Священник Георгий Чистяков:

Я думаю, что в чем‑то на Ваш вопрос, Михаил Михайлович, уже ответила и доктор Кондратенко, когда говорила о необходимости присутствия третьей стороны в отношениях между врачами и пациентами. Вот это как раз та ситуация, где третья сторона очень важна. И я знаю и по опыту своих друзей, и по своему собственному, что когда кто‑то из нас в этот момент оказывается в больнице, мы всегда бываем востребованы, и всегда эта тяжелейшая психологическая ситуация легче развязывается. Но я поддерживаю Федора Ефимовича в том, что, конечно, нам в этих случаях необходимо выходить за пределы нашего статуса, не только статуса врача, но и статуса священника на самом деле. Потому что в таких случаях должна быть человеческая встреча.

Что касается забора органов. Этот вопрос мне бы хотелось обсудить серьезно, потому что в России совершенно нет психологической ориентации людей на забор органов их собственных или их родственников в случае смерти от несчастного случая. Здесь, конечно же, необходима какая‑то пропаганда в общенациональном масштабе. Потому что то единственное, что пишется о трансплантации внутренних органов в нашей прессе — это обычно всякие скандальные, фантастические истории, которые, казалось бы, уместны только в газетах типа"Третий глаз"или что‑то в этом роде, но попадают и на страницы центральной прессы.

В плане рекомендаций можно только посоветовать брать человека за локоть, уводить в коридор и говорить:"Ты понимаешь, что теперь твой муж или твоя жена…"Это должна быть ситуация мгновенного контакта.

С другой стороны, я читал книгу казалось бы ученой дамы, где говорилось, что в смысле духовном очень важно, чтобы человек был похоронен целым, что нельзя изымать какие‑то внутренние органы в силу того, что когда Господь будет воскрешать, то чего‑то не хватит. Но это какое‑то механическое представление о всемогуществе Божьем, на уровне детского набора"Лего".

Федор Василюк:

Мне кажется, что конечным итогом этих размышлений должны быть рекомендации. Но основа для этих рекомендаций не может быть общей, потому что мы исходим из общего представления о человеке, которое исповедует врач и которого придерживается человек, который к нему обратился. Потому что орган часто воспринимается как собственность, как продолжение человеческой личности. И это не просто метафора. Вы знаете, что при ампутации конечности очень долго остается фантомная чувствительность отсутствующей конечности. Это реальное ощущение физически отсутствующего тела. Поэтому вопрос об органе не есть вопрос механический, а вопрос и духовный, и психологический. Потому что идея, что жизнь ребенка будет продолжена — это ведь идея о седалище души. Вот где седалище души — в сердце как в органе, в голове или оно вообще вне телесной оболочки?

Мне кажется, что дискуссия по этому вопросу обычно замыкается между теми, кто остался жив, и игнорирует тех, кто ушел. Дело в том, даже если у человека есть молитвенный опыт (а в этой ситуации человек может даже не иметь развитого молитвенного опыта), он явно ощущает ту или иную форму какого‑то душевного присутствия, даже если это конфессионально никак не оформлено. Он знает, что умерший есть, и он может к нему обращаться. Я много раз общался с людьми, которые не могли решить проблемы, связанные с умершими, по поводу собственности или по поводу принятия каких‑то решений. Но я, например, задавал вопросы так:"Как Вы думаете, как Ваш муж среагировал бы на ситуацию, что он бы сказал, что он сделал?"И вот тогда снимается непосильная ответственность с самого человека. Это можно делать и по отношению к ребенку:"Ваш мальчик был добрым человеком?""Как Вы думаете, он бы в такой ситуации как среагировал?"Если Вы можете молиться, спросите у него, может быть Вам будет молитвенный ответ.

Но тут важно уйти от манипуляций. Мы можем придумать всякие психологические хитрости, которые как бы вынудят человека принять в этой ситуации решение. Это будет нехорошо во многих отношениях. Дело в том, что потом что‑то нарушится в нем и в его отношениях с умершим человеком и добра не принесет тому, кому этот орган будет пересажен. Поэтому, мне кажется, что в любом случае свобода, нетоталитарность взаимоотношений с этим человеком — это залог того, что решение будет правильным духовно, пусть оно будет плохое физически.

Священник Георгий Чистяков: