H. ВАСИЛИАДИС ТАИНСТВО СМЕРТИ

{стр. 209}

Сколь ужасной была смерть до Христа, видно и из отношения к ней ветхозаветных праведников. Ибо «прежде боялись смерти не только грешники, но и святые люди, имевшие великое дерзновение пред Богом […]. Лик смерти прежде был страшен, и все ужасались ее и трепетали» [523]. Приведем конкретные примеры. Почему Боговидец Моисей, великий пророк, вождь и законодатель Израиля, бежал из Египта и отправился в пустыню? Из–за страха смерти, полагает Златоуст [524]. Тот же святой отец, восхваляя веру, мужество и добродетель праведного Авраама, восхищаясь его доверием к Богу и абсолютным послушанием, отмечает, что были моменты, когда этот человек, «друг Божий», робел перед страхом смерти. Он предпочел, как говорит святитель Иоанн Златоуст, солгать египтянам, что Сарра была ему не женой, а сестрой. Он предпочел предать Сарру на прелюбодеяние (хотя Бог в итоге сохранил ее от этого унижения), чтобы самому спастись от смерти! (Быт. 12, 11–13). Святой отец возвращается к этому событию не для того, как он говорит, чтобы обвинить праведного, но чтобы показать душевное устроение даже и праведных той эпохи в отношении к смерти. Ибо, как он замечает, лицо смерти было еще ужасно, не были еще сокрушены «врата медная», ее ядовитое жало «еще не было притуплено» [525].

Подобным же образом божественный Златоуст пишет и об Иакове, внуке Авраама. Иаков, с юных лет «показавший апостольское любомудрие», то есть добродетель, подобную апостольской, — что же делает он после мно{стр. 210}гих достижений веры и подвигов добродетели, вернувшись на родину в Ханаан от своего тестя Лавана? Опасаясь встречи с братом Исавом, мести которого боялся, ибо лишил старшего брата отеческого благословения, он молится Богу и говорит: «Избавь меня от руки брата моего, от руки Исава, ибо я боюсь его, чтобы он, придя не убил меня и матери с детьми» (Быт. 32, 11). И святой отец продолжает: «Видишь ли, как и он боялся смерти, как трепетал и взывал к Богу об этом?» [526]

Вспомним пример другого ветхозаветного праведника: огненный пророк Илия стал беглецом и переселенцем из–за страха смерти. Человек, который своей молитвой затворял и отверзал небо, который сводил огонь с небес, который явил ангельскую жизнь в человеческом теле, ужасается смерти, ибо до Христа «смерть была страшна». Не побоявшись изобличить Иезавель, он испугался, когда та стала угрожать ему смертью. Тот, кто был «выше всего человеческого», устрашившись угроз распутной Иезавели, встал и пошел в отдаленное место, до которого он шел сорок суток (3 Цар. 19, 2–9). И божественный Златоуст спрашивает: «Видел, как Илия бежал от женской угрозы ради смерти?» [527]

И даже Иов, великий подвижник терпения и веры, справедливый и непорочный, праведный и богобоязненный, как называет его Ветхий Завет (Иов 1, 1), умоляет Бога даровать ему облегчение невыносимой боли: «Остави мене почити мало, прежде даже отиду, отнюду же не возвращусь в землю темну и мрачну» (Иов 10, 20–21). Подобно и царь Езекия, будучи смертельно больным, молился Богу, прося продлить ему жизнь. «Господи, — говорил он, — ныне я в расцвете человеческих сил и в зените царского благополучия и славы попаду во врата ада! Находящиеся в этом ужасном месте {стр. 211} не получают Твоей милости, не восхваляют, и не славят Тебя, и не надеются на Твое благоутробие» (Ис. 38, 1–14).

Итак, все, и даже праведные Патриархи и богопросвещенные пророки Ветхого Завета, трепещут перед смертью и адом!

Смерть была «невыносимой и достойной многого плача»

То, что смерть была чем–то ужасным до Христа, что она считалась величайшей из всех бед человеческих, невыносимой и достойной многого плача, как пишет божественный Златоуст в послании к диакониссе Олимпиаде [528], видно и из того, как ветхозаветные праведники погребали своих мертвых. «Смерть святых» в те времена «чествовали сетованием и слезами». Поэтому горько плакал Иосиф об умершем Иакове (Быт. 50, 1), отмечает святитель Василий Великий [529]. Как нам рассказывает богодухновенная книга Бытия, Иосиф пал на лице умершего отца своего, Иакова, и плакал над ним, и целовал его (Быт. 50, 1). Но плач там не прекратился. Иосиф, чтобы похоронить отца, идет в землю Ханаанскую. С ним приходят и слуги фараона, и «колесницы, и конницы, и бысть полк велик зело». Великое шествие достигло области при Иордане, которая называлась гумном Атадовым. Там они оплакивали Иакова плачем великим и весьма сильным; и сделал Иосиф плач по отце своем семь дней (Быт. 50, 7–10). Златоустый отец, толкуя этот поступок Иосифа Прекрасного, пишет: «Ты, возлюбленный, слушая это, не оставляй без внимания, но сообрази время, в которое все это происходило, и не подвергай Иосифа никакому осуждению. Тогда еще не были сокрушены врата ада, не были расторгнуты узы смерти, и {стр. 212} смерть еще не почиталась успением. Смерть была чем–то ужасным для людей дохристианской эпохи. И все это они делали, потому что боялись смерти» [530].

Плачем и рыданиями была отмечена смерть не только Патриарха Иакова. Глубока была скорбь израильтян и по поводу смерти Моисея: оплакивали Моисея сыны Израилевы на равнинах Моавитских [у Иордана близ Иерихона] тридцать дней (Втор. 34, 8). Целый месяц народ Израиля стоял в пустыне, оплакивая своего вождя и освободителя. Священное Писание не говорит, что народ оплакивал Боговидца Моисея у его гроба, ибо …никто не знает места погребения его… (Втор. 34, 6). Место его захоронения держалось в тайне, так как была опасность, что народ сотворит из него кумира и обоготворит Моисея. Никто не узнал, где и как был погребен этот великий ветхозаветный пророк, вождь, освободитель и законодатель Израиля. Иначе народ не поколебался бы использовать его останки в магических целях, поскольку, как показали события, они охотно обожествляли камни и поклонялись идолам. С великим плачем, многими слезами и всенародной скорбью, как было и с Моисеем, иудеи хоронили и пророка Самуила. Когда он умер, …собрались все Израильтяне, и плакали по нем, и погребли его в доме его, в Раме… (1 Цар. 25, 1).

Есть, конечно, и другие примеры, но мы ограничимся лишь этими. Ибо и это немногое показывает, насколько болезненна, люта, «страшна» и «недоступна» была смерть до Христа. Ибо еще не были «усечены ее жилы». Не была еще разрушена ее власть и сила. Тогда царствовал грех и «процветало» проклятие, и неприступно «стояла» крепость диавола [531]. Поэтому, хотя праведные мужи сияли в дохристианском мире верой и совершенной добродетелью, они дрожали и трепетали перед лицом смерти. «И все оплакивали умирающих как погиб{стр. 213}ших», — пишет святитель Афанасии Великий [532]. Люди оплакивали умерших как навсегда потерянных, как если бы им никогда не суждено было снова увидеться!..

Так что мир до Христа жил не только в заблуждении и идолопоклонстве. Мир жил также в непрерывном и постоянном страхе смерти. И люди, ожидая смерти и страшась этого неизбежного и неотвратимого события, не могли радоваться и наслаждаться чем–либо в этом мире. «Ожидая постоянно, что они умрут, и боясь смерти, они не могли чувствовать никакого удовольствия, потому что этот страх постоянно был в них» [533]. Они всегда боялись смерти гораздо больше, чем несчастные рабы в ту эпоху боялись своих жестоких и деспотичных хозяев. Они не получали радости от жизни, ибо ожидание, тем более в непредвиденный час, беспощадной и бесчеловечной смерти наполняло их души тревогой, страхом и трепетом.

Теперь она «только носит название смерти»

Страх и трепет вызывала в человеке смерть до Христа. Но после Божественного Воплощения, Креста, Сошествия Господа во ад, Воскресения и славного телесного Вознесения Спасителя, после смерти Христа «за жизнь мира и спасение» смерть уничтожается до того, что «только носит название смерти, а лучше сказать, и само название ее уничтожено: мы уже не называем ее и смертию, но упокоением и сном»! [534]

Господь сказал о Своем друге Лазаре: «…Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его» (Ин. 11, 11). Он не сказал «умер», несмотря на то, что Лазарь был уже мертв. Доказательством того, что слова «успение» и «сон» были до тех пор неизвестны, является удивление учени{стр. 214}ков, которые сказали Господу в ответ: «Господи! если уснул, то выздоровеет» (Ин. 11, 12). Этим они хотели сказать, что Лазарь спит естественным сном. Но ученик, описывающий чудо воскресения Лазаря, сообщает нам: «Иисус говорил о смерти его, а они думали, что Он говорит о сне обыкновенном» (Ин. 11, 13). Для Господа воскресить Лазаря из мертвых было так же легко, как для нас разбудить спящего! Это был, несомненно, не единственный раз, когда Господь назвал смерть «сном». Он назвал ее так и в случае с мертвой дочерью Иаира. Он сказал об умершей: «…Не плачьте; она не умерла, но спит», тогда как слышавшие Его смеялись, так как были уверены, что девушка мертва (Лк. 8, 52–53).