Отец Александр Мень отвечает на вопросы слушателей

В истории мысли путь к познанию духовности привел к пониманию особой миссии, роли и места человека. Оказывается, человек, отражая в себе природу мироздания, отражает в своем внутреннем духовном существе вечную природу Невыразимого, Непостижимого, Неописуемого. Таким образом, мы стоим между двумя безднами: между видимым миром и миром духа. И именно поэтому сложность нашего существа столь своеобразна, столь противоречива и, я бы сказал, столь трагична иногда. Меня как-то на одной встрече спросили: Вы могли бы в одной фразе, в одном предложении сформулировать, какова цель человека и человечества? Я мог найти только один ответ (с нашей, христианской точки зрения): в Библии говорится о том, что человек создан по образу и подобию Божию. И чем ближе человек к своему Первообразу, тем ближе его цель, тем прекраснее и гармоничнее становится его жизнь, несмотря на возможные трудности, борьбу, жизненные трагедии, катастрофы и преодоления. Более того, сам процесс преодоления, сам процесс борьбы становится не какой-то теневой стороной нашей жизни, но именно очень важным рычагом для того, чтобы человек превзошел самого себя, каким он является ныне. Человек всегда должен иметь идеал, живой и реальный идеал. Это дается только при непосредственной встрече с самой Бесконечной Реальностью, когда нашему мышлению и сознанию даже недоступны представления о грандиозности вселенной! Мы можем в цифрах выразить огромность мироздания, но дух наш теряется, как Фауст перед духом Земли, которого он сам вызвал и перед которым он упал в страхе и ужасе. Возможно ли это?

Первоначально люди отвечали на этот вопрос так: возможно, но только когда дух человеческий разовьет свои индивидуальные границы, когда он сольется с Мировым Целым. Это была первая стадия, первая фаза, свойственная мистике Индии. Христианство отвечает на это по-иному. Оно говорит, что есть момент в реальной истории, когда Вечность Сама заговорила с нами. И Она доныне продолжает говорить с нами. Есть историческая точка пересечения бесконечного и вечного, бессмертного и смертного. Она называется Радостной Вестью, по-гречески – Евангелием. В этой точке молчащее неописуемое единство Вселенной заговорило с нами человеческим языком. Вот почему Пушкин называл Крест знаменем просвещения Европы. Потому что здесь произошло столкновение, встреча безмерного и ограниченного, нашего духа и Духа Бесконечного. И в этом суть нашей христианской традиции.

Без Евангелия ничего не было бы, за всем стоит Богочеловеческая тайна! Вот та самая встреча, которая раз и навсегда поразила простых людей. Простых крестьян, рыбаков, учеников Иисусовых, которые сказали Ему, когда Он их спросил: “Может быть, вы отойдете от Меня? Может быть, Мои слова слишком для вас загадочны и таинственны?” И они сказали: “Господи! Куда нам идти? Ты имеешь глаголы жизни вечной”. И Христос не оставил нам поэтому ни какой-либо книги, вроде Корана, ни каких-то скрижалей, как оставил Моисей, не оставил философских систем и великих произведений, как Платон, – Он оставил нам Себя: “Я с вами во все дни до скончания века”. Вот этим и живет христианская Церковь, которая сегодня существует среди вас и существует во всем мире, которая обнимает сегодня почти полтора миллиарда людей. Выросшая из маленького горчичного зерна! И не тем она сильна, что состоит из самых лучших, мудрых, из самых замечательных людей, а тем, что в ней заложен изначальный источник. Бессмертный источник! “Я не оставлю вас, – говорит Христос, – Я буду с вами”. Вот потому, что Он с нами – не в памяти, а реально, в живом общении – потому и выстояла Церковь в те трудные годы, когда на нее обрушивались и Римская империя, и преследования более поздних веков, и наше трагическое время, которое смело буквально целые пласты культуры. Но Церковь устояла. Конечно, она понесла тяжелые потери, но дух ее остался. Это не человеческая заслуга, мы это твердо знаем. Это есть исполнение все тех же слов Христовых: “Я с вами во все дни до скончания века”.

Видите ли Вы какие-нибудь возможности для восстановления истинной духовности наших людей?

Для христианина здесь только один ответ: мы должны вернуться к традиционным духовным ценностям, на которых вырастала культура в нашей стране и культура всех передовых стран мира. Без этих основ мы будем строить на песке. Я не говорю, что нужно пропагандировать религию. Само слово “пропаганда” мне противно. Оно наполовину замешано на лжи. Мы можем только выражать свое мнение, а каждый человек может добровольно что-то принимать и что-то отвергать. Никакого навязывания! Потому что Бог – свобода, дух – свобода, духовность – свобода, любовь – свобода. Можете себе представить любовь принудительную, как в романе Беляева, который, кажется, называется “Властелин мира”? О человеке, разработавшем аппарат, которым можно было вызвать любые чувства. И вот, желая влюбить в себя девушку, он нацеливал на нее этот аппарат, и она бежала к нему стремительно, сломя голову. И вы такой любви не захотите. И веры такой нам не надо. Все должно быть прекрасным и свободным.

Существуют ли, по Вашему мнению, неверующие люди, являющиеся полноценными личностями? В чем Вы видите принципиальное различие верующего и неверующего?

Во-первых, неверующих вообще нет. Никого! Каждый человек рождается с врожденным ощущением веры. Разница только в том, что один осознает и формулирует свою веру как некое мировоззрение, а другой инстинктивно верит. И только когда его прижмет очень, тут-то он и “выдает искру”. Но неверующих нет. Поэтому человек, не имеющий религиозного миросозерцания, может быть полноценной личностью. Потому что в нем эти токи религиозные все равно живут.

Более того, он впитывает их с традицией, впитывает с литературой. Даже в нашем обществе, которое было формально атеистическим, все равно в искусство это проникало через Достоевского, через Толстого, через Гоголя, через поэзию, музыку. Все наследие культуры русской и зарубежной подпитывало это полурелигиозное смутное миросозерцание. Все равно человек не перестает верить, что жизнь имеет смысл. Он чувствует это. Он может это как бы инстинктом ощущать. Если бы этого не было, он вообще не смог бы жить. Другое дело – размышлять над этим, создавать человеческие разумные определения, воплотить и отразить всю эту тайну – это совсем другое. Впрочем, я приведу вам смешную аналогию. Ребенок греется на солнышке, ему приятно и тепло. А физик не только греется, но выясняет, из каких элементов состоит Солнце, как далеко оно от Земли и так далее. Но оба получают от Солнца свет. Мы все дети Божии. Только одни знают это, а другие остаются как бы сиротами. Но это сиротство мнимое. Мы же все братья и сестры только потому, что у нас есть Отец. Не бывает братьев и сестер, чтоб не было отца. И у нас есть Отец. Поэтому, только поэтому, а не потому, что мы произошли от обезьяны или другого какого-нибудь почтенного животного. Этого недостаточно, этого совершенно недостаточно.