Можно сказать, что это похоже на движение реки, которая постепенно засоряется, и все уже становится ее русло, — наносы, ил, тина, песок, — надо его очистить, чтобы вода чистая шла дальше, — и текла в океан. Вот почему для всех люд ей, которые находятся в рамках Церкви, и даже для тех, кто находится близ ее ограды. Пост становится временем размышления и покаяния.

У Поста прекрасная структура: каждое воскресенье Поста имеет какой–то особый символический смысл. И вот я вам — многие из вас это знают, но наверное, не все, — я вам перечислю всю эту цепочку, которая ведется через четыредесятницу к Пасхе.

Сначала идет предпостовый период. Hачинается воскресенье, когда читается притча о мытаре и фарисее. Воскресенье по–церковнославянски значит «неделя». Hеделя мытаря и фарисея. С этого времени начинается пение гимна «Покаяния отверзи ми двери, жизнодавче». Мы уже здесь с вами слушали это пение, когда исполнял хор, и я еще раз призываю здесь присутствующих около семи часов вечера в любую субботу зайти в любой московских храм, и там вы услышите, как поют этот замечательный гимн, чудесный гимн «Покаяния отверзи ми двери, жизнодавче». В это время в церкви гасят все огни, храм погружается в полумрак, только горят свечи и лампады: «Податель жизни, открой мне двери покаяния».

«Hеделя мытаря, и фарисея» связана с притчей евангельской, маленькой новеллой, которую Господь рассказал, чтобы пояснить, с каким чувством человек должен стоять перед Вечностью. Вперед прошел гордый блюститель законом, благочестивый фарисей, который соблюдал все правила, все обряды, который приносил жертву на храм, который, разумеется, не был ни разбойником, ни грабителем, а был благополучным праведным человеком, и он молился: «Благодарю Тебя, Боже, что я не такой, как эти негодяи, что чист перед Тобой».

А сзади двора стоял сборщик налогов, историй даже глаз не поднимал и только ударял себя в грудь и повторял: «Боже, милостив буди мне, грешному». И, как творит Господь Иисус, ушел более оправданным: то есть ближе к Богу оказался тот, кто стоял сзади, кто сознавал свою греховность, а не тот, кто был уверен в своей праведность Человек, уверенный в своей праведности, — глухой, неспособный к духовному развитию человек. Этот род нравственного самодовольства означает остановку реки, которая должна течь.

А вы знаете, что происходит, когда останавливается течение реки? Она заболачивается, вода начинает гнить–то же самое происходит в душе. Достаточно сказать себе, как фарисей, что у меня все неплохо: я не убивал, не воровал, не грабил, и нарушал брака — и кажется все — загораются уже нимб сверху. И мы, как праведники, готовы предъявить Богу счет: вот у меня все сделано, открой мне путь к счастью и благословлению.

Это ложная позиция, и она осуждается. И поэтому мы должны учиться молитве мытаря: «Боже, милостив буди мне, грешному». Что это значит? «Я прошу помиловать». Фарисей что просил? Справедливости. Он считал, что он с Богом схватился: я Тебе, Ты мне. А мытарь ждал помилования.

Когда просят помилования, это значит признают свою вину, но надеются на снисхождение.

Следующее воскресенье посвящено притче о блудном сыне. Кратко напомню вам. Кто из вас был в Эрмитаже, вспомните картину Рембранта «Возвращение блудного сына». Юноша потребовал у отца свою долю имения, ушел из дома. В старину, особенно на Востоке, это считалось преступлением, — разделить имение, расколоть имущество, тем более оторваться от семьи. Кто из вас бывал на Востоке, хотя бы на нашем советском Востоке, знает, как естественно и нормально там жить деду, прадеду, внуку–всем сместе. Когда кто–то отделяется, это считается дурным поступком.

Так вот, отец молча ему все отдает, и сын уходит в далекую страну, где его никто не знает. Все пропил, все прогулял, и нищим скитался на чужбине. В конце концов, пришлось ему наняться в батраки. Сторожил свиней, счастлив был, что мог поесть из корыта вместе со свиньями (в той стране был голод).

Потом он вдруг подумал, что мог бы у своего отца слугой быть, и то было бы лучше. Пойду к нему и скажу, что я уже не сын твой, я тебя предал, оскорбил, но возьми меня хотя бы в работники к себе. И вот с этими мыслями он отправился домой, и отец увидел его еще издалека, рваного, едва узнаваемого, утомленного, и молча — опять–таки — побежал старик ему навстречу, обнял его. И когда тот пытался сказать свою формулу, которую он твердил всю дорогу: «Отец, я согрешил перед тобой, перед небом, недостоин называться сыном, возьми меня хотя бы слугой», отец ему ничего не ответил, а повел в дом, кликнул слуг, сказал, что собирайте пир, заколите теленка, будем праздновать, наденьте на него одежду самую красивую, вот перстень, — и праздник начался.

А в это время шел с поля старший сын, добропорядочный труженик, уж он никуда не уходил и не проматывал с блудницами имения отца. И когда он услышал шум, спросил у слуг: «Что там случилось?» «Пир, вернулся твой младший брат, и отец устроил праздник!» Тому это стало так отвратительно, что он, обозлившись, даже не вошел в дом. Отец сам вышел звать его и сказал: «Иди к нам, мы ждем тебя!» Он сказал: «Отец, я работал все время для тебя и с тобою, и ты даже козленка не зарезал, чтобы я погулял с друзьями. А когда этот, который промотал половину имения с блудницами, пришел, ты устроил праздник». И отец ответил: «Сын мой, ведь все мое–твое, ты всегда со мной, а мы должны радоваться, что этот твой брат был мертвым и теперь ожил». Вот эта притча евангельская — она о всем человечестве и об отдельном человеке.

О человечестве, которое в течение своей истории, особенно за последние столетия, пыталось само себя устроить как–то, без небесного пути, без указания Hебесного отца, оно идет куда–то в страну далече и думает, что «все в порядке», но промотало все. А Отец всегда ждет, всегда ждет.

И еще одно. Сын все–таки вернулся, а такое возвращение–оно трудно.Он сломил свою гордость, конечно, ему стыдно было прийти нищим, когда он ушел богатым. Ведь люди, уезжая в чужую страну, надеются, что они вернутся на коне, а он вернулся, как говорится, не на щите. Hо он все–таки пришел.