решает о допущении кандидата к таинству крещения. В момент крещения вера крещаемого не играет активной роли, так как таинство крещения совершается Духом в Церкви. Тем не менее вера родителей, действительно, обусловливает возможность совершения крещения детей. В формуле вера—крещение—вера предварительная вера крещаемого заменяется для детей фактом их рождения от верующих родителей. Церковь принадлежит к будущему эону, но пребывает в настоящем эоне. Физическое рождение является физическим фактором, относящимся к настоящему эону, но для лиц, состоящих в Церкви, оно является церковным фактором: физическое рождение влечет за собою духовное рождение для будущего эона. Если бы было иначе, то это указывало бы на то, что принадлежность к Церкви не отражается совершенно на пребывании христиан в настоящем эоне. Вступление в Церковь имеет отношение не только к вступающим в нее, но и к их потомкам. [175] Согласно основному иудейскому сознанию потомки включены в предках, а предки содержатся в их потомках. Обрезание, совершенное Моисеем, имело отношение не только к тем, над кем было совершено обрезание, но и ко всем их потомкам. В силу этого Авраам стал отцом многих народов (Рим.4,17). Рождение от христианских родителей является свидетельством для Церкви, что Бог призывает рожденных от них детей в Церковь. Поэтому мы не можем говорить о том, что крещение младенцев нарушает их свободную волю, так как этой свободной воли вообще нет у детей, как мы не говорим, что физическое рождение нарушает свободную волю рожденных детей. Отсюда вытекает основной вывод относительно крещения младенцев и детей: оно совершается только над детьми лиц, состоящих в Церкви, так как только предварительное состояние родителей в Церкви может заменить предварительную веру крещаемого младенца. При крещении детей от нехристианских родителей предварительная вера остается незаполненной, так как вера восприемников не может восполнить отсутствие предварительной веры у детей. Рожденный от верующих родителей вступает в мир как призванный Богом в Церковь. Через крещение, совершаемое Церковью, он становится членом тела Христова. Его активная жизнь в Церкви зависит от его последующей веры. Последняя является личным ответом крещенного в детстве на призыв Божий. Вместе с тем эта вера является и его ответом Церкви, которая на основании призыва Божьего совершила его крещение. Этот ответ может быть положительным и отрицательным, но в одном и другом случае он остается членом Церкви. Как нельзя изгладить факт физического рождения, так нельзя и изгладить факт духовного рождения. В силу своего рождения он оказывается одновременно пребывающим в настоящем эоне, но принадлежащим будущему эону. От крещеного зависит реализовать свою принадлежность к Церкви. Ответственность за эту реализацию лежит не только на нем, но и на Церкви, которая на основании веры его родителей совершила его крещение, а, следовательно, и на его родителях.

6. Практика крещения младенцев постепенно поставила ряд практических проблем. Основываясь на 1 Кор.7,14, можно с уверенностью сказать, что в древней Церкви дети от смешанных браков, возникающих в силу перехода одной из сторон в браке в христианство, принимались в Церковь через крещение. Заключение браков христиан с нехристианами было редким явлением, но, если такого рода браки заключались, то церковная практика по отношению к крещению детей от таких браков не должна была меняться. Конечно, в доникейский период нельзя говорить ни о какой юридической обязательности крещения детей от смешанных браков. В константиновский период браки христиан с язычниками и иудеями были запрещены государственным законом. Что касается браков православных с еретиками, то церковная власть решительно запрещала православным вступать в брак с еретиками, так как она запрещала религиозное общение православных с еретиками. Фактически такого рода браки не могли быть заключены, так как большею частью еретики были лишены целого ряда гражданских прав. В случае перехода обеих сторон в браке одновременно с ними переходили и их дети. Это вполне соответствовало, по–видимому, апостольской практике. В трех случаях, описанных в Деяниях, обращения в христианство целых семей согласие дает глава семьи, но крещение совершается над всем домом. Если такого рода практика нам может показаться нарушением свободной воли детей, то для древнего сознания, не только иудейского, но и эллинского, она была вполне нормальной и не вызывала никаких возражений. В случае перехода одной из сторон в браке государственный и церковный закон требовал перехода и детей.

[176]

Появление вероисповеданий постепенно вызвало изменение этой практики. Католическая и Православная Церкви принуждены были признать при известных условиях смешанные браки. После 1054 года постепенно в Византии упрочивается взгляд на католиков как на еретиков или, в лучшем случае, как на схизматиков. К ним стали применяться правила относительно еретиков, а следовательно, браки между православными и католиками разрешались только в случае перехода католической стороны в православие. Вековая связь Восточной и Западной Церквей не могла оборваться сразу после прекращения общения между ними. Мы знаем, что браки католиков и православных заключались вплоть до падения Византии. Даже в XII веке византийские императоры вступали в брак с латинянками и выдавали своих дочерей за латинян. Так, первая И вторая жены императора Мануила Комнина были латинянки. Мария Комнина, племянница этого императора, была замужем за Фридрихом Барбароссой. Алексей II Комнин вступил в брак с французской принцессой Агнессой. Во всех случаях заключения браков одна из сторон переходила в соответствующее вероисповедание, то есть если брак заключался в Византии, то католическая сторона переходила в православие, а если на Западе, то православная сторона переходила в католичество. Такого рода переход в то время не вызывал никакой религиозной коллизии. Аналогичная практика существовала и на Западе. Другими словами, западная и восточная практика отрицала по существу смешанные браки. Только со времени Реформации появляются изменения этой практики. Католическая Церковь принуждена была признать смешанные браки, но при условии, что брак будет заключен в Католической Церкви и дети от этого брака будут крещены в Католической Церкви. Католическая практика смешанных браков перешла в Православную Церковь. Как Католическая Церковь, Православная Церковь в новое время признает смешанные браки при условии заключения их в Православной Церкви и крещения детей в ней. Это создает неразрешимую в церковном порядке коллизию требований Православной и Католической Церквей, которая может временно разрешаться в государственном порядке. Коллизия заключается в том, что без государственного законодательства, которое регулировало бы этот вопрос, либо одна, либо другая сторона в смешанном браке должна нарушить требования своей Церкви и подвергнуться прещениям. С другой стороны, эта коллизия свидетельствует если не о возможности, то во всяком случае о трудности заключения смешанных браков между православными и католиками. Браки православных с протестантами не вызывают такого рода трудностей, так как протестантская Церковь не настаивает на крещении детей в протестантской Церкви. Проблема крещения и воспитания детей от смешанных браков православных и католиков может быть решена только при соединении Церквей, когда вообще эта проблема будет снята, или при сговоре церковных властей, но при современных отношениях этот сговор неосуществим.

В Русскую Церковь перешло византийское законодательство относительно смешанных браков. Поэтому в Киевский и Московский периоды смешанные браки вообще запрещались. Только в Петербургский период они были допущены законом. До революции 1917 года церковный и государственный закон требовал крещения и воспитания детей от смешанных браков в православной вере [177]. Католическая Церковь принуждена была признать русское государственное законодательство в вопросе смешанных браков и на себе самой испытать последствия своего собственного законодательства.

В связи с проблемой воспитания детей от смешанных браков разрешается вопрос о крещении детей от неизвестных родителей. В древней Церкви дети от неизвестных родителей могли быть крещены только на основании их веры, то есть они могли быть ' крещены в таком возрасте, который предполагает возможность сознательной веры и свободного решения. В Византии они крещались в православной вере, так как церковная власть исходила из официального признания государством только Православной Церкви. Это было несомненное нарушение учения о крещении, которое перешло и в Русскую Церковь. В ней дети от неизвестных родителей крещались в православной вере согласно государственному закону.

Наконец, практика крещения младенцев поставила еще один вопрос, а именно вопрос о том, как быть с младенцами, относительно которых существует сомнение, крещены они или нет? Впервые этот вопрос в древней Церкви возник в связи с нашествием варваров на окраины Римского государства. В других случаях этот вопрос ставился очень редко, так как крещение младенцев, как и крещение взрослых, совершалось в церковном собрании, а не было частным делом родителей и того лица, которое совершало крещение. Карфагенский собор в 401 году постановил: «О младенцах, когда не обретаются достоверные свидетели, сказующие, яко без сомнения крещены суть, и сами они, по своему возрасту, не могут удовлетворительно отвещати о преподанном им таинстве, рассуждено, яко подобает без всякого сомнения крестити их, дабы таковое сомнение не лишило их очищения сею святыней. Сие братия наши местоблюстители Мавританские присоветовали потому, что многих таковых покупают у варваров». [178] При практике крещения детей от неизвестных родителей это правило дает единственное допустимое решение вопроса о детях, относительно которых существует сомнение в их крещение. Это правило Карфагенского собора почти дословно повторил Трулльский собор. На Западе в средние века количество случаев, когда возникало сомнение о крещении, значительно возросло. Решение Карфагенского собора казалось недостаточным. Догматическое богословие настаивает на неповторимости таинства крещения, а решение собора не дает гарантии относительно этой неповторимости. В VIII веке на Западе мы находим условную формулу крещения: Si baptizatus es, non te baptizo, sed si nondum baptizatus es, ego te baptizo (Если ты крещен, я не крещаю тебя, но если не крещен, то я тебя крещаю).

В XII веке папа Александр III издал постановление об обязательном употреблении формулы условного крещения для сомнительных случаев. Условная формула крещения для сомнительных случаев была заимствована Петром Могилой: аще не крещен… Через его Требник она вошла в употребление в Московской Руси. Она оставалась обязательной и в синодальный период как содержащаяся в книге О должностях пресвитеров приходских.