Институции необходимы вначале. Продолженные до пределов жизни, они становятся препятствием для духовного возрастания до полной реализации ОБРАЗА БОЖИЯ, до уподобления Христу.

Даже в нашей Православной Церкви практически иногда возможно наблюдать, что человек умален пред «субботой». Пока живы были отцы, должное применение уставов гарантировалось ими. В массах еще не преодолено примитивное сознание. Сколько времени понадобится человечеству, чтобы перешагнуть эту ограду, чтобы войти в Царство свободы «чад божиих» (см.: Флп.2:15), для которых единственный закон их вечного бытия состоит в неизменном пребывании в ЛЮБВИ ОТЧЕЙ (ср.:Ин.15:10)!

Ни Гефсиманская молитва, ни Голгофа Христа не кончатся, доколе существует сей мир. Так, апостол Павел «в плоти своей восполнял недостаток скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь» (Кол.1:24). Христос страдал и страдает не только в той плоти, которую воспринял и носил во время земной жизни Своей, но и в плоти всех верных Ему тех, кто последовал Ему. Так будет, доколе не очистится внутрь нас место для пребывания в нас одного Христа: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал.2:20).

Если мы успех или неуспех наших начинаний будем принимать как критерий нашей правды или неправды, то останемся рабами сего мира и не сделаемся рабами Христа. Чтобы служить Христу всецело, необходимо стать свободными от власти мира над нами. Игнорировать суд людской может быть следствием презрения к ним, и это гадко. Но быть судиму словом Божиим прежде всего, независимо от впечатления, которое производим на посторонних нам, приближает нас к «свободе, которую даровал нам Христос» (Гал.5:1).

Следовать неуклонно заповедям Христа — неизбежно приводит к конфликту с миром. Необходимо мужество, чтобы решиться на сей конфликт, принимающий формы парадоксальные, болезненные. Все наше существо (ум, душа, тело) страдает, потому что странным образом заповедь Христа о любви ставит нас в оппозицию с теми, к кому любовь заповедана. Вызывается сие противоречие тем, что подавляющее большинство пытается втиснуть Христа в узкие рамки своих земных пожеланий, мыслей, страстей. О человек, образ Абсолютного Бога, как ты умалился в своих же очах!

После того как было дано узреть образ Бога, каковым он был в «начале», видеть его извращенным больно сердцу. Падение столь ужасно, что никакие деяния, никакие молитвы не приводят с необходимостью к искомому результату. Сопротивление людских масс Духу Христа чрезвычайно велико. В скорбном предстоянии нашем пред Богом за весь мир душа погружается в отчаяние. Мрачная стена, непроницаемая для света, высится пред нашим духом. И если Дух Божий в этой молитве не изведет нас в область, где забывается мир, то преобладает некое, пусть малое, подобие Гефсиманскому томлению. Истинно учение блаженного Старца Силуана, что когда душа возвратится из сладостного покоя в Боге, при забвении о Земле, к памяти о мире, тогда снова и снова с умноженным состраданием желает она всем познания неисповедимой радости спасения в Боге.

В силу сказанного выше мы решили сосредоточить наши малые силы на том, что представляется нам наиболее важным. В данном нам Промыслом месте, в стране, высоко цивилизованной, мы не можем себе позволить принимать простых людей. Мы предлагаем им ехать в страну православную, а здесь все монахи должны знать, почему они православные, как понимают они монашеское призвание и служение. Во внутренней же жизни, без уставов, от всех членов нашего братства мы ждем подлинного понимания необходимости сознания каждым своей ответственности пред Богом и перед братьями и сестрами. Эта персональная чуткость к нуждам каждого другого члена и готовность самоотверженного служения общим интересам, а не своим индивидуальным — нам необходима. Без этого условия мы не устоим ни духовно, ни материально. Самым существенным моментом, конечно, является Божественная Литургия. Не располагая возможностью установить традиционную безмолвническую (исихастов) жизнь в современных рамках, мы следуем советам отцов наших: стремимся удержать литургическое служение со страхом и насколько возможно глубоким пониманием смысла сего Божественного акта, лежащего в основании спасения мира.

Мы считаем таковые порядки более благоприятными для личного духовного роста каждого брата и каждой сестры. Персонализм христианский является высочайшей, но и труднейшей задачей. Быть по образу Христа, молиться за весь мир, как за самого себя, следуя примеру Старца Силуана, — вот в чем состоит спасение во Христе. Да поможет нам Сам Господь продвигаться на сем святом пути, давая нам свыше всякого рода силы и разум.

Пред нами стоит необходимость сочетать наш молитвенный и аскетический акт с посильным усвоением лежащего в основе духовной жизни догматического православного сознания. Мы изучаем богословие не столько в его академических формах, сколько с целью подлинного проведения во всю нашу жизнь духа Божественного Откровения. Познание Бога неотделимо от истинного благочестия. Но сие познание, конечно, не приходит скоро. Ему предшествует самое полное покаяние и упорная борьба со страстями. Только в единстве с познанием становится монашеский подвиг полноценным.

Православный монах стремится к восприятию Откровения в его полноте и неповрежденности. Отсюда для него нормально предаться всецело в руки Бога, Творца нашего. Если спасение есть обожение человека, то надо ожидать сего от Самого Бога. Для сего надо исполнить заповедь Христа: «возлюбить Бога до ненависти к самому себе» (см.: Лк.14:26). Ища полноту дарований Божиих, естественно, мы должны отдаться всей полнотой нашего существа: сердце-душа, ум-дух, тело (ср.: Еф.3:19).

Православие мы понимаем «динамически». Никто из благоразумных не назовет самого себя всецело православным. Только Церковь — Православная, а мы должны стремиться к тому, чтобы воспринять ее учение в полноте и непогрешимости. Быть ПРАВОСЛАВНЫМ — значит быть святым по жизни и совершенным в познании Божественной Истины.

Монашеское отречение есть положительный акт. Цель его — возможно полное самоопределение пред Лицом Бога. Это есть преодоление «земного притяжения». В глубине своей сей акт есть показатель действующей в нас живой силы вечности. Внешне сие выражается в форме отрицания. Сей «отрицательный» аспект есть показатель еще не преодоленных в нас страстей, «закона греховного» (ср.: Рим.7:23; 8, 2).

Самый акт отречения есть лишь НАЧАЛО новой жизни, еще далеко не вполне ассимилированной нами. Впереди раскрываются чрезвычайные, грандиозные перспективы, которые обязывают нас освободиться от всего другого, пойти на всякий риск, вплоть до смерти. Самый акт отречения монах не считает еще чем-то великим, хотя должен уже в этом подвиге отречения разуметь, что необходимо все прежнее оставить позади: забыть отца и мать, братьев и сестер, друзей и имения и даже «душу свою возненавидеть»,чтобы идти свободнее на распятие любви Христовой.

В современном мире в процессе его весьма глубокого изменения, революции, большей частью отрицательного в духовном смысле характера, сие отречение требует большого разума и зрелой воли.