По отношению к другим мы это часто помним, мы это переживаем, это — реально. Мы должны научиться не забывать этого и в отношении себя самих: мы любимы Богом, мы любимы людьми. И мы не только имеем право — мы должны научиться любить в себе ту Божественную красоту, ту Божественную гармонию, которые в нас вложены. И только если мы умеем с уважением, с любовью, с благоговением отнестись к себе самим, можем мы начать вдохновенно, дерзновенно и решительно бороться со всем тем, что может нам помешать быть этим человеком: образом, сиянием Божиим.

Тут у каждого будут свои задачи; у каждого свои свойства, положительные и отрицательные; у каждого свои соблазны. Но в основе путь один: верь, что ты — чадо света, и ты будешь в свете Божием. Верь, что Бог в тебя верит и что верят в тебя другие люди; верь, что ты любим и полюби себя достойно этой любви; вырасти в меру именно этой любви.

Конечно, помогает нам чтение Евангелия; не поиски в нем обличений, не поиски даже того, что нас поучает, — заповедей; а поиски того, что нас сродняет со Христом, делает нас родными Ему и Его делает родным для нас. Помните, как после Воскресения Спаситель сказал мироносицам: Идите к братьям Моим (Мф. 28, 10). Он нас называет братьями и сестрами Своими. Тогда Он сказал "братьям", потому что Он посылал их к апостолам. Но это слово объемлет всех, кто Ему родной, и все мы — родные Ему, потому что мы рождены из одной купели, рождены еще раньше этого из единого творческого действия Божия.

И вот, надо вглядеться в образ Христа не для того, чтобы уловить Его свет в отличие от нашего или в отличие от Него уловить тьму, которая в нас есть, а для того, чтобы почувствовать, в чем Он нам родной, чем мы на Него похожи, что общего между Ним и нами. Тогда мы могли бы увидеть, может быть, бледное, может быть, очень схематическое начертание того, что в нас является Божиим образом, или, если предпочитаете, того, что в нас есть уже теперь подлинного, вечного, истинного. Тогда остается только быть хорошим земледельцем, хорошим садовником и взращивать то, что является в нас райским цветом. А для того, чтобы это стало возможным, — вырвать то, что убивает в нас жизнь, что ее заглушает, что ею питается, но губит ее.

И на этом пути каждый из нас должен искать своих задач и их осуществлять. Но тогда борьба с грехом, с недостатками, с несовершенством не делается исключительно темным занятием, когда мы заняты только неправдой в себе, а делается творческой радостью, когда, увидев, как растет в нас что-то светлое, Божие и как на него надвигается опасность, мы эту опасность отстраняем. В этом заключается творческая, живая, радостная борьба за цельность души, за настоящую цельность, за исцеление, за то, чтобы стать до конца здоровыми, такими здоровыми, чтобы чутьем, всем устремлением души, всем дерзновением, всей страстью своей и, вместе с тем, всей решимостью своей искать этого совершенства, этой полной гармонии со Христом.

Опасность нас может настичь на этом пути, если мы будем взирать на себя, вглядываться, следить за собой, ставя перед собой вопрос: становлюсь ли я лучше, совершеннее, достойнее Бога? Этого вопроса себе ставить не надо, потому что по мере того, как у нас светлеет ум, очищается сердце, воля выпрямляется, самое тело наше делается более духовным, по мере того, как мы видим Божию святость все более ясно, по мере того, как Его сияние делается ярче перед нами, — мы непременно увидим себя в меньшем свете и будем переживать свои неудачи больше, чем когда мы были слепы, нечутки, бесчувственны. Поэтому надо просто идти; идти: от света к свету, зная, что путь именно к свету, не боясь, не ставя никаких вопросов: лучше я или не лучше? Идти от несовершенства к меньшему несовершенству, от полутьмы к меньшей полутьме, зная, что в конечном итоге растет свет, но что раз нас осветил Божественный свет, всякий другой свет кажется нам тусклым и безрадостным. Мы не напрасно в вечерне поем: Свете тихий святыя Славы Божественного Отца… И слово, которое мы переводим по-славянски как "тихий", на греческом языке значит "радостный", радостотворный свет.

Вот, начнем с этого, в контексте этого поста, в контексте нашего вырастания в свободу, в контексте этой духовной весны, когда все живые силы должны вострепетать в нас, возродиться, возликовать. И оставим Богу суд над нами, если увидим в себе что-то недостойное и нас самих, и любви тех, которые нас любят, и их веры в нас; или недостойное Бога, Его любви и Его веры. Будем выкорчевывать, очищать, вырывать — но с радостью, с той радостью, о которой говорил Серафим Саровский, с радостью, которая позволяет и дает возможность совершить любой подвиг. Мученики шли на мученичество с радостью, несмотря на острое страдание. Подвижники жили радостью; даже те, которые писали самые суровые, строгие слова о грехе, о себе самих, — жили во свете. И мы живем во свете. Нам дано так много! Нам дано знать Бога, знать, что Он есть; нам дано хоть зачаточно знать что-то или даже многое о Нем во Христе, через Христа, через Его святых, через их писания; нам дано участвовать в божественных службах, где мы вливаемся в молитвы святых, приобщаясь к ним, как человек, который слушает музыку, перерастает себя, вливаясь в музыкальный опыт, в песнь торжествующей любви, радости и красоты, пережитой композитором, как человек, глядящий на закат или на картину великого мастера, вливается в его опыт — и перерастает себя.

И, наконец, нам дано нечто даже большее: участие в таинствах, когда Бог как бы вливается в нас, пронизывает нас, как огонь пронизывает железо, проникает в нас, как влага проникает иссохшую землю, как любовь, которая животворит наши сердца. Нам дано приобщиться Телу и Крови Христовым, стать единосущными с Ним, стать как бы Его живым, телесным присутствием на земле. Мы это мало замечаем, потому что мы очень невнимательны к тому, что с нами происходит посредством тех чудес, которые мы называем таинствами, через Божественные действия, которыми Он, переливаясь через край, достигает нас.

Многое было бы нам возможно, если бы мы были очень внимательны к тому, что в нас происходит; не к обидам своим, не к страхам, не к себялюбию, а к тому, что Бог делает в нас — через людей, непосредственно Своим действием или через таинства. В вечерних молитвах мы молимся о том, чтобы Господь нас избавил от неведения и от забвения, и от малодушия, и от окамененного нечувствия. Вот четыре врага, против которых надо бороться всем нам, если мы только хотим быть чуткими к тому, что Бог совершает, что Он совершил в нас; если хотим, чтобы в нас загорелась благоговейная благодарность, ласковая, трепетная к Нему любовь. Если только сделать так, то все остальное будет — Его дело; а Он нас не оставит. Наше дело — раскрыться, наше дело — открыть Ему двери и сказать: Войди, Господи! — как в молитве перед причащением мы говорим: все, что я могу сделать — это раскрыть дверь, и Ты войди в хижину, которая Тебя недостойна… Но когда Он входит куда-нибудь, Его присутствие делает место Его вселения раем, более широким, более глубоким, чем небеса, местом Божия вселения.

О ВЕРНОСТИ

Смерть близких и наша любовь к ним

Мы снова собрались, чтобы вместе, как одна семья, поддерживая друг друга, окрыляя друг друга и примером, и лаской, и добрым укрепляющим словом, войти в пост, который перед нами лежит как открытая возможность встретить Христа, встретить Его по-новому, с новой глубиной чувства, с новой преданностью жизни. И у этого преддверия, предваря нас в полноту вечности, которую мы на земле можем только предвкушать верой, надеждой и переживать краем души и глубиной тоски по Богу, в эту вечность вошли две наши прихожанки.

Каждый раз, когда кто-либо уходит так в вечность, перед нами становится вновь и вновь вопрос о нас самих и о любви. О нас самих — потому что каждая смерть нам говорит о том, что пройдет недолгое время и мы в свою очередь ляжем костьми, и мы в свою очередь войдем в вечный покой, и в свою очередь мы тоже родимся в вечность, как говорили ранние христиане о смерти. Родимся: оставим обветшалое, оставим оскверненное, озаримся новым светом, который ничем уже не омрачен, и войдем в вечную жизнь.