Студент–филолог, если он услышит на лекции какое‑то имя, скажем, имя поэта Гвидо Кавальканти, о котором никогда и не слышал, все равно ни за что не спросит: «Кто это такой? Когда жил? Где издан? Где можно найти его тексты?» А студент Физтеха, даже если он услышит имя Данте, о котором никогда почему‑то не слыхал, или имя Алексея Константиновича Толстого, которого вообще все знают, а он о нем не слышал, не стесняясь спросит: «Кто такой?» Все это свидетельствует о какой‑то подлинности этих молодых людей, приезжающих сюда из глубинки, чтобы стать замечательными русскими интеллигентами. Повторяю: даже если речь зайдет о Бахе, а он его почему‑то не знает, или о Моцарте, он спросит: «Кто такой?», при всех, не стесняясь, и, конечно, получит ответ. Поэтому: среди физтехов есть дикари, но нет «образованцев», если использовать этот солженицинский термин.

Я не хвалю студентов МФТИ, я знаю, что среди них есть и халтурщики, и хулиганы, и бездельники, но повторяю — в основном это полноценные люди, никак не потомки гоголевского Акакия Акакиевича. Я люблю студентов Физтеха и лекции на Физтехе – за неожиданные вопросы; за неожиданные повороты, которые предлагают мне мои собеседники; за то, что самые необразованные из них могут вдруг неожиданно понять очень сложные вещи, о которых подчас мы с ними говорим. Я люблю их еще и за «неуважительное» отношение, за то, что они ценят в человеке не титулы (к ним они привыкли, ведь лекции у них читают не только профессора, но и академики). Они уважают человека не за титулы, а за что‑то очень личное. Для меня это очень ценно, потому что с ними может быть легко установлено и может поддерживаться какое‑то подлинное человеческое общение. Многие мысли, которые потом входят в статьи и в книги и потом мною используются в дальнейшей работе, вызревали именно во время этих лекций, иногда в весьма «неуважительных» диалогах с моими собеседниками. Кто‑то из них меня пытался даже в тупик ставить, смеяться надо мной, но смеяться без злобы. У советского человека есть одно качество: он любит смеяться со злобой, смеяться с раздражением, с ненавистью, высмеивать своего собеседника с чувством превосходства. Студенты Физтеха умеют смеяться без злобы, задавать вопросы с двойным дном, но без всякого делания унизить и посмеяться над результатом. Это естественность в общении отличает студентов МФТИ, и за нее тоже я люблю лекции на Физтехе.

Русский интеллигент в XIX веке был, как правило, выходцем из глубинки, сыном сельского дьячка или лекаря из далекой провинции. Советский интеллигент в большинстве случаев — это вариант «Михалков – сын Михалкова» и т. п. Выходцы из МФТИ в этом смысле похожи на интеллигентов прошлого, они — почти все из глубинки, это self made people, а потому именно на них можно надеяться, ожидая, что им удастся вернуть русской интеллигенции ту глубину, которая отличала ее в прошлом столетии.

Не пренебречь даром Божьим

"Понимание того, что творение священно, я усвоил не из курса богословия", — говорил Католикос всех армян Гарегин I

2000–03–07 / Священник Георгий Чистяков

Джованни Гуайта."Жизнь человека: встреча неба и земли". Беседы с Католикосом всех армян Гарегином I. — М.: ФАМ, 1999, 253 с.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛ, свободно говоривший и писавший на шести как минимум языках, ученый и профессор, автор множества книг и тончайший богослов и проповедник, ученик известного философа Кахана Берберяна, который учился у Анри Бергсона, наконец, живой носитель христианской культуры Армении, которая насчитывает тысячу семьсот лет непрерывной истории, — вот кто такой Католикос Гарегин I. И в то же время — внук деревенского сапожника, мальчик, не знавший до 14 лет, что такое электричество, выходец из армянской деревни в Сирии неподалеку от турецкой границы.

Ярчайший представитель интеллектуальной элиты планеты (не Армении, не Европы или Америки, где он долго жил и трудился, а именно планеты) и одновременно интеллигент в первом поколении. Настоящий аскет, живший по древним уставам, и монах, давший иноческие обеты в возрасте двадцати лет и пронесший их через всю свою жизнь. Католикос родился в затерянной в горах деревне, центром которой была церковь."Колокольня задавала ритм всей жизни", — скажет он потом в одном из разговоров с Джованни Гуайта, книга которого, написанная по–французски и уже переведенная на русский и армянский, стала одним из ярчайших свидетельств о том, что такое христианство в наши дни.

"Понимание того, что творение священно, ибо оно создано Богом, я усвоил не из курса богословия", — говорит Католикос и далее рассказывает о том, как его бабушка, когда на пол падал кусочек хлеба, просила сразу же его поднять, ибо это дар Божий."И мы поднимали, сдували пыль и съедали, ибо не могли пренебречь даром Божьим". В деревне был армянский клуб с библиотекой, для нее Гарегин в возрасте 14 лет составил каталог."Моя любовь к книгам началась в этой библиотеке".

Поступив учиться в Оксфорд, Гарегин узнал, что многие студенты не знают даже, где находится Армения."Тогда во мне родилось твердое и бесповоротное решение: показать христианскую Армению", сделать свою родную страну и ее духовный мир знакомым и близким человеку в Европе и в Америке."Оксфорд бросил мне вызов: остаться верным моей идентичности внутри общей христианской традиции". Эта формула прекрасно определяет путь, по которому покойный Католикос шел до последнего часа своей жизни — путь полной открытости всем и каждому христианскому исповеданию и в то же время полной верности своей традиции.