И еще есть у Божией Матери одно, о чем я хочу упомянуть. Она не только Себя отдала (и это гораздо больше, чем кто-либо из нас умеет сделать), но Она и Сына Своего отдала. В день сретения совершилось начало крестного пути Христова, конкретного; Он был принесен в жертву в этот день. Потому что тот древний иудейский обряд, который мы вспоминаем в праздник Сретения, установлен был в воспоминание бегства из Египта, когда Господь сказал Моисею, что Он погубил первенцев египетских для спасения Израиля, и как бы в выкуп за эти смерти всякий первенец мужского пола должен быть принесен Ему в храм, и что Он над ним будет иметь право жизни и смерти. Из поколения в поколение эти первенцы мужского пола приносились. И каждая мать и отец знали, что это значит, что голос Божий может раздаться: этого Я беру к Себе путем заколения... И один только раз Господь принял эту жертву, хотя не совершил ее сразу: когда Сын Его Единородный был принесен Девой-Матерью в храм, Он был принят как кровавая жертва, и через тридцать с лишним лет эта жертва была принесена на Голгофе. И как Божия Матерь принесла Его в храм, так Она предстояла и у креста; Она не билась, Она не просила о пощаде, Она не молила о чуде. Она знала, что на кресте совершается то, что Она совершила, когда принесла этого ребенка в храм, первенца мужского пола. Она отдает Своего Сына на смерть. Она отдает самое дорогое, единственное дорогое, что у Нее есть.

И когда мы обращаемся к Божией Матери с мольбой: Спаси нас! — мне кажется, что мы говорим Ей: Владычице! Я ответственен из-за своей греховности и за воплощение, и за распятие Сына Твоего. Если Ты заступишься, никакая сила на земле или на небесах меня не может повергнуть в погибель. Если Ты простишь — никто не осудит... Мы так привыкли к этим словам, что говорим их легко; но говоря это, мы должны себе отдавать отчет, о чем мы говорим: спаси нас от ответственности за убийство, совершенное грехом на Голгофе; спаси нас от осуждения, которое иначе должно лечь на нас. Потому что если бы был единый грешник на земле — я, то Бог пришел бы так же, и так же воплотился бы, и так же страдал и умер бы на кресте. Он не умирает за множество. Он умирает за каждого. Он страдает за каждого, Он отдает Себя каждому. В житии одного святого говорится, как один священник, возмущенный греховностью, которую он видел вокруг себя, стал молить Бога, чтобы наконец пришло возмездие. И Христос ему явился и сказал: не молись так, не молись о возмездии! Если была бы нужда спасти хоть одного человека, Я готов снова пережить все страсти, и распятие, и смерть... И в этом Божия Матерь участвует полностью, всецело Своим молчанием. Ни слова Она не говорит в надежде спасти Своего Сына от страшных мук и от смерти; ни слова. Она Его отдает за каждого из нас. И моля Ее о заступничестве, мы должны помнить, какой ценой Она заступается за нас; и с каким трепетом, с какой благодарностью мы должны относиться к Ней в этом Ее непостижимом подвиге любви.

О подвиге любви [40]

Мы снова у преддверия Рождества Христова; через несколько дней мы будем петь о том, как Христос рождается, как Бог плотью вошел в мир; и в этом мы не можем не усмотреть глубокой, торжественной и жертвенной Божией любви. Мир создан этой любовью, он создан для этой любви. В "Житии" протопопа Аввакума, в предисловии, есть размышление о сотворении мира; изображая Предвечный Совет Божий, который предшествовал творческому действию, протопоп Аввакум его так себе представляет. Бог Отец, Премудрая Любовь, обращается к Сыну Своему, Которым всему надлежит быть созданным, и говорит Ему: Сыне, сотворим мир! — И Сын отвечает: Да, Отче! — И Отец говорит Сыну: Да; но этот мир отпадет от Нас в грех, и для того, чтобы его спасти, Тебе надо будет стать человеком и умереть... И Сын отвечает: Да будет так, Отче!.. И премудрым Советом, любовью, всемогуществом Святой Троицы создается тот мир, в котором мы живем, — не такой, каким мы его видим, каким его сделало человеческое отпадение от Бога, изуродованный грехом мир; а мир, который восставал по слову Божию из совершенного небытия в весенней, первобытной своей красоте и гармонии, в совершенной гармонии своей с Богом, потому что тогда мир другого закона не знал, кроме этого зова Божия, и в гармонии с самим собой, потому что, будучи в гармонии с Богом, вся тварь была и в союзе взаимной любви, в строе. Это — первая, непостижимо прекрасная встреча Бога с Его тварью и каждой твари с каждой другой. Выходя из небытия, каждая тварь оказывалась лицом к лицу с Живым Богом, с Божественной любовью и слышала голос Божий, призывающий ее к глубочайшему, совершеннейшему общению с Ним. И вместе с этим, каждая тварь видела перед собой все, уже Богом сотворенное, и все, выступающее из небытия, в непостижимой красоте. Так творил Бог мир, таким мир был, пока не отпал от Бога, сначала грехом ангельским, потом грехом человека.

Сейчас мы ожидаем вторую встречу, которая в истории уже случилась Воплощением Сына и Слова Божия, но которая может случиться с каждым из нас в какой-то год, в какой-то день, когда вдруг мы увидим, поймем, восчувствуем приход Божий. Сын Божий стал сыном человеческим, Слово Божие стало плотью; человеческая история вместила Самого Бога; и через Воплощение все сотворенное сроднилось с Ним. Тело Христово, живое человеческое тело принадлежит этому тварному миру материи, и в нем все сотворенное, все, что нам кажется мертвым, нечувственным, вдруг себя узнало обоженным, соединенным с Богом, даже не в той красоте, которая была в начале веков, а в той красоте — правда, здесь прикрытой, — к которой призвана тварь, когда, как апостол Павел говорит, Бог станет все во всем (1 Кор. 15, 28), когда Божественная жизнь пронизает все.

Каким-то очень печальным образом наименее чутко к этому относится человек, и как-то особенно печально думать, что мы, христиане, во все это верим, все это достоверно знаем и от древних свидетелей, апостолов, евангелистов, и из опыта святых, и из той жизни Церкви, которой мы приобщаемся; но не живем этим с достаточной глубиной и силой. Разве мы живем в постоянном сознании — не ума, а всего нашего бытия, — что в мир, в котором мы находимся, вошел Бог? Что в сердцевине теперешней человеческой истории — воплощение Сына Божия и что мы, христиане, своей верой, своим знанием, своим опытом с Ним так соединены, как никто на свете?

И мы знаем, что было дальше; мы знаем, как родившегося Христа встретила человеческая холодность, и человеческая злоба, и ненависть. Когда Спаситель должен был родиться, Его Мать, сопровождаемая Иосифом, стучалась во все двери, и никто двери не открыл. В деревне Вифлеемской не оказалось ни одного места для них, нигде. Нам это сейчас, вероятно, особенно понятно, ощутимо, когда мы думаем о бесчисленном количестве людей, выброшенных из своих домов, потерявших свои деревни и города, лишенных своего отечества, которые нигде не могут причалить, которые никуда не могут прийти, которых никто к себе не зовет. Когда-то нужно было воображение, чтобы себе это представить; сейчас мы об этом слышим все время, нам легче себе представить, как Божия Матерь, готовая разрешиться от Своего бремени, сопровождаемая Иосифом, искала места, где бы приклонить главу, где бы ввести в мир воплощенного Сына Божия. Но у всех были свои заботы, всем было хорошо дома, было светло, было тепло, было сытно. А если кто был бедняком, тому не хотелось разделить с чужими людьми ни своей хижины, ни своего хлеба. Так сейчас идут люди, стучась в двери, и так же их не пускают, как тогда. Мы научились очень странному и страшному слову: чужой. Мне помнится, несколько лет тому назад я был в Троицкой лавре; там был Патриарх, гости; пришло время обеда, я стал искать свое место. И один из монахов мне сказал: да, Владыко, сядьте, где вам нравиться! Я тогда ему ответил: не могу же я сесть на чужое место! И он на меня посмотрел с изумлением и с какой-то болью и сказал: Владыко, здесь чужих нет, здесь только свои!.. Миллионы людей сейчас этого не могут слышать, потому что они в глазах, в сердцах других — чужие; никто не хочет сказать другому: ты свой здесь, ты мне родной, потому просто, что ты человек, и ты мне ближний, потому просто, что у тебя есть нужда, а у меня есть возможность твою нужду облегчить... Так Христос и Божия Матерь встречали из дома в дом тот же ответ: идите дальше, для вас здесь места нет!..

А в это время, когда во всей деревне Вифлеемской ни один человек не почуял ни человеческой жалости, ни духовного трепета и ужаса о том, что у его двери находится Матерь Божия, в это время мудрецы с тогдашнего края света путешествовали в поисках Христа. Им было открыто, что в Иудее родится новый Царь, Царь вечный, не временный; Царь, Царство Которого не проходит, а остается вовек. Они следовали за звездой, которая им указывала путь. Самые мудрые, самые ученые нашли Христа в пещере, потому что они искали истину. И еще нашли Христа пастухи, люди безграмотные, неученые, но с простотой сердца, которая им позволила просто поверить слову ангельского благовестия; они тоже пришли.

Человеческая простота и чистосердечие, и человеческая мудрость Христа нашли; все, что было между этими крайностями,— прошло мимо Него. Мудрыми нам быть не дано; но очищать свое сердце, открывать его, следовать своему сердцу дано каждому из нас, каждый может это сделать. Удерживает нас страх, себялюбие, как удерживал жителей Вифлеема страх: что будет? Вот войдет в их жизнь, в их хижину этот мужчина, эта женщина, ожидающая ребенка, стеснят, чего доброго — останутся; и что будет дальше?.. Так и мы поступаем по отношению к Богу вообще; мы к Нему обращаемся легко, когда нам нужно; но открыть, широко распахнуть дверь сердца, дверь жизни своей нам страшно: чтo если Его приход будет концом всего того покоя, строя, который мы с таким трудом создавали и создаем? Чтo если Он потребует от нас, чтобы мы всерьез приняли жизнь, чтобы мы всерьез поверили, что Он — Господь, что Его пути должны быть нашими путями, Его мысли должны стать нашими мыслями? Чтo если Господь разметает весь порядок, который нам так дорог, порядок иногда мертвый, безжизненный, но порядок, в котором нам привычно и удобно стало жить, без глубоких чувств, без сильных переживаний, без всякой особенной мысли, живя, как живется — только бы защищенной жизнью.

И вот Христос в самую ночь Своего рождения нам показывает, что ради нас, чтобы нас освободить от плена, в который мы отдались, Он избирает свободно полную незащищенность, изгнанничество, соглашается, еще до Своего рождения, быть названным чужим и лишним, готов быть отброшенным, исключенным, готов Себя отдать. И этим Он делается как бы, по земному говоря, свободным. Миру, который Его не принимает, Он ничем не обязан; Он этому миру может говорить правду, Он может действовать с царственной Своей свободой. Те, кто прислушиваются к Нему, делаются Его друзьями. Он Сам говорит: Я вас больше не называю слугами, рабами, потому что слуга не знает воли своего господина, а Я называю вас друзьями, потому что вам Я все сказал (Ин. 15, 15), — все о Божиих путях, все о Своем пути и все о наших путях.

И это продолжается через всю жизнь Христа. Он окружен небольшим кругом людей, которые услышали в Его голосе правду, в Его словах узнали правду: правду о жизни, истину о Боге и о человеке, и об их взаимном отношении, и о том, чтo надлежит делать человеку, который в гармонии с Богом, который Богу снова стал своим. А дальше — целое море противления; железное кольцо врагов и толпа испуганных, смятенных, неуверенных людей. Подумайте о Голгофе, о распятии Спасителя: на холме стрит крест, и на кресте умирает плотью Сын Божий. Он умирает, потому что Он так нас возлюбил, что во всем уподобился нам, кроме греха; Он умирает, потому что Он стал на сторону Божию, и окружающий Его мир не мог, не захотел Его вместить. Христос был распят вне врат Иерусалима, то есть вне человеческого общества, вне града, как бы изгнанный в пустыню козел отпущения, на которого ложились грехи древнего Израиля и который изгонялся на погибель вне врат, вне города, вне общества; отрубленный, отрезанный ломоть... Здесь происходит самая трагическая борьба: умирает плотью бессмертный Сын Божий; умирает свободным выбором Своим, чтобы открыть нам путь в вечность. Святой Григорий Богослов говорит: чему не приобщился Христос, того Он не искупил... Он приобщился всему, включая последствия греха, которые сделали человека смертным и отдалили его от Бога. Он умирает именно в этом ужасе Богооставленности: Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?.. (Мф. 27, 46) Он умирает о т Богооставленности...

Около Него два креста, два разбойника, два преступника; оба осуждены человеческим законом справедливо; и вместе с тем осуждение этим законом невинного, совершенного человека — Христа доказывает неправду тех людей, которые вершили судьбами этих трех распятых. Каждый из этих разбойников видит свое состояние, свой грех, преступление и осужденность иными глазами именно потому, что рядом с ним распят Невинный. Один, видя, что те же люди, которые его засудили, осудили на смерть Спасителя, отвергает их право произносить суд и восстает против него; восстает против суда, против судей, в конечном итоге — против Бога, Который допустил эту неправду. А другой, видя, что суд человеческий может на смерть осудить даже невинного, свое осуждение принимает как должное, узнает во Христе своего Спасителя, и Христос ему обещает в тот же день прощение и рай...

Дальше, около креста два человека: Матерь Божия и Иоанн; Матерь Божия, Которая тридцать с лишним лет назад слышала дивное благовестие о том, что рожденное от Нее будет свято, Сын Божий, Спаситель мира (Лк. 1, 35); но слышала также от Симеона Богоприимца, что Ей пройдет оружие через сердце (Лк. 2, 35). И вот теперь совершается то, ради чего Она принесла Младенца Христа в Иерусалимский храм представить Его перед Богом. Всякий младенец мужеского пола в Израиле приносился Богу как выкуп за смерть египетских младенцев, погибших при Моисее, когда евреи ушли из египетского плена, из рабства. Над каждым новорожденным младенцем мужеского пола Бог имел власть жизни и смерти. И эту власть Он никогда не употреблял; символически в виде выкупа приносилась в жертву жизнь ягненка или двух голубей. Но в этот раз, единственный раз в истории, когда в храм, в место Его собственного пребывания, принесли Сына Божия, эта жертва была принята и осуществлена на Голгофе. Выкуп был принят, и жертва принесена. И на все это смотрели люди. Божия Матерь, Которая тогда в храм принесла Младенца, отдав Его раз и навсегда Богу, безмолвно предстоит у креста и дает Своему Сыну умереть по Его свободной воле и по премудрой воле Отца. Ученик Иоанн знает только любовь, совершенную, открытую веру; и он тоже стоит, безмолвно, ни словом, ни движением не восставая против происходящего, потому что он неограниченно верит, что совершается правда, раз его Учитель и Господь так захотел.