Единственное, чем Церковь не могла поступиться, — это святостью Евхаристии: ни в случаях все чаще повторяющихся «смешанных» браков, ни в необходимых компромиссах по вопросу о второбрачии, брачущиеся не могли быть допускаемы к общей евхаристической чаше. С другой стороны, церковный брак, приобретая формально гражданское значение, стал все более и более переживаться как акт, отдельный от Евхаристии. Начиная с Х века особый чин венчания, совершаемый независимо от воскресной литургии, вошел в повсеместное употребление, хотя, по–видимому, он был обязателен только для свободных граждан империи, поскольку только они допускались к гражданскому брачному договору. Крепостные и рабы, не имеющие юридических прав, не могли заключать и законных браков. Правда, христианское сознание Византии не могло долго допускать вопиющей и с христианской точки зрения никак не могущей быть оправданной несправедливости: император Алексей Комнин (1081—1118) издал новеллу, сделавшую церковный брак обязательным и для рабов.

Устанавливая чин бракосочетания отдельный от Евхаристии, Церковь не утеряла сразу сознания внутренней связи между брачным единством «в плоть едину» и Таинством Тела и Крови Христовой. Сохранившиеся древние тексты этого чина включают причащение брачущихся — «если они достойны» — запасными Св. Дарами после возгласа священника «Преждеосвященная Святая святым» и при пении причастна «Чашу спасения прииму» (см. служебник Х века, Синайская рукопись. А.А. Дмитриевский. Описание литургических рукописей. II. Киев, 1901, с. 31). Чин венчания, включающий причащение запасными Дарами, был принят в Церкви до XV века: он встречается и в греческих служебниках XIII века и в славянских рукописях XV века.

В тех случаях, когда брачущиеся не были «достойны» причащения Св. Тайн, то есть когда брак не соответствовал церковной норме, они причащались только общей чаше вина, благословляемой священником. Эта форма чина сохранилась до нашего времени и стала единственно употребляемой. Но и наш современный чин бракосочетания сохраняет следы его древней евхаристической формы: он начинается, как и литургия, с возгласа «Благословенно Царство» и испитие из общей чаши предваряется пением «Отче наш». Более того Церковь явно сохранила сознание, что Евхаристия есть истинная «печать брака»: браки, заключенные до крещения, то есть не связанные с Евхаристией, почитаются «не бывшими» для христиан. Новокрещеный может вступить во второй брак с христианкой и быть допущенным к рукоположению в священный сан как единобрачный (Апостольское правило 17). Но если нехристианская чета примет вместе крещение и Евхаристию, то есть вступит в Церковь, то обряд венчания над нею не совершается: совместное причащение есть церковное закрепление гражданского, естественного брака, заключенного вне Церкви.

В наше время, когда Церковь почти нигде не обладает юридическим правом «узаконить» брак, возвращение к древней церковной практике и дисциплине возможно и желательно. Евхаристия должна вновь стать печатью, дающей христианскому браку его подлинный смысл, и нормой, вне которой таинственность брака может быть только ущербленною.

VIII. Условия бракаХристианский брак есть тайна любви — любви не только человеческой, но и божественной. Признание брака Таинством предполагает возможность преображения человеческой, тварной любви в вечный союз, не расторжимый даже смертью. Начиная обряд бракосочетания возгласом «Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святого Духа», священник свидетельствует о том, что взаимная привязанность жениха и невесты, а также юридический брачный договор, заключенный перед гражданскими властями, превращается постольку, поскольку человек может это принять в тайну божественной и вечной любви. Не случайно новозаветное учение о браке, о котором была речь выше, стоит в связи с учением о воскресении и о вечной жизни.

Но, ставя перед человеческим сознанием вечную, предельную цель, Церковь не игнорирует тех практических, повседневных условий, при которых молодые люди знакомятся, сближаются и наконец решают свою судьбу. Призванный жить на небе человек живет пока что и на земле; очень часто он принимает самые важные решения своей жизни, сам того не замечая, просто следуя «течению », живя «как все». Именно поэтому Церковь во все времена вырабатывала правила, охраняющие, хотя бы внешне, основной смысл христианского брака в конкретных условиях человеческой жизни. Эти правила не являются целью в себе;

они не заменяют того, что составляет само содержание брака, — любовь, только направляют брачную жизнь в правильную сторону, предохраняя ее от последствий греха.

Первое условие истинно христианского брака — это свобода выбора, и эту свободу пытаются предохранить древние каноны. Брак, заключенный в условиях нравственного или физического насилия, является недействительным (св. Василий Великий, правила 22 и 30), и лица, виновные в совершении насилия, подвергаются отлучению (IV Вселенский собор, правило 27). Другие канонические тексты требуют достаточно длительного промежутка времени между обручением и венчанием, хотя в настоящее время оба обряда совершаются обыкновенно в один день. С точки зрения гражданского закона в Византии и в Древней Руси обручение влекло за собой все обязательства, связанные с браком (особенно в отношении собственности). Четко разделяя обручение и само таинство брака, Церковь различала земной, социологический и юридический смысл брака от вечного, таинственного союза по образу Христа и Церкви: именно потому, что брак есть таинство, он требовал подготовительного, пробного договора в виде обручения, охраняющего полную сознательность и свободу при вступлении в брак. Одностороннее нарушение обручального договора почиталось равносильным прелюбодеянию (VI Вселенский собор, правило 98).

Но далеко не все древние правила и тем более императорские законы отражают высший христианский идеал брака. Многие древние правила отражают быт давно прошедшей эпохи и фактически потеряли силу в современной церковной практике. Вряд ли кто–либо сочтет справедливым византийское законодательство, допускавшее законный брак в возрасте 14 лет для мужчин и 12 лет для женщин. В этом пункте современные гражданские законы и церковная практика гораздо более требовательны. Но в других отношениях древние каноны проявляют трудно объяснимую суровость, например в отношении браков между родственниками или свойственниками.

В иудействе браки между близкими родственниками, даже двоюродными, допускались и даже поощрялись. Римское право запрещало браки в разных поколениях (например, между дядей и племянницей), но допускало брак между двоюродными братом и сестрой. Только в христианстве началось очень строгое ограничение браков в кровном родстве, но также, по менее понятным причинам, и между свойственниками. Так, отражая законы императоров Феодосия и Юстиниана, Шестой Вселенский собор («Трулль–ский») постановил: «Если кто женится на дочери своего брата, или отец и сын на матери и дочери, или отец и сын на двух сестрах, или два брата на матери и дочери, или два брата на двух сестрах, пусть будут подвержены семилетней епитимий по расторжении их беззаконного супружества» (канон 54).

Возможно, это правило было вызвано пастырскими соображениями: добрые отношения свойства могут быть нарушены недоразумениями и трениями, связанными с брачными намерениями между членами расширенной семьи свойственников (в древнем обществе несколько поколений одной и той же семьи часто жили вместе). Но более вероятно влияние римского правового принципа о степенях родства или свойства: по этому принципу муж и жена рассматривались как одно лицо, а поэтому брак вдовы и брата умершего мужа рассматривался как брак в первой степени родства, а брак двух братьев с двумя сестрами предполагал, что одна из пар заключила брак во второй степени родства. Гражданские законы императоров запрещали браки вплоть до седьмой степени: именно этим абстрактно юридическим принципом руководится 54–й канон Трулль–ского собора. Ясно, что в современной практике браки между свойственниками разрешаются без затруднения. Церковь не связана теми канонами, которые определялись устарелыми юридическими категориями или общественными принципами. Единственно, в чем пастырская ответственность Церкви остается обязательной, — это опасность генетическая, заключающаяся в браках между лицами, состоящими в близком кровном родстве.

Подобный же абстрактный принцип лежит в основе гражданского законодательства императора Юстиниана (Кодекс V,4) о так называемом «духовном родстве». «Духовное» родство устанавливалось при восприятии новокрещеного у купели: «крестные» родители вступали в «духовное » родство с воспринимаемым ребенком, его родителями и всей его семьей. И к этому «духовному» родству прилагался принцип о невозможности заключения браков до седьмой степени родства. Так, тот же Трулльский собор запрещает браки не только между восприемниками и воспринимаемыми, но и, например, между восприемником и матерью воспринимаемого в случае ее вдовства (канон 53). Возможно, и в этом случае помимо абстрактного юридического принципа играла роль пастырская потребность отгородить чисто духовную ответственность восприемников. Но, опять же, в этом правиле не затрагивается, ни в какой мере, догматическое учение Церкви о браке, а поэтому церковная «икономия», то есть забота о благе Церкви и всех ее членов, должна быть единственно руководящим подходом к отдельным случаям пастырского руководства.

Формальные правила и законы, основанные часто на давно отживших условиях жизни древнего общества, не должны затмевать в современной церковной практике главной ответственности священников, родителей и вообще всех церковных людей за соблюдение великого, освобождающего и преображающего христианского учения о природе брака. Брак не становится христианским через внешнее соблюдение правил и законов; христианский брак возможен, только когда муж и жена соединены не только взаимной любовью, но, в первую очередь, жизнью во Христе. Именно поэтому древняя Церковь считала, что евхаристическое причащение, то есть приобщение к новому человечеству во Христе, есть «печать» брака. Вне единства веры во Христа нет христианского брака, нет таинственного предвосхищения Царства Божия, хотя могут быть, по–человечески, любовь, красота и радость.

Поэтому вера во Христа и жизнь в Церкви и являются, собственно, единственными «условиями» христианского брака. Все остальные, формальные условия проистекают из готовности мужа и жены быть христианами и членами Церкви.