В Закарпатье жила в 60–е годы, я думаю, что умерла она лет 15–17 тому назад, старая монахиня, которую звали матушка Феофания. Была она врачом, училась, по–моему, на медицинском факультете Московского университета и рассказывала о том, что её профессор как‑то во время лабораторных занятий, увидев, как хорошо проанатомировала она какой‑то объект, данный в анатомичке для работы, сказал, обняв её за плечи: «Ну как, теперь ты поняла, что твоего Бога нет?» И она, будущая матушка Феофания, ещё тогда просто студентка, воскликнула: «Нет, я поняла как раз совсем другое: «Вся премудростию сотворил еси»». «Я поняла, — сказала она, — что Ты, Господи, всё сотворил премудро». Оба, и профессор, и его студентка, были в этот момент абсолютно честными. Но только один увидел в этом анализе, в этой работе отсутствие Бога, а другая Его всеопаляющее присутствие. И так всегда, и так уже не первое столетие. Глядя на одни и те же факты, оперируя одним и тем же материалом, люди видят либо отсутствие Бога во всём этом, либо Его присутствие. А «Бога не видел никто никогда», увидеть Его невозможно, Его можно только почувствовать, почувствовать сердцем.

Полнота Божия обнаруживается в проповеди и в самой фигуре Иисуса. Не случайно же потом воскликнет апостол Павел, что в Нём обитает полнота Божия телесно. Но, и я возвращаюсь к тому, что говорил на эту тему Блез Паскаль, но Иисус жил не узнанным среди людей. «Так, — восклицает Блез Паскаль, — и правда Его пребывает тоже без внешних отличительных признаков среди обыдённых истин, так и Евхаристия среди обыкновенных хлебов».

Да, действительно, Иисус жил не узнанным среди людей. Историки, современные Евангельским событиям, историки, которые сохранили в своих трудах информацию о зачастую самых незначительных событиях того времени, практически почти ничего не знают об Иисусе. У Тацита и Светония, а затем у Лукиана есть только какие‑то отрывочные свидетельства о Нём, свидетельства, на основании которых нельзя, в сущности, сделать никаких выводов. Итак, историки, современные Ему, Иисуса не заметили. Римские писатели, философы, мыслители тоже не заметили Иисуса. Мало того, к этой незамеченности Его современниками прибавляется ещё целый ряд хронологических несообразностей в самом Евангелии. Так, например, перепись, о которой говорится в начале Евангелия от Луки, она имела место, скорее всего, в 6 году нашей эры. А Ирод, который является героем этого евангельского рассказа, умер за 10 лет до переписи, в 4 году до нашей эры.

Как разобраться с этими хронологическими несоответствиями, несообразностями, противоречиями? На самом деле никак, очень трудно, поэтому если мы будем опираться только на чисто внешние фактологические доводы, то и Евангелие можно подвергнуть весьма жёсткой критике в смысле его достоверности. Но кроме этих фактологических доводов у нас есть другие доводы, значительно более важные. У нас есть наше собственное сердце, которое откликается на содержащийся в Евангелии призыв Иисуса. И когда сердце откликается, когда оказывается, что Иисус обращается со своей проповедью не к кому‑то вообще, а именно ко мне, сегодня открывшему Евангелие, когда я понимаю, что Он говорит не с какими‑то своими, неизвестными нам слушателями, когда я понимаю, что Он говорит со мной, то тогда оказывается, что в моих руках есть довод значительно более серьёзный, чем те несообразности в хронологии, которые можно найти в Евангелии. И этот довод, который есть у меня, этот довод в пользу Евангелия, потому что оно обращено ко мне, оно написано для меня, оно меня делает другим.

Иисус жил и проповедовал скрыто, скрыто от глаз современных Ему историков и философов. И сегодня, сегодня происходит то же самое: очень часто Он тоже остаётся как бы незаметным для многих, для многих остаётся Богом неизвестным. Французский поэт и писатель Поль Клодель рассказывает о том, что он в отношении религии, в отношении веры во Христа был абсолютно нейтральным. Он не воспринимал христианство как какую‑то истину, как что‑то, открывшееся ему, он вообще не задумывался никогда о том, что такое христианство, что такое Евангелие и вообще никогда не брал в руки Библию. И вот однажды, в рождественскую ночь, он решил пойти в собор Парижской Богоматери, в Нотр — Дам, потому что, молодой поэт, он считал, что там, во время торжественного богослужения, он может найти что‑то такое, что может стать материалом для его поэзии, для его стихов. Пришёл, стоял у колонны, слушал пение мальчиков, облачённых в белые стихари, и вдруг что‑то его пронзило. Как он потом скажет, «я почувствовал, что Он здесь». Почувствовал, и стал другим. Пришёл домой и нашёл Библию, единственную, которая была у них в доме, подаренную его сестре Камилле её подругой – протестанткой. Нашёл и начал читать. «Три года, — говорит Поль Клодель, — я читал эту книгу и, читая её, боролся с Богом, как некогда боролся с Богом патриарх Иаков». А затем поверил, затем откликнулся на тот призыв, который услышал ночью, во время рождественской службы в соборе Парижской Богоматери. Вот вам одна история обращения, история встречи.

И другая: Мальчик по имени Андрюша Блум скучал в школе на уроке, во время которого какой‑то пожилой священник громким и, сточки зрения этого мальчика, очень неприятным голосом рассуждал о Евангелии. Священника этого звали Сергий Булгаков. Вернувшись домой, мальчик попросил у своей матери, напоминаю, зовут его Андрей Блум, Евангелие, Новый завет. Заглянул в оглавление, обнаружил, что среди Евангелий есть называющееся от Марка, самое короткое по объёму, и, чтобы долго времени не тратить на чтение, взялся за это самое Евангелие от Марка.

«И, — говорит этот мальчик, ставший теперь митрополитом Антонием Сурожским, — как взял я в тот день в руки Евангелие, так и теперь не расстаюсь с ним до сих пор». Произошла личная встреча тринадцати- или четырнадцатилетнего мальчика в Париже с Христом, пришедшим в этот мир грешных спасти, от них же первый есмь аз. И эта личная встреча доказала будущему владыке, что всё, о чём говорит нам Евангелие – это правда. Именно личная встреча, а не какие‑то внешние доводы или внешние аргументы.

Приведу ещё один пример, ещё одну историю. Мне рассказывала одна дама. Как в течение 18 лет она ежедневно проходила на работу мимо действующей церкви, иногда в эту церковь заглядывала, иногда даже оставалась в ней на пять–семь минут, ставила свечки в память сначала о бабушке, а потом о родителях, но на самом деле ничего не чувствовала и никакой потребности в Боге не ощущала. Но однажды на улице остановил её какой‑то человек и дал ей маленькую книжечку в синей обложке, Новый Завет. «Я, — сказала эта дама, — в метро открыла эту книжку, стала читать наугад, уже теперь, — говорит она, — не помню, какое из Евангелий это было, стала читать – и до сих пор читаю, и до сих пор не могу с ней расстаться». Рассказала мне это учёная дама из одного из московских НИИ, и сразу я вспомнил о митрополите Антонии и его рассказе. И сразу вспомнил о Поле Клоделе, о том, как он читал Библию и, как Иаков, боролся с Богом три года.

В жизни каждого из трёх людей, о которых говорил я сегодня, произошла личная встреча с Иисусом. Личная встреча, которая доказывает нам, что всё, о чём говорит Евангелие – это действительно правда, значительно лучше, чем любой трактат, чем любой внешний довод, чем любой фактологический анализ. Именно личная встреча с Иисусом делает нас христианами, именно в этой личной встрече Бог скрытый, Бог прячущийся открывает нам Себя. Скрытый становится открытым.

О такой личной встрече, которая произошла в его жизни, рассказывает Блез Паскаль. Лето от Рождества Христова 1654. Понедельник, 23–го ноября. День святого Климента, папы и мученика. И дальше запись: «Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, а не философов и учёных. Бог Иисуса Христа. Уверенность, уверенность, чувство, радость, мир. Бог Иисуса Христа». Мы не знаем, что произошло в тот вечер, 23 ноября 1654 года, в понедельник. Мы знаем, что в этот момент Блез Паскаль пережил какой‑то удивительный личный опыт прикосновения к истине Божьего присутствия в мире. Что‑то пережил, что‑то почувствовал, пережил до такой степени остро, что потом записал прочитанные мною только что слова на клочке бумаги и зашил во внутренний карман своего сюртука для того, чтобы затем носить у сердца эту бумажку в течение всей своей жизни. Найдена была она там, во внутреннем кармане его костюма, только после смерти мыслителя. Бог Авраама, бог Исаака и Бог Иакова – не Бог философов и учёных! Это не тот Бог, который открывается, когда мы пытаемся что‑то понять, это Тот, Кто входит в нашу жизнь, входит неожиданно, входит, её изменяя и переделывая, входит, обнажая своё невидимое, но всеопаляющее присутствие, как некогда открылся Бог Моисею, как некогда открылся Бог Илье–пророку, как являет Он Себя и ныне нам, таким разным, таким непохожим друг на друга, святым и грешным, праведникам и злодеям, является и делает нас другими, является и даёт возможность нам родиться снова.

Но даже когда происходит эта встреча, мы не всегда сразу узнаём Его. И Христа мы тоже узнаём далеко не всегда, и далеко не всегда сразу, когда Он оказывается нашим спутником, как было это с двумя учениками на дороге в Эммаус. Иисус шёл с ними часа два, наверное, по дороге, не меньше, а они даже отдалённо подумать не могли, что это Он. И только затем, когда дорога эта осталась позади, узнали своего Учителя в преломлении хлеба. Узнали своего Учителя в таинстве Евхаристии, а Он, там, в этот момент, когда они Его узнали, невидим для их глаз. В тот самый момент, когда, казалось бы, должно было начаться настоящее с Ним их общение, Он исчез. Как понять нам этот евангельский рассказ? Наверное, и в нашей жизни тоже бывает именно так: Иисус идёт вместе с нами, мы его не узнаём и не замечаем. Вдруг в какой‑то момент встреча наша происходит, но он оказывается невидимым. И в другом месте в Евангелии, в конце, в самом конце Евангелия от Матфея, рассказывается о том, что когда ученики пришли в Галилею, на гору, куда повелел им Иисус, то одни поклонились Учителю, а другие усомнились. Естественно, наверное, естественно человеческое сомнение: не было бы тех, кто «усомнились», не было бы и чуда веры, чуда парадоксального и непонятного, как всякое чудо, но преображающего нашу жизнь.

Размышляя над истинностью христианской веры, над истинностью Евангелия, Блез Паскаль восклицает: «Наша религия и мудра и безумна. Мудра, потому что она самая сведущая и самая обоснованная путём чудес, пророчеств и т. д. Безумна потому, что совсем не этим всем руководствуются верующие. Хотя этого достаточно для осуждения неверующего, но не то заставляет верить верующего. Верить – восклицает Паскаль, — заставляет их крест, — и дальше поминает слова апостола: «Да не упразднится крест Христов»». Верить нас заставляет крест, то есть прикосновение к бесконечной человеческой боли, к той боли, которую испытал Иисус на кресте. И апостол Фома, он тоже ведь поверил в тот момент, когда прикоснулся к язвам на руках Воскресшего. Не что‑то, а именно язвы Христовы сделали его верующим, апостолом, пламенным проповедником Христова Воскресения. И нас с вами тоже делает верующими наше личное прикосновение к Его боли. Если мы этого прикосновения ещё не пережили, значит встреча со Христом в нашей жизни ещё только впереди, ещё только ждёт нас эта встреча. Паскаль был человеком, остро пережившим опыт личной встречи со Христом в своей жизни. Паскаль постоянно подчёркивал, что именно личный опыт его собственного сердца сделал его христианином, христианином не потому, что он был, как все люди его времени, крещён во младенчестве, и не потому, что он, как все люди своего времени, участвовал в церковных богослужениях. Нет, христианином, потому что сердце его горело любовью к Иисусу, христианином, потому что он хотел быть учеником распятого, учеником Распятого во всём.

Мы с вами живём, казалось бы, совсем в другую эпоху, в эпоху, которая очень не похожа на XV|| век, но если вдуматься, постоянно становимся перед теми же самыми проблемами, перед которыми некогда встал Блез Паскаль. Те же самые сомнения нас посещают, те же самые доводы и аргумент иногда отвращают нас от веры, иногда, наоборот, появляется у нас желание использовать доводы, пусть какие‑то другие, но всё равно конкретные доводы и аргументы, чтобы доказать себе и друг другу, в первую очередь, конечно, себе, истину нашей веры. Но давайте помнить, родные мои, что истинность нашей веры, она доказывается не доводами, а сердцем, давайте помнить, что истинность Евангелия, она обнаруживается не путём сличения евангельского текста с историческими свидетельствами эпохи, а в личной нашей встрече со Христом, во встрече, которая происходит непременно в жизни каждого и каждой, во встрече, которая преображает нашу жизнь и даёт нам новые силы и новые возможности, во встрече, которую одни из нас переживают в детстве, другие, уже повзрослев, третьи в старости, иной раз даже и на пороге смерти, накануне ухода из этого мира, из этой жизни. Но все мы встречу эту переживаем. И для всех становится она главным событием нашей жизни.

Поэтому давайте, родные мои, не только сейчас, в удивительные пасхальные дни, но всегда беречь друг друга и беречь тот опыт сердца, который у нас есть, не расставаться с этим опытом, как не расставался Паскаль с запиской о том, что он пережил. Давайте не расставаться с Евангелием. Не как с книгой, потому что, конечно же, можно носить Евангелие всегда с собой, в сумке, в кармане, но при этом не чувствовать Христова присутствия рядом. Не расставаться с Евангелием, которое в какой‑то момент оказывается написанным на плотяных скрижалях сердца, нашего с вами сердца. Вот о чём будем молиться: чтобы именно так написалось Eвангелие в нашей жизни, на плотяных скрижалях сердца. Будем стараться чувствовать присутствие того Спутника, Который сопровождает нас на дороге жизни, Который беседует с нами и отвечает на наши вопросы, Того не узнанного сначала апостолами Спутника их на дороге, имя Которому Иисус.