Радостная весть. Сборник лекций
Христианство не отрекается от мира, а освящает в мире то, что соответствует высочайшим божественным задачам. Вы скажете, что это слишком высоко. Но это есть абсолютный идеал, потому что христианство только начало свой путь в мире, это только начало, потому что его «программа», назовем это так, развернута вперед на тысячелетия, на безмерные тысячелетия, и каждое столетие, каждая эпоха берет из христианства, из Священного Писания то, что она в состоянии воспринять. И мы, и наше время тоже берем лишь частично, тоже берем лишь тот аспект, который мы можем воспринять, на который мы отзываемся сегодня.
Христианство открыто на века, на будущее, на развитие всего человечества. Вот почему христианство способно постоянно возрождаться. Переживая самые тяжкие кризисы в истории, находясь на грани истребления, исчезновения физического или духовного, оно все равно снова возрождается. И не потому, что им руководят какие–то особенные люди, — нет, такие же грешные люди, как и все, а потому, что Сам Христос сказал: «Я с вами во все дни до скончания века». Он не сказал: Я вам оставляю такой–то текст, за которым вы можете слепо следовать. Ведь то, что написано в Библии, — это только отзвук Его, это отблеск Его личности через сознание и мысль Его учеников. Он сказал: «Я с вами…» Он не сказал, что с нами какие–то писания, скрижали, какие–то особенные знаки и символы… Он ничего этого не оставил, но Он оставил только Себя.
Поэтому не людьми и не человеческой силой определяется победоносность христианства, а именно тем, что оно приходит к нам из другого мира, совсем из другого мира… но в мир наш. Его уникальность заключается и в том, что своей универсальной силой оно может впитывать все, что есть прекрасного в человеческих учениях, религиях и философиях, и что его здание настолько велико, что там найдется место всему. Но осуществляется это проникновение постепенно и далеко не сразу и не всюду. Были народы, которые принимали христианство, но были не готовы — не готовы его усвоить, и тогда приходило время, и они принимали ислам. Ислам — тоже монотеистическая религия, отражающая более раннюю стадию сознания, и она была для них более подходящей. И вот поэтому, скажем, на восточных берегах Средиземного моря мы находим теперь ислам там, где в первые века было христианство. Не обязательно это связано с завоеваниями: ислам распространяется также и в целом ряде государств Африки.
Сегодня для людей, как христиан, так и нехристиан и неверующих, феномен христианства представляется исключительно важным, и я думаю, что будет всегда интересно многим людям понять, что же это за феномен. Что он в себе скрывает? В чем его тайна? Что означают слова «Иисус Христос» и «Евангелие»? Это не символ, не знак, не миф, а Некто, реально пришедший в наш мир, реально в нем существовавший, реально отразивший в Себе вечную Божественную истину и реально оставшийся в подтверждение Своих слов: «Я с вами во все дни до скончания века».
Лекция была прочитана в июле 1988 г. в Москве
ХРИСТИАНСТВО И ТВОРЧЕСТВО
Выступление на художественной выставке «Метасимволизм» творческого объединения «Колесо»
5 февраля 1989г. (фонограмма)
Наша с вами сегодня встреча очень как бы созвучна вот тому, что мы здесь видим: плоды ваших трудов, размышлений, усилий страданий, Тема наша — христианство и творчество. Почему мы такую тему взяли? Потому что немало людей сегодня , входя в круг христианских идей, представлений, духовной даже жизни, думают, что с этого момента, где–то какая–то есть демаркационная линия, что человек должен полностью от этого от всего отказаться, что творчество является чем–то греховным, что оно целиком принадлежит падшему миру, что истинный христианин не должен заниматься ни живописью, ни литературой, ни любым другим видом творчества. Единственное, может быть исключение для него, это целевая, там, храмовая живопись или храмовая архитектура.
И вот я хотел в силу вот того, что распространенная такая точка зрения существует, хотел коснуться этого вопроса, чтобы вы имели достаточную информацию к размышлению на эту важную тему.
Ну… вопрос первый. Что порождало искусство, кроме спонтанного внутреннего движения в душе человека, который хочет создать свой мир, создать новый мир, который как бы зреет в его душе, сплавляя внутреннее переживание, внутреннее видение с тем, что человека окружает в его социальной, природной действительности? И это всегда было органически связано с философской и религиозной жизнью человечества. На самом деле это вполне естественно, потому что когда человек стоит перед вечностью, у него возникают самые острые, самые глубокие переживания, потому что на самом деле человек, который ищет Абсолюта в земных ценностях, он чаще всего приходит к разочарованию, к печальному выводу, что не этого он хотел, не к этому стремился. Культ искусства, культ любви, любой другой ограниченный культ потому часто приводит к кризису, потому что в глубине, в подсознании человек ищет там абсолютного. А в земном, тварном, человеческом мире абсолютного нет, оно лишь частично воплощается.
Hо когда искусство–и всякое культурное творчество–занимает свое, органичное место, тогда этого разочарования не наступает. Hету иллюзии и нету катаклизма внутреннего. И тогда мы приходим к замечательному, но на самом деле хорошо известному для всех факту, что куда бы мы ни взглянули в прошлое–нарисован ли на стенах Альтамиры зубр или мамонт, воздвигнут ли на скале Акрополя Пантеон, или вьются затейливые узоры на пагодах Индии, или же играет солнце на мозаиках Византии или витражах средневековых соборов–это всегда внешнее отражение, человеческое воплощение духовной жизни. Это всегда феномен — от глубинного религиозного ощущения. Как человек видит (внутренне) себя, вечность, окружающую природу, так он и строит свой дом, храм, картину, даже предметы обихода. Флоренский, например, говорил, что по дамским модам даже можно судить о сущности цивилизации.
Во всех сферах проявляется вот это духовное ядро. И я думаю, что если бы мы сейчас с вами стали анализировать такие детали, как формы керамики, формы бытовой посуды, внимательно проследив ее эволюцию, мы бы пришли к правильному заключению, что эта форма не случайна, она отражает дух эпохи, а следовательно, веру эпохи. Странно? Hо это так. Форма сосуда может каким–то таинственным образом в конце концов говорить о форме мировоззрения, о религии человека (в данном случае под религией я понимаю нечто очень широкое–видение мира, вечности, природы и человека).
Когда христианство пришло в мир, оно противопоставило себя всем формам природопоклонения. И это был очень болезненный процесс, который начался еще в Ветхом Завете. Ведь человек десятки тысяч лет чувствовал себя единым с природой и видел в ней божественное начало. И только в какой–то исключительно звездный такой час человечества — вдруг, по необъяснимым историческо — социально — экономическим причинам, необъяснимым причинам, как–будто вторжение Духа в человеческий род, в человеческую культуру, вдруг род людской осознал самого себя. Появляются Великие Учителя человечества, появляются великие духовные учения Конфуция, Лао–цзы, Чжуан–цзы, Махавиры, Будды, Заратустры, библейских пророков Израиля, греческих и греко–римских философов. Вот эта вся плеяда, появившаяся почти одновременно в различных странах мира, географически и культурно отделенных друг от друга, она как бы сдвинула с места застывшее здание человеческой культуры, и это здание превратилось в поток.