В чем же все–таки состоит воспитательный характер Божией заповеди? Он состоит в вышеизложенной, ей свойственной, этической педагогике, которая готовит человеческий ум к более глубокому познанию Истины и просветлению. Она также воспитывает и учит человека благословенному и правильному подходу к природе в целом, с которой человек органически связан и самим своим рождением и историческим бытием. Без правильного отношения к тварному миру, в котором человек живет, без установления правильного отношения ко всему творению, также как и без познания его смысла, человек не только не способен познать самого себя, но и не в состоянии разгадать и достичь цели своего собственного существования. Это «благословенное употребление вещей» обусловливает воспитание и возрастание человека вместе со всей природой, но не ограничивает их в ее рамках. Оно свидетельствует и подтверждает, что человек является «природным» существом, но не ограниченным ей. Человек и природа сотворены благословением Божиим и тем же благословением и заповедью они открыты для непрерывного роста и перерастания самих себя в новые божественные бесконечности. В современном, так называемом, научном подходе к природе, и от него родившемся педагогическом натурализме, человек находится в постоянной опасности потерять именно это чувство именно этой открытости человека и природы и их общего вечного горизонта. Неблагословенное употребление себя и природы, точнее — злоупотребление, как раз состоит в этом самовлюбленном замыкании человека на себе, потребительском отношении к природе, существовании в этих замкнутых границах. Такое ограничение неминуемо ставит непреодолимые границы и воспитанию, на эти границы осуждена не только человеческая природа, но и вся историческая деятельность, и следовательно та, которая касается воспитания и образования.

Наконец, божественная заповедь воспитывает и своим сокровенным внутренним содержанием. Божественная тайна присутствует в заповеди и влечет своей глубиной и красотой, таинственно, изнутри возрождая и перерождая своим благодатным присутствием и действием, ум и сердце человека..

Воспитательный характер божественной заповеди заключается, как мы уже сказали, и в воспитании через ее исполнение, человеческой свободы для уподобления ее божественной воле и свободе. Заповедь была и остается своего рода распятием человеческой свободной воли и, таким путем, ее созревание и утверждение в Добре. Рассмотренная таким образом заповедь, раскрывает и свой крестоносный характер, она — первое испытание и крест для человека. Через нее, еще в Раю, была предуказана тайна Креста и то, что Истина требует восхождения, свободного подвига, свободного выбора. В возможности этого свободного выбора сокрыто истинное человеческое достоинство. Только вкладывая свой труд, человек приближается к обожению, к соединению со Святой Троицей, достигая таким образом, конечной цели и воспитания и всего своего исторического делания. Свобода воли, таким образом, раскрывается как корень истинного человеческого развития и роста, но с другой стороны, как мы увидим дальше из нашего изложения, как корень помрачения и гибели человека, как причина его обезбожения.

После этого краткого введения мы перейдем к более широкому изложению перечисленных основ православного воспитания. В заключение заметим, что целью этих очерков не является изложение систематической теории воспитания, но лишь краткое обозрение основ христианского воспитания.

ГРЕХОПАДЕНИЕ КАК ПОТЕРЯ ОБРАЗА

Одна из основных истин христианской антропологии — библейское учение о грехопадении прародителей. Согласно этому учению, лучше сказать, благодатному опыту, состояние, в котором находится человек и его природа в исторической данности — состояние противоестественное. Исторически мы сталкиваемся с падшим человеком; знание о неиспорченном человеческом образе, о том, каким он вышел из рук Божиих, мы черпаем в Откровении. Исторически ощутимо и очевидно — тот первозданный человеческий образ, снова нам открывается и сияет только в тайне Богочеловека Христа. Но и явление Самого Христа, связано с грехопадением и последующим освобождением человека от падшего состояния, ради возрождения в человеке первозданной боготканной красоты его существа. После грехопадения человека, Сам Бог, помимо Творца и Промыслителя, становится педагогом. Цель Божественной педагогики — спасение человека от греха и его последствий. Спасение это возврат человеку его первозданного (первобытного) здоровья, и возможно это только с помощью божественной педагогики и собственного подвига в ее усвоении.

Богоподобие даровано человеку в самом сотворении «по образу и подобию Божию», эта потенциальная богочеловечность и церковность его существа, были помрачены и повреждены грехопадением. Так стало необходимым, чтобы в Божественный Промысл о человеке и мире, вошел еще один, исключительно важный аспект, как предпосылка достижения первоначальной цели творения. Это аспект сотериологический. Спасение, означает выздоровление от болезни, и избавление от ее последствий. Если воспитание пренебрегает тем трагическим состоянием, в котором оказался человек, и не имеет сотериологического характера, оно никогда не сможет открыть и вернуть истинную полноту человеческого лика (образа), оно неизбежно потерпит поражение, сталкиваясь со все новыми, неожиданными глубинами человеческой природы, в действительности противными ей, но все же ей присущими и имеющими видимость истинности.

Каковы же они, эти «темные глубины» человеческой природы и откуда ? Они берут свое начало в злоупотреблении свободной волей, в ее противоестественной, противоприродной направленности. В свободной воле заложено и человеческое достоинство, и в ней же заключен человеческий трагизм. Противоестественная направленность свободы порождает зло и тьму. Это говорит о том, что зло не является природой существа, оно только состояние, в котором оказалась или может оказаться природа разумного творения. Такое библейское понимание свободы как главного источника и корня всего, что происходит с человеком и окружающим его миром, имеет исключительное значение; истина, что зло и тьма не принадлежат природе разумных существ, равно как и природе всего тварного мира, будит в человеке неистребимую надежду и оптимизм, что зло, как бы оно не разрослось, не абсолютно и не неискренимо. Природа может одержать триумф над тиранией зла и не–природы, конечно, только свободным возвращением к первозданному состоянию.

Этот оптимизм, однако, не должен быть наивным и поверхностным, не должен недооценивать реальной силы зла и власти тьмы над человеком, необходимости непрестанной борьбы с темными глубинами в человеке и мире. Потому что, хотя зло по своей природе противоестественно для тварного существа, ибо оно есть небытие, разрастаясь становится, пусть ложной, но, своего рода, второй природой творения. Как таковая, она приобретает огромную силу в максимальном использованием и злоупотреблением в темных целях, динамизма богоданных энергий и сил, которыми одарена природа всех существ, особенно разумных. Вот, что говорит об этом Максим Исповедник — «Зло есть бессловесное движение (направленность — авт.) природных сил, на основании неправильной оценки, на нечто вне цели». В человеке таится огромная сила, устремится ли она в неверном направлении она может причинить неизмеримое зло, так как же и принести бескрайнее благо, если будет направлена верно.

Природа, с ее динамизмом, не может быть истреблена, но может быть злоупотреблена. По Св. Афанасию Великому, человек, по природе существо динамичное («добродвижное»), не прекращающее двигаться и действовать даже когда отвратиться от добра. Но тогда оно уже не движется добродетельно, богонаправлено, а будучи не в состоянии остановиться, думает, что этим действием спасает и сохраняет свое достоинство, забывая, что не создано для движения вообще, но только для движения в том направлении, в котором должно двигаться (Логос ката Эллинон, 4).

Сущность человеческого исторического падения, состоит именно в этой, неправильной направленности человеческих сил. Помрачение и расслабленость их, происходят из–за этого неверного, непопадающего в истинную цель движения, которое, в конце концов, становится бесцельным. Согласившись с дьявольской ложью о Боге и Его заповедях, утратив таким образом доверие к Богу и близость к Нему, Адам и Ева неминуемо изменили и отношение к окружающему их творению, уже его сладостью пытаясь заменить потерянную сладость богообщения. Человек — существо, которому свойственны три основных экзистенциальных потребности — потребность в пище и общении, жажда прекрасного и жажда знаний. Все они одновременно проявляются в тот момент, когда Ева приняла в сердце дьявольскую ложь и преступила заповедь. Вот как книга Бытия описывает внутреннее созревание греха в Еве, ее помрачение, представленное дьявольской хитростью, как просветление и истинное знание (в этом описании дан глубокий психологический анализ зарождения и развития человеческого греха, во все времена) — «И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела и дала также мужу своему и он ел«(Быт. 3,6). Дьявол, предлагая человеку пищу, красоту и знание, предлагает ему то, без чего человек не может быть человеком. Помрачая же в нем благодатный дар различения временного и вечного, он подменяет истинные пищу, красоту и знание фальшивыми, нетленное — тленным, жизнь — смертью, свет — мраком. Сладость, красота и познание чувственного мира, созданы для того, чтобы благодаря правильному их применению, быть предвкушением вечной божественной сладости, красоты и знания, а превращенные дьявольским обманом в самоценность, без Божьего благословения в себе, без «Слова Божьего, которое исходит из уст Божиих»( Мф. 4,4), дающего смертному бессмертие, они становятся источником человеческой трагедии, помрачения и безысходного умирания. Человек как разумное существо, призванное быть хозяином своей природы, становится ее рабом. Любовь извращается, превращаясь в похоть, божественное достоинство — в бесовскую гордость и себялюбие; церковность и благодатная общность, в эгоистичную самоизоляцию, трепетный страх Божий — в чувство вины и ужас смерти. Дарованная Богом потребность обожения, как высшей цели жизни, проявляется как изуродованная жажда самообожествления, основное свойство которой — бесовская ненависть к благодати (Владимир Лосский). Эти жажда самообожествления, ненависть к благодати и есть корень греха и человеческого падения. Безблагодатное обращение к чувственным удовольствиям, отчуждает падшего человека от вечного Хлеба жизни, в раю дарованного и открытого в Древе жизни. Природную силу (ката фисин) стремления ума к Богу, человек ограничивает чувственностью (ти эстиси), делаясь слепым калекой и получая от чувственного мира противоестественные (неприродные — авт.) удовольствия. Но, не по той причине, что сам чувственный мир противоестественен сам по себе, а потому, что помрачившийся умом, падший человек, исказил свое отношение к этому миру. Богоподобная красота человека и мира, утратив свой истинный источник и русло, т. е. потеряв связь со своим Первообразом, свой анафорический (возвышающий) характер, превращается в то, что на святом библейском языке называется «похотью очес» ( ср. Мф. 4,8–10; 1 Ин 2, 16–17) и бесовскую прелесть, которая чудовищным образом демонизирует и помрачает человеческую совесть и сознание. Таким образом, мир, который в глубине своей — «место», где явлен Бог, и красота, которая открывает в себе красоту Божию, становятся стеной между Богом и человеком, местом человеческой помраченности и безвозвратной потерянности. Никто так прозорливо и глубоко не определил это состояние падшего человека, как Ап. Павел в послании к Римлянам. Выделяя прежде всего то, что все невидимое в Боге — Его сила и Божество, от создания мира рассматриваются и созерцаются в творениях, и говоря о падших людях, отказавшихся от такого отношения к свету, добавляет: «Но как они, познавши Бога, не прославили Его, как Бога, и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце: Называя себя мудрыми, обезумели. И славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся -, То и предал их Бог в похотях сердец их нечистоте, так–что они осквернили сами свои тела;Они заменили истину Божию ложью и поклонялись и служили твари вместо Творца, Который благословен во веки, аминь.» (Рим. 1, 20–25).

Человек, призванный путем троичного синергизма, очеловечить, а затем обожить более несовершенный неорганический и органический животный мир, грехопадением сам уподобился животным, ожесточил свое сердце. Изменение образа жизни и стремлений, неизбежно вызывает изменение в образе мыслей и чувств. Забыв природное добро, душа старается возместить его похотью и страстями; утратив свое божественное достоинство, меняет его на гордость житейскую (1 Ин. 2, 16–17, Быт. 3,6) и праздное знание, которое надмевает (1 Кор.8,1)

После грехопадения, в последующей греховной жизни, человек утратил памятование, сокровенное воспоминание о Боге и о себе самом. В этом глубоком беспамятстве и состоит весь трагизм целокупного человеческого чувственного и умственного знания; в нем и корень не познания и не знания Бога, и греховного отношения к Божиим творениям. По преп. Максиму Исповеднику, именно на такое незнание, самолюбие («бессловесную прилепленность к телесности»), подчиненность тирании страстей (от которой рождается желание господства над другими людьми и существами), опирается демоническое зло в человеческой и мировой истории. Но грех не разорил и не уничтожил человеческую природу полностью, жажда истины, красоты и добра не исчезла, но была направлена не в то русло. Память, из которой изглажен образ единого Бога, или рождает ложных богов, или погружается в безумие безбожия, или превращает Божие творение в идола. Если проанализировать по порядку все умные и душевные силы человека, можно увидеть, что каждая из них расслаблена грехом и больна, а человек превратился из богообразного в обезображенное существо. Естественно, что и дела такого обезображенного человека, должны были стать и стали без–образными делами, его знание — праздным и ложным знанием, его богослужение — идолослужением, его общность — отравленной мертвящим духом алчности, себялюбия, самости.

После этого краткого описания состояния, в котором оказалась природа падшего человека, нам становится понятно и очевидно, почему христианское воспитание и образование немыслимы без сотериологического аспекта.