Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором

… Совокресил еси всероднаго Адама, воскрес от гроба… (Песнь 6).

Тело Воскресшего — это чистая жизнь, а не то смешение жизни и смерти, та «мертвая жизнь», которую мы называем жизнью. Вот почему оно есть «Тело живоносное и погребенное, плоть Воскресившего падшего Адама» (Икос), Тело, которое «страстию смертное в нетления облачит благолепие…» (Песнь 7).

Во Христе всегда живом и присутствующем в Духе, каждый из нас умирает и воскресает:

Вчера спогребохся Тебе, Христе, совостаю днесь воскресшу Тебе, сраспинахся Тебе вчера. Сам мя спрослави, Спасе, во Царствии Твоем. (Песнь 3).

Воскресение имеет космическое значение, ибо тело тайным образом объемлет весь мир. Вот почему вся вселенная призывается к радости, пройдя через священный ужас перед Страстью и погребением своего Создателя… «Да празднует ныне вся тварь восстание Христово, в Нем же утверждается» (Песнь 3).

Более того: для «сердечных очей», которые суть глаза веры, Церкви, святости, «все исполнено отныне жизни и света: phos и zoe. Эти два понятия иоаннов–ского богословия для православной мысли являют собой имена Божий, энергии спасительного присутствия и обожения. Вот почему православные люди в пасхальное время любят посещать кладбища: в Воскресшем нет более разделения, смерть становится сном–экстазом, где подготавливается окончательная перемена всего. В пасхальной радости на могилах оставляют крашеные яйца, с начальными буквами слов: «Христос Воскресе». Яйца, как зерна, это всегдашние символы воскресения.

Но не только смерть, но и ад, исполнены ныне света: «Все ныне исполнено светом: небо, земля и ад».

Бог стал всем во всем. «Апокатастасзис» (всеобщее спасение) открыт для всего человечества.

И потому неудивительно, что во всех этих текстах звучит весть об окончательном завершении: пасхальный свет есть и свет второго пришествия

Светися, светися, новый Иерусалиме, слава бо Господня на тебе возсия. Ликуй ныне и веселися, Сионе. Ты же, Чистая, красуйся, Богородице, о восстании Рождества Твоего.

Здесь с символикой нового Иерусалима и Богородицы, вступает новая тема, тема Церкви, которая не есть Царство, но таинство Царства, т. е. мир, пребывающий на пути к обожению, по мере достижения нами святости, уподобляющей нас телу Воскресшего. Мир существует только в конкретном существовании отдельных людей: преображение его, начавшееся во Христе, должно быть разгадано, воспринято, воссоздано и распространено повсюду общением святых, пока оно не достигнет своей «плеромы» (полноты) в меру, которая является не «объективной» мерой истории, но мерой Божией. Вот почему пасхальная радость возвещает о себе как ожидание и упование:

О, Пасха великая и священнейшая, Христе! О, Мудросте, и Слове Божий, и Сило! Подавай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего. (Песнь 9).

Но после Вознесения Воскресший останется присутствующим в Своей Церкви:

С нами бо неложно обещался еси быти до скончания века, Христе; Его же вернии, утверждение надежды имуще, радуемся. (Песнь 9).