Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором

Столько зла… Но ведь Бог — это не абсолютный монарх и не какой–то всемогущий император, манипулирующий своими творениями как предметами. Его всемогущество — всемогущество любви. А любовь не действует принуждением. Нужно свободно обернуться к ней, свободно ей открыться, чтобы свет ее мог хлынуть в нас. Бог — абсолютный фактор энергии в истории, но энергия эта есть энергия любви, она не может давить на нас, не убивая себя.

Вот почему и жизнь отдельных людей и истории целых народов открывают нам таящиеся под спудом темные глубины, демонические силы. И это придает историческим трагедиям неожиданный размах: одна ошибка, неверный шаг, и оттуда вырывается темная лава. И людей несет тогда как соломинки. Я наблюдал все это.

И все же любовь сильнее смерти…

Но сильнее по–своему, силой любви. Когда Бог стал человеком, Он смертью победил смерть.

Крест — единственный ответ и ответ безмолвный на том долгом процессе о зле, что затеян современным атеизмом против Бога. Бог нисходит в ад и смерть, созданные нашей трагической свободой. Он нисходит но внутренний мой ад, в эту непроглядность тревожной тоски и мрака во мне или в это смятение лихорадочного света…

И уничтожает их своим Воскресением. Бог так возлюбил человека, что вошел в непосредственный контакт, в целостное общение с ним, освобождая его энергию, которую разлагает зло, и давая ему стройно распрямиться в святости. Отныне даже сама смерть

и все мертвящие ситуации нашего существования,

могут раскрыться к свету, если в нас есть вера в Воскресшего. Нет большей радости, чем радость Пасхи.

С первых же веков христиане проводили пасхальную ночь в церкви. Чаще всего она была богато убрана яркими цветами, и свет многих свечей освещал ее в ознаменование победы над «ночью», символизирующей «ночную», инфернальную сторону существования.

Перед началом богослужения в церкви — тишина сумрак, ожидание. Заутреня начинается в полночь народ, выйдя их храма, обходит вокруг него с крестным ходом и останавливается перед главным входом. И вот священнослужители запевают «тропарь» Воскресения:

Христос воскресе из мертвых

Смертию смерть поправ,

И сущим во гробех живот даровав!

{Отрывки из Пасхальной Заутрени цит. по «Минее Праздничной», Изд. Московской Патриархии. М., 1970}

Процессия входит в храм, где разом зажигаются все свечи. Священник возглашает слова Псалма:

Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!

Яко исчезает дым да исчезнут, яко тает воск от лиц

огня.

Сей день, его же сотвори Господь!

Возрадуемся и возвеселимся в он!

Затем начинается пение знаменитого канона Иоанна Дамаскина, одного из высочайших творений византийской литургической поэзии. В этом каноне темы, едва лишь намеченные, быстро сменяют друг друга. Стиль его, как и музыка, несет в себе нечто танцевальное. Он словно пронизан внезапными всплесками радости, в которой соединяются Воскресение и Парусия. И потому ликование может сказаться лишь в сжатых легких восклицаниях, не допускающих ни разъяснений, ни повторений одной и той же темы. Самое важное дается сразу, в первой же песне: