Каким образом может быть связана православная Литургия, с этими беспокойными поисками современности, в которых раскрываются основные законы бытия, его земная и потустороняя трагика? Сразу нужно признать, что Литургия, кажется современному человеку, каким–то ископаемым осколком прошлого, экзотичным своей архаикой, но чуждым ритму его жизни.

Действительно, если Литургия это только религиозный ритуал и культ, тогда, в контексте важнейших вопросов человеческой жизни, совершение ее (занятие — досл.) совершенно беспредметно. Между тем, она есть нечто совсем иное, чем может показаться кому–то на первый взгляд. Она много глубже — в ней сокрыта и вся тайна Церкви, и раскрыта полнота христианского понимания жизни.

Христианство имело и имеет только один ответ на всякий бытийный экзистенциальный человеческий вопль, в особенности, когда речь идет о поиске лица другого и общения с ним — Литургию с Евхаристией в своем сердце. Литургия, это историческое открытие тайны жизни, как тайны общения и радостной встречи лицом к лицу, в которой истоки гармонии бытия и его всеединства.

Чтобы христианский ответ на это бытийное человеческое смятение стал понятен, прежде всего нужно пояснить, что значит общение, поиск лица другого, в котором так нуждается человек. Самым простым было бы объснение, что речь идет просто о совместной жизни и о потребности в ней. Но чтобы эта совместная жизнь удовлетворила человека, она должна стать общением, возникающим не просто из родственных уз, общих интересов или случайных временных обстоятельств жизни. Человеку необходимо вечное, а не временное присутствие другого. Чтобы это присутствие стало истинным и реальным, оно должно быть чем–то большим, чем случайное внешнее присутствие, которое, или удовлетворяет временные потребности человека, или становится источником страдания и муки. Человек ищет присутствия другого как собственной внутренней полноты. Если же человеческий голод присутствия другого неутолим и вечен, то и само присутствие должно быть вечным. Всякое исчезновение другого или невозможность общения с ним, рождает в человеке муку или смерть.

Какова первая реальность, с которой соприкасается человек с момента своего рождения? Это лицо матери и природа. Совершенно естественно, поэтому, что он ищет своей полноты, истины о себе, самоутверждения, в том, с чем он сталкивается, от чего рождается и с чем общается. Но рано или поздно, наступает момент осознания непостоянства природы, её несовершенства, с одной стороны, и исчезновения, потери матери, брата, любимого человеческого лица, с другой, после чего остается лишь счастливое или мучительное воспоминание об ушедшем.

Что это значит? — Это значит то, что поиск полноты бытия и вечности общения только в смертной твари и в человеческой плоти — дело безумцев и чудовищный бесовский соблазн. Потому что голод вечного созерцания лица другого — это голод вечной жизни, бесконечности, и хлеба жизни. Следовательно все, что носит в себе зародыш смерти, не может утолить его.

Поэтому, Христос отвергает первое предложение Сатаны в пустыне — превращения камней в хлеба, ради насыщения и собирания человеческого рода вокруг себя, с помощью такого тварного, а значит смертного, хлеба. Это искушение, не было только искушением Христа. Оно, в виде похоти плоти, похоти очес и гордости житейской, с той же силой возникает и встает перед каждым человеком, без исключения, во все времена.

Похоть плоти — это поиск хлеба жизни, там где таится смерть, потому что «и мир проходит, и похоть его» (1 Ин. 2,17). Похоть очес, означает угрозу оказаться поглощенным красотой тварного мира, опасность попасться на приманку смерти, отождествив Красоту с обманчивой красотой окружающего мира и себя самого. Тогда икона, лик, т. е. то, чем является человек и всякое творение, превращается в идола. Человек тонет в обманчивой игре теней, растворяет лицо природы в себе, а свое в ней. И так, то, что должно было стать путем и выходом и входом, превращается в стену и источник всеобщего обезличивания: каждый каждого, все существующее, взаимопоглощается, привлеченное красотой другого.

Такая замкнутость на себе и влюбленность в обезличенную красоту твари, порождают слепоту, в свою очередь рождающую гордость житейскую: веру в собственные силы и могущество. Порабощенный, поглощенный самим собой и окружающим тварным миром человек, отчуждается от самого себя и теряет способность различения: для него остается закрыто, что красота, которой он питается, обычная приманка смерти. Но когда он осознает это, хотя бы на мгновение, тогда, это сознательное или бессознательное ощущение конечного превращения мира, самого себя и своей похоти в небытие, рождает или отчаяние, или бессильный бунт, или безумное «carpe diem». Другой становится врагом и источником несчастья, или временным собратом на жалком и ужасающем карнавале земного существования. Инстинктивный страх смерти, превращает человеческое братство в эгоистичную вражду, а глубинную жажду вечной жизни — в борьбу за власть над вещами и людьми.

Но и мир слишком мелок и человеческая похоть сиюминутна, чтобы засорить и заполнить собой бездну человеческой жажды вечности. Потому что, как возможно делить с другим то, что не может удовлетворить даже мои собственные потребности?! Так, опять же другой, и своим присутствием и своим отсутствием — создает ад. Его присутствие обкрадывает меня и отнимает мой жизненный простор, а отсутствие, становится источником метафизического одиночества, страдания и исчезновения. Это страшное противоречие и столкновение, и их корень, со всей ясностью выпажены словами Св. Апостола Иакова: »Откуда у вас вражды и распри? не отсюда ли, от вожделений ваших, воюющих в членах ваших? Желаете — и не имеете; убиваете и завидуете — и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете — и не имеете, потому что не просите; Просите и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений» (Иак. 4, 1–3).

Чем побеждает Христос дьявольское искушение и как отражает нападения Сатаны? — «Написано», — отвечает Он, — »не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящих из уст Божиих» (Мтф. 4,4). Это слово — оно хлеб, но и «хлеб Божий есть Тот, Который сходит с небес и дает жизнь миру» (Ин 6,33). И дальше Спаситель открывает суть Своих слов и смысл всего Евангелия — «Я есмь хлеб жизни. Я — хлеб живый, сшедший с небес: ядущий хлеб сей будет жить вовек…» (Ин. 6,48.51). Отождествляя это слово с хлебом жизни и хлеб жизни с Собой, говорит далее, что хлеб этот — плоть Его, которую Он отдаст «за жизнь мира» (Ин. 6,51). И добавляет — «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6,56).

Следовательно, тайна хлеба жизни — это тайна Христа и Его вечного присутствия, и нашего кровного общения с Ним. Общение же это осуществляется именно на Литургии. Литургия — это изображение всего спасительного домостроительства Христова и, в то же время, знак вечного присутствия Его Самого в нас и среди нас. В Литургии нам открывается Бог Слово как вечноприсутствующий другой, и все происходящее на ней свидетельствует об этом.

Чем и как свидетельствует? В первую очередь тем, что она совершается «в воспоминание Господа и Спаса нашего Иисуса Христа«. Каждое слово, каждая молитва, каждое движение и действие священника и молящихся, и дар, который приносится — все это напоминает о Христе и Его присутствии. Это «воспоминание», не означает просто памяти о прошлом; это не символическое театрализованное представление о чем–то, что произошло когда–то в прошлом. Речь идет о реальной встрече и реальном общении с вечно Присутствующим; и о встрече и единении в Нем с Богом, с братом, с природой. На Литургии, Бог открывается и предается человеку, и человек предается Богу; принесенные дары — это выражение и отражение этого взаимного дара, свидетельство их любви.

Так Литургия открывает нам триединую тайну жизни: тайну Бога, тайну человека и тайну природы, их истинные здоровые отношения. Впрочем, в этом заключены смысл и сила не только Литургии, но и всего православного богослужения. Богослужение — это отклик человека на Божий призыв. Его сущность, которая открывается в этом призыве и отклике — именно в этом глубоком ощущении реального присутствия Бога в человеке и человека в Боге. Оно — сама живая память Церкви, память, в которой Божественное домостоительство, силой Духа Святого, вечно присутствующая реальность, воплощенная и явленная в св. Причастии.