В связи с этим надо отметить два постановления по этому предмету: 49–ое и 50–ое Апостольские правила. Первое гласит: «Аще кто, епископ или пресвитер, крестит не по Господню учреждению во имя Отца и Сына, и Святаго Духа, но в трех безначальных, или трех утешителей: да будет извержен» [182]. Во втором говорится: «Аще кто, епископ или пресвитер, совершит не три погружения единого тайнодействия, но едино погружение даваемое в смерть Господню: да будет извержен» [183].

Обычно принято считать, что в этих правилах осуждается, крещение, практикуемое еретиками — гностиками и евномианами [184]. Это, вероятно, правильно, но только в том смысле, что упомянутая в правилах форма крещения действительно практиковалась еретиками, а потому осуждение этой формы крещения косвенно осуждало крещение этих еретиков. Однако сомнительно, чтобы составитель Апостольских правил имел в виду в 49–ом и 50–ом правилах еретиков.

Относительно крещения еретиков имеются специальные правила (46–ое, 47–ое и 68–ое), а потому вряд ли было необходимо специально еще раз говорить о крещении еретиков. Если бы речь шла о еретическом крещении, то указанные правила были бы иначе редактированы. Во всяком случае, в них было бы совершенно излишне угрожать епископу или пресвитеру извержением, не говоря о том, что далеко не во всех гностических сектах имелась иерархия. Еще более странно, что составитель Апостольских правил прилагает наименование епископ и пресвитер к представителям этой иерархии, тем самым как–будто косвенно признавая их. При том осмосе [185] богословских мнений и практики, который происходил в древней Церкви, вполне можно допустить, что епископ или пресвитер в далекой Сирии под влиянием еретической практики бессознательно допустил отступление от принятой формы крещения. В остальном, вероятно, эти церкви содержали правильное учение, нисколько не разделяя никаких еретических мнений.

С точки зрения канонического права, указанные крещения недействительны, причем их каноническая недействительность такова, что она является презумпцией их благодатной недействительности. Однако составитель правил совершенно умалчивает об их недействительности. Вряд ли это случайность или недоговоренность, так как к вопросу первостепенной важности о действительности крещения составитель Апостольских правил не мог отнестись без должного внимания.

В силу этого умолчание правил по этому предмету не может рассматриваться как бесспорное свидетельство отвержения действительности такого крещения. При взглядах составителя Апостольских правил на еретическое крещение он не преминул бы об этом прямо сказать [186].

Если об этом не говорится в правилах, то это может означать, что вопрос о действительности неправильно совершенного крещения не может быть разрешен в порядке канонической действительности, а подлежит разрешению в каждом отдельном случае через рецепцию церквей.

В древней Церкви правильная форма священнодействия не влекла за собой автоматически признания действительности или недействительности таинства крещения. При решении этого вопроса принималась во внимание вся совокупность учения, содержимого Церковью, которая совершила крещение с отступлением от установленной формы. Если отступления от этой формы не затрагивали содержания самого таинства крещения, то неправильное крещение могло быть признано благодатно действительным. Следовательно, Церковь могла признать благодатно действительным канонически недействительное таинство крещения.

Помимо свидетельства приведенных выше Апостольских правил, толкование которых все таки остается гипотетическим, мы имеем одно очень важное показание. Это знаменитое послание Дионисия Александрийского, написанное им в связи с крещальными спорами. Здесь рассказывается о каком–то еретике, который усомнился в правильности своего крещения. «Быв при недавнем крещении присоединившихся и выслушав вопросы и ответы, он пришел ко мне с плачем и самосокрушением и, упав в ноги, начал исповедываться и каяться, что крещение, принятое им от еретиков, было не таково и не имеет ничего общего с нашим, потому что оно исполнено нечестия и богохульства. Говоря, что душа его сильно страдает и что от тех нечестивых слов и действий у него даже нет дерзновения возвести очи к Богу, он просил меня преподать ему истинное очищение, усыновление и благодать. Но я не решился это сделать, сказав, что для сего довольно долговременного его общения с Церковью, что я не дерзаю снова приготовлять того,. кто внимал благословению даров, вместе с другими произносил аминь, приступая к трапезе, протягивал руки для принятия св. пищи, принимал ее и долгое время приобщался тела и крови Господа нашего Иисуса Христа» [187].

Мы не знаем, как был крещен этот еретик, но принимая его в общение, Александрийская церковь признавала благодатную действительность таинства крещения через допущение его к участию в Евхаристическом собрании.

Если бы каноническая действительность совпадала с благодатной, то правильность формы крещения всегда бы влекла за собой признание действительности таинства крещения. Между тем, Церковь может признать не только неправильно совершенное таинство крещения благодатно действительным, но может объявить благодатно недействительным правильно совершенное крещение.

Правда, такого рода случаи должны были быть исключительно редкими, так как крещение, совершенное в пределах кафолической Церкви, в большинстве случаев признавалось как действительное [188]. Однако мы располагаем некоторыми данными и по этому вопросу.

В толковании 11–го правила Иппонского собора 393 года Вальсамон делает следующее замечание: «Принимают напрасный труд крещаемые, если имеют сомнение в воскресении, так как крещением и погружением в воду купели и восхождением из нее они возвещают смерть и воскресение, а своими словами показывают неверие оному» [189]. Правильная форма таинства без внутреннего содержания не может создать таинства. Тот же Вальсамон в толковании 18–го правила Сардикийского собора, разбирая вопрос о крещении, совершенном мирянином, говорит: «Мы будем вынуждены из почтения к святому миру называть верными и тех агарян, которые в силу долговременного обычая крестятся затем, чтобы у них не было запаха» [190].

В Византии было принято крестить детей магометан, взятых в плен. Мне нет необходимости еще раз говорить о неправильности такого насильственного крещения. Мне здесь важно указать, что в Византии относительно крещения пленных детей был поднят канонический вопрос. При патриархе Луке Хризоверге (1155— 1169) выяснилось, что некоторые из этих детей уже были крещены у себя на родине. При исследовании этого вопроса оказалось, что магометане иногда обращались к православным священникам с просьбой окрестить их детей в суеверном убеждении, что от крещенных детей не будет запаха.

Константинопольский синод решил не признавать действительность таких крещений. Если с точки зрения канонического права крещение агарян, о которых говорил Вальсамон, должно быть признано действительным (оно было совершено священником с соблюдением правильности формы), то с точки зрения благодатной действительности, не может быть даже речи о действительности приема в Церковь тех, кто был таким образом крещен. Очень показательно, что постановление о недействительности таинства крещения, совершенного при этих условиях, относится к XII веку, когда уже в богословском сознании каноническая действительность таинств почти заслонила их благодатную действительность. Менее всего патриарх Лука Хризоверг и Вальсамон имели намерение подрывать значение формы крещения. Правильная форма таинства приема в Церковь остается главным признаком благодатной действительности таинства, но это только признак, по которому Церковь судит о его благодатной действительности. Церковь не могла свидетельствовать о крещении, совершаемом только ради того, чтобы у детей не было запаха, что оно совершено согласно воле Божьей и что крещенным преподаны дары Духа.