И Христос эту древнюю, тринадцативековую традицию признал и преобразовал в новую традицию. Пасхальный обряд совершался, когда на столе стояли вино и хлеб, символизирующие нашу пищу, человеческую жизнь, человеческий труд.

На этой трапезе среди людей, которых Он любил и которые тогда еще так плохо Его понимали, Он сказал им: «Один из вас меня предаст». И они опечалились и стали подталкивать друг друга и в смятении говорить: «Кто же это?» И каждый себя спрашивал: «Неужели я?» Но Он ничего не ответил. И только одному из них Он шепнул: «Тот, кому Я дам кусок».

Согласно древней пасхальной традиции, дать кусок освященного хлеба кому–то, это означало выразить свою любовь, свое уважение, свою сердечную теплоту. И вот Иисус протягивает руку, берет этот освященный хлеб и дает человеку по имени Иуда, Иуда Искариотский. Тот берет хлеб — знак дружбы и любви, и в этот момент в нем все вскипает. Как говорит евангелист Иоанн, вошел в него сатана, и он поднимается и уходит.

Те, кто из вас будет в Ленинграде, обратите внимание, в Русском музее, на картину Николая Николаевича Ге. Называется «Тайная вечеря». Там этот момент запечатлен с глубоким драматизмом. Христос, задумавшись, уже не смотрит на Иуду. Ученики непонимающе переглядываются. Иуда накидывает плащ и выходит на улицу. И слышит вслед слова учителя: «Иди и делай то, что ты задумал». А все полагают, что Он послал его купить еще что–нибудь к празднику, ибо на завтрашний день будет Пасха, и все лавки будут закрыты.

И когда он ушел, остались одиннадцать человек: в темной комнате, среди светильников, хлеб, вино.

Когда в древности народ Божий заключал Божественный священный Завет с Небом, то приносил в жертву ягненка и кровью его окроплялся весь народ в знак того, что теперь все кровные братья и сам Бог — участник этого торжества. Кровь, священная кровь жертвенного животного.

Ветхий Завет, древний завет, и гора Синай, и громы, и молнии, и народ в ужасе, который слушает грозные слова Моисея: «Я, Господь Бог твой, да не будет у тебя других Богов, кроме меня. Не сотвори себе кумира. Чти день, Божий день субботний. Чти отца и мать, не убивай, не нарушай брака, не клевещи, не завидуй». Эти слова впивались в сознание людей две с половиной тысячи лет тому назад. Ветхий Завет.

И вот Христос заключает Новый Завет. Уже с малым числом людей, но для огромного числа людей, даже не для одного народа, а для всего человечества.

И Он говорит: «Здесь нет крови жертвенного животного». Разламывает хлеб и говорит: «Вот это Мое тело». Разливает вино, и Чаша обходит учеников: «Это Моя кровь». Кровь, соединяющая учеников, тело Его, которое будет пронзено через несколько часов. Его смерть связывает Его с ними и их между собой. Он остается с ними навсегда. «Это творите в Мое воспоминание», — говорит Он.

«Творите в Мое воспоминание»… Не просто, как память о чем–то давно прошедшем, а «Я с вами во все дни до скончания века». Вот это присутствие Его является главным в таинстве благодарения. И с первых дней, когда совершилась Голгофа, когда Он умер и когда все они бежали, и потом удивительные пасхальные события развеяли их страх и положили начало христианской реке, которая потекла через материки, завоевывая страны, народы, всегда это поддерживалось прежде всего одним–единственным актом: ученики собирались, снова разламывали хлеб, и Чаша с вином снова обходила их. И Он снова был с ними.

Вот, дорогие друзья, в чем основа таинства Евхаристии — в присутствии Христа вместе с нами. Поэтому в древнеримских катакомбах это было. В огромных византийских храмах это было. Это было в высоких готических соборах, в пышных соборах стиля барокко, суровых храмах XIX века, это происходит и сегодня в храмах нашего города, во всех городах страны нашей, где есть церкви, — по всей земле, всегда.

И поэтому мы используем старинные одежды, старинные песнопения. Старое и новое здесь соединяются — сегодняшний день с древностью. Вечность не знает эпох, она смотрит на все с единой высокой точки зрения. Она остается с нами. И я убежден, что в этом–то и заключается сила и сущность и единственное основание христианства. Ибо Он говорит о Себе: «Я есть Альфа и Омега, начало и конец». И как бы ни был страшен престол, на котором стоит Чаша и дискос с освященным хлебом, какой бы ни была форма этой Чаши (бывают настоящие произведения ювелирного искусства), на каком бы языке ни звучал текст — на древнегреческом или церковнославянском — это всегда, по сути, одно и то же.

И какие бы ни были у нас процессии, крестные ходы, молебны, панихиды по убитым и умершим, какие бы ни были у нас торжественные события, скажем, венчание, крещение детей, множество традиций и обрядов — вся наша жизнь задействована в церковной традиции. Но Церковью все–таки остается Евхаристия как стержень и прочнейшее основание для богослужения.