Радостная весть. Сборник лекций

— Иногда я вижу будущее и каждый раз пугаюсь этого. Что это? Как это объяснить?

— Я знал одну женщину, которая постоянно видела события, которые должны были происходить через месяц. Так она видела своего будущего мужа, так она увидела какого–то ребенка погибшего. Она помогала искать пропавших детей. В чем тут дело? Это очень трудно нам осмыслить, но попытайтесь. Представьте себе хотя бы в малейшей степени то священное измерение, где времени нет, — а ведь божественное измерение именно таково. Условно говоря, в нем все, что совершается на земле видится целостной картиной. Не последовательное движение событий, а целостная картина. Из этого видения как бы некое поле сходит на человечество частично. Отсюда возможность пророчеств, предсказаний, которые были всегда известны в истории человечества.

Многие люди имеют спонтанные способности как бы подпрыгивать над временем, спонтанно — это не от нас зависит и видеть то, что еще должно произойти. То есть чуть–чуть подниматься в измерения, где будущее уже есть. Если вы не видите сразу всего процесса, вы видите отрезок, значительно больший, чем ваш опыт в этой реальности. Ничего страшного, ничего, так сказать, тяжкого, дурного в этом нет. Этого надо не бояться, а просто знать, что это свойство индивидуальное: как говорят. Лев Толстой видел инфракрасные лучи, которые человек обычно не видит. Это свойство вашей души. Только используйте его во благо. Это ваш дар.

Лекция была прочитана в ноябре 1990 г. на курсах врачей по обучению методам нетрадиционной медицины

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ

БЕССМЕРТИЕ ДУШИ

Первая лекция из цикла «Жизнь после жизни», прочитанная в ДК Серафимовича 8 декабря 89 г.

(фонограмма)

То, о чем мы будем говорить сегодня, касается каждого человека. Можно забыть о краткосрочности и быстротечности жизни, но рано или поздно она напомнит о себе.

Когда человек ставит перед собой высокие идеалы, цели большие, он часто забывает о том, насколько коротка наша жизнь. Очень многие люди с какой–то агрессивной радостью пытались и пытаются теперь отыскать научные аргументы, ниспровергающие древнее учение о том, что человеческий дух неразрушим. Между тем, это стремление к уничтожению, это стремление лишить человечество самой сокровенной, самой задушевной, самой древней надежды напрасно выступает под лозунгом, девизом научности, потому что все этапы цивилизации, все общества имели эту мысль, эту идею и эту веру.

Когда археологи открывают древние захоронения людей каменного века, они находят их, тех древних людей, похороненными в позе младенца в утробе матери своей. Тем самым древние люди как бы хотели сказать, что после физической смерти начинается иная жизнь. Древние религии Египта, Вавилона, Индии, Греции всегда стояли на твёрдой почве иммортализма, бессмертия души.

Это соборный, коллективный опыт всего человеческого рода. Для древнего египтянина иная жизнь была подобна этой жизни. Тем не менее, человек в той, иной жизни отождествлялся с высшими существами, с богами, и его натура переживала некую таинственную трансформацию.

Иные цивилизации представляли себе посмертие унылым и мрачным. Напрасно нам пытаются внушить, будто идея бессмертия родилась из страха, как утешение. Посмотрите, что говорит о посмертном бытии Гомер? Думаю, что большинство из вас, здесь присутствующих, когда–нибудь, хотя бы в юности, читало «Одиссею». Если так, то вспомните, какое сумрачное царство, наполненное этими несчастными духами. Однако они живут, однако они существуют. И в той же греческой религии впоследствии возникает мысль о раздвоении личности человека в посмертии. Какая–то часть его идёт в мрачный Эреб, а какая–то часть оказывается в ином, светлом мире.

Для индийского сознания личности не существует. Есть только одна сверхличность — это божественное бытие, всплесками которого являются личности наши. Рождаясь на короткое мгновение в мир, они уходят опять, погружаясь в сверхбытие. И только если жажда жизни, привязанности мирские, воздаяния кармы влечёт их снова на землю, они воплощаются вновь в других живых существах или в людях. Тем не менее индиец всегда понимал, что смерть — не конец.