Один мой немецкий друг сказал однажды: «Папы бывают либо учеными, либо дипломатами, но Иоанн Павел II не относится ни к тем, ни к другим. Он — мистик». Мне кажется, это сказано очень точно. Именно молитва, именно вера, именно живая мистическая связь с Иисусом делала его непобедимым.

Часть III: ТАМ, ГДЕ НЕВОЗМОЖНО ЗНАНИЕ

OMNIPOTENS?[25]

Слова, высказанные на страницах интернета; слова, мелькающие в газетных заголовках; слова, звучащие прямо в метро: «В жизни нет места для чуда»;…почему я верю, если?.. Бог не помог… а ведь мы так молились… Кто Он?… «злой демон?»…fidesfracta[26]… Август 2000 года. Гибель подводной лодки «Курск». Вопрос о Боге встает ребром. Кто это, Бог? Тот Бог, против которого восстал Прометей в трагедии у Эсхила, или то Небо, которому противостоял Сунь У–Кун[27] в китайском фольклоре? Или Бог добр, но не всемогущ, как считает Дж. Дьюи?[28]

В России нет богословия после Освенцима или ГУЛага, ибо в последующий за ними период у нас в стране было очень мало верующих. И если кто верил — то от всего сердца, и поэтому сомнений в истинности веры у таких людей не возникало. Их вера была настоящей верой настоящих мучеников. Однако ведь были и такие (и их было большинство), кто после революции мало–помалу отошел от Бога. Полностью. Помню лет 20–25 назад разговор на подмосковной станции в ожидании электрички с Вячеславом Иосифовичем Дмитриевским, профессором, меломаном, любителем романсов Мясковского, — о том, как он был в юности верующим человеком, а «потом все это кончилось; слишком уж много бед и зла мы повидали на своем веку, чтобы верить».

Если Бог всемогущ — то почему и откуда все это? Но надо сказать, что «Всемогущий» или Omnipotens - абсолютно не библейский термин, пришедший в христианство не из Писания, а из поэзии Вергилия. Бог в христианстве являет Себя человечеству сначала в виде беспомощного Младенца, а затем в виде не менее беспомощного Страдальца, распятого и умирающего на Кресте. И в том, и в другом случае — рядом с Ним Его Мать. «Сила Моя совершается в немощи», — восклицает, передавая Его слова, апостол Павел (2 Кор 12:9).

Принять такого Бога непросто человеку, который хочет видеть Его грозным и сильным, царствующим и облеченным в славу. Намного проще, когда Бог является в грозе, вихре, землетрясении и огне: «…и идет как буря злая, весь овеян черной мглой», — как писал Хомяков. Вот почему в конце концов человек приходит к отрицанию Бога и кричит: «Бога нет!». Но именно в этом вопле в муках рождается пламенная вера. Вот оно — то пространство, где начинается человек, его личная история и т. д. Можно вспомнить и Владимира Соловьева с его юношеским атеизмом, и Эдит Штайн, и многих других, кто прошел через резкое отрицание Бога и, возможно, именно поэтому пришел к Нему.

Созерцая красоту мироздания, человек приходит к вере en Dieu de philosophes et des savants[29]. Это уже событие, но эта вера разбивается вдребезги о жизненные обстоятельства, когда в жизни человека случается что‑то тяжелое или трагическое в личном плане — когда я сталкиваюсь с бедой.

Мир бесконечно прекрасен, но жизнь бывает порою так же бесконечно тяжелой. Красота и катастрофичность… — для неверующего в Бога человека в этом смысле все очень просто. Мир с его звездным небом, с горами и водопадами, с красотою «дочерей человеческих» и так далее, разумеется, прекрасен, но в нем в силу самой его природы — как говорил Аристотель, хата cpucnv - присутствует зло двух родов: от его собственного устройства (болезни, смерть, стихийные бедствия) и от несовершенного устройства общества (войны, социальное неравенство, нищета, техногенные катастрофы). Человечество коллективными усилиями должно противостоять и тому, и другому. Это и есть прогресс или «амелиорация» жизни в ходе истории.

В этой схеме нет места для Бога. Хотя здесь, естественно, есть место для индивидуальных и коллективных верований, которые помогают людям выживать в трудные минуты, поддерживая их в психологическом плане, дают им импульс для того, чтобы становиться лучше, преодолевать слабости и пороки, равняться на какие‑то нравственные ориентиры и так далее. Иными словами, здесь вполне возможна вера в «Бога», как понимал Его Людвиг Фейербах. На первый взгляд, это лучше, чем ничего, но по большому счету эта вера не имеет ничего общего даже с верой «в Бога философов и ученых», о которой говорит Паскаль. Эта вера полезна для общества и зачастую поощряема государством, но в конце концов она заводит в тупик, поскольку за ней не стоит никакой реальности. И это уже доказано тем же Фейербахом.

Что же остается на нашу долю? Рыдать, как Гераклит из Эфеса, поскольку жизнь ужасна и полна бед и катастроф? Созерцать, как Фалес из Милета, красоту мира, абстрагируясь от тех несчастий, что происходят вокруг

нас? Радоваться жизни по принципу ede, bibe, lude {лат. «ешь, пей, веселись»), как это делали ученики Эпикура, или жить незаметно (lathe)[30], как это делал он сам? Учиться жить по совести, как Сократ, понимая, что за это порою приходится платить собственной жизнью? Или, забыв обо всем и, более того, сознательно отвергнув все остальное, просто ухаживать за больными, как делал это уехавший в Африку Альберт Швейцер?

Да. И то, и другое, и третье и так далее… В христианстве осуществляется парадоксальный, иррациональный и глубоко нелогичный синтез всех этих путей в одно единое целое.