Что значит: “Бог производит в нас хотение и действие по Своему благоволению” (Флп.2,13)?

Дух Святой в нас действует, зовет, возбуждает наше действие и всегда раскрывает перед нами путь жизни; но в какой-то момент решение за нами: принимаем мы или не принимаем, выбираем мы “за” Бога или “против” Него? Или просто коснеем, даже не выбирая ничего, а колеблясь так, что мы все равно ничего не совершаем? Но все, что в нас есть доброго, все, что в нас есть предельно живого, — это от воздействия Божия.

По моему пониманию, человек достигает настоящей веры с помощью благодати Божией. Приходилось видеть людей, которые всю жизнь ходили в церковь, молились, искали Бога и страдали от этой жажды, тоски по Богу...

У меня на это есть очень определенное убеждение; но то, что это мое убеждение и что оно определенное, совершенно не значит, что это — правда. Поэтому я вам скажу, как я это воспринимаю. Человек не является как бы отдельной бусинкой, нанизанной в ожерелье. Мы все являемся продолжением предыдущих родов и наследуем и добро и зло; каждое поколение передает следующему то, чего оно достигло, и то, чего оно не смогло достигнуть. И мне кажется: бывает, что целый ряд поколений готовит веру, которая расцветет в одном человеке. Если вы возьмете, например, родословную Господа Иисуса Христа. Она не написана для нашего любопытства, она не написана из генеалогических соображений, а она о чем-то говорит. Если вы прочтете и оставите в стороне все имена, которые ничего не говорят никому, потому что ничего нельзя о них в Ветхом Завете найти, вы увидите, что там есть ряд святых и есть ряд определенных грешников. У этих святых и этих грешников одно общее: падали ли они или восставали, они всецело, со всей убежденностью, со всей силой своей души и воли хотели служить Богу, даже когда они срывались и не могли этого осуществить. И это их желание, эта их устремленность, эти их усилия, удачные или сорванные, постепенно складывались вместе в поток, приведший в какой-то момент к рождению Пречистой Девы Богородицы, Которая в Себе соединила все прошлое и довела до совершенства, отдав все это Богу; и из Нее родился Спаситель Христос.

Я хочу вам сейчас дать один-другой образ, которые просто меня поразили в какой-то момент жизни. Когда мне было лет девятнадцать, я встретил одного священника, очень странного, которого я спросил (не объясняя ему, почему я спрашиваю, потому что мой вопрос должен был прозвучать так: “Каким образом вы, такой тронутый, решили стать священником?”): “Можете ли вы мне объяснить, почему вы стали священником, отец Михаил?” Он мне ответил: “Да: потому что один из моих предков совершил убийство”. Моя реакция на это была в мыслях: в таком случае лучше бы тебе священником не делаться; и я его спросил, как это у него связывается. И он ответил: “Потому что я унаследовал от этого своего предка всю его человечность, я ее принимаю на себя, и я всё принес Богу в дар, став священником. В моем священстве этот мой предок принесен Богу в жертву живую; он оправдан в этом моем священстве”... Я два раза сталкивался с вещами, которые сродни этому, в каком-то смысле. Я помню одну старую женщину, которая мне говорила, что ее смущает, что к ней приходят мысли, искушения, сомнения, которые всецело ей чужды; у нее такое чувство, что она тут ни причем. И когда мы начали докапываться до причин, до ее родителей и близких предков (очень-то далеко не зайдешь), то оказалось, что каждый раз, как то или другое находило на нее, это было искушение, или состояние, или греховность, или что-то, что можно было найти в жизни одного из ее предков.

Это очень страшно: мы как бы связаны настолько с нашими предками, что не можем из этого выйти...

Нет, можем выйти: вы сделайтесь настоящим человеком — и ваши предки в вас оправданы. Мы можем их потопить, но мы можем их и вознести; и в этом громадная надежда. Потому что если бы речь шла только о том, чтобы спасать свою шкуру для вечности, оно, может быть, и стоило бы, но стоило бы не много; а если думать, что от того, что я делаюсь настоящим человеком, все поколения до меня находят какое-то восполнение, что я одним шагом их ввожу глубже, глубже в вечную жизнь, то это совершенно другое дело, для этого стоит жить. Может быть, слово это немножко громкое, но как бы “во искупление” или “во славу” тех, кто жил до вас, до меня, до каждого из нас. Это мои выкладки, это не святоотеческое учение, кроме того, что я сказал о родословной Христа, — это твердое святоотеческое учение. А то, что я сейчас рассказывал, это то, что мне пришлось в жизни встретить, и то, что, складываясь вместе со святоотеческим учением о родословной Христа, для меня приобрело очень живой смысл.

Я не знаю ярко Христа. У меня была глубокая тоска по Нему, я решила креститься, и осталось то же самое. Если бы меня спросили: “Какой ваш Христос?”, — я бы ничего не могла сказать, в этом смысле мое свидетельство о Нем было бы очень бледным, и меня удивляет, что можно жить относительно серьезно со Христом, в то же время не зная Его. И я решила спросить: как Вы Его знаете?