Articles & Speeches

Семен Мирский: 26–го октября в клинике небольшого городка на севере Франции в возрасте 21 года умер Венсан Амбер. И можно без преувеличения сказать, что кончина этого молодого человека стала вехой в новейшей истории Франции. История же необычного пациента такова. В сентябре 2000–го года 18–летний Венсан Амбер попал в дорожную аварию, в результате которой он остался полностью парализованным, глухим и почти слепым. Единственным средством связи между Венсаном и внешним миром была электрическая кнопка, присоединенная к монитору, на котором появлялись набранные самым крупным шрифтом буквы алфавита. Нажимая в нужный момент на кнопку единственным действовавшим пальцем руки, Венсан Амбер мог таким образом писать. И год назад он написал письмо президенту Франции Шираку, в котором была такая фраза:"Господин президент, помогите мне умереть, ибо ничего другого я себе не желаю".

Ширак ответил на письмо. Он позвонил Венсану Амберу, зная, что слух его, равно как и интеллект, в аварии не пострадал, и объяснил, что власть над жизнью и смертью не входит в прерогативы президента, ибо во Франции есть закон, запрещающий как эвтаназию, так и помощь людям, решившим покончить жизнь самоубийством."Закон есть закон, и закону подвластны все", — сказал президент. Но слово и буква закона не стали последним словом в жизни и смерти Венсана Амбера. 26–го октября мать пациента, Мари, оставшись в палате наедине с сыном, влила в капельницу, к которой он был подключен, сконцентрированный раствор снотворного. Но Венсан, у которого было очень крепкое сердце, не умер, и смерть наступила лишь после того, как врач Фредерик Шосуа ввел пациенту в вену смертоносный укол, предварительно отключив его от аппаратуры поддержания жизни. Врачебный бюллетень, опубликованный 26–го октября в клинике, в которой скончался Венсан Амбер, содержит примечательную фразу:"Учитывая клиническое состояние, медицинский прогноз, а также неоднократно высказанные пожелания самого пациента, мы решили ограничить меры активной терапии".

Конец цитаты, из которой явствует, что Венсан Амбер и его мать в конечном итоге добились своего права самому определить момент своей смерти, когда жизнь уже недостойна этого названия. Как пишет парижская газета"Монд", случай Венсана Амбера откроет, скорее всего, и во Франции, после Нидерландов и Бельгии, путь к принятию закона о праве пациента, не имеющего ни малейших шансов на выздоровление, по вынесению медицинской экспертизы самому определить момент своего ухода из жизни.

Татьяна Ткачук: Об эвтаназии вообще говорить очень сложно и тяжело, и все же давайте попробуем начать этот разговор, оттолкнувшись от только что услышанного. Отец Георгий, знаю, что почти все богословы выступают против эвтаназии, и все же: есть ли смысл, с Вашей точки зрения, искусственно продлевать жизнь, подобную той, что вел Венсан Амбер?

Георгий Чистяков: Прежде всего, я думаю, что медицина — это вообще искусственное продление жизни. И, слава Богу, что сегодняшняя медицина позволяет продлевать жизнь больного и на 10, и на 15, и на 20 лет. Что же касается того, что нам хочется умереть, когда мы болеем, — да, такое очень часто бывает. Очень часто больной человек переживает это желание уйти, таким образом облегчить свои страдания и так далее. Но кто знает, что будет в следующие десять дней, в следующие три часа, я не знаю.

Проходит, этот момент депрессии, проходит этот трудный какой‑то психологический момент, и оказывается, что человек все‑таки хочет жить. И очень часто бывает, что больной говорит, что хочет умереть, а вместе с тем видишь, что это вопль какой‑то отчаяния, а на самом деле жить он всё‑таки хочет. И как может врач (а я всё‑таки берусь говорить о том, что может или что не может врач, потому что я уже больше десяти лет работаю вместе с докторами в республиканской детской клинической больнице, я уже там знаю всё), как может врач принимать решение, брать на себя эту ответственность? Врач, в конце концов, не для того учился и не для того работает, чтобы прекращать жизнь. Вся жизнь доктора посвящена тому, чтобы жизнь спасать и жизнь продлевать. Мы не должны заставлять доктора быть палачом.

Татьяна Ткачук: Спасибо. Я приведу Вам два письма из почты.

Профессор Анатолий Телле пишет:"Я глубокий старик, но еще работаю, у меня прекрасная заботливая семья. Сейчас после инсульта я еще могу передвигаться по квартире, но мысль, что я буду паралитиком и обузой, меня убивает. Если я не умру в одночасье, я предпочитаю, чтобы меня усыпили".

И второе письмо от Алексея из города Фрязино Московской области. Он пишет о том, что его отец недавно умер от рака после годичных лечений и безуспешных попыток вылечиться. Он (его отец) во время болезни стал невольным сторонником эвтаназии. И Алексей довольно с таким большим чувством пишет о том, что противники эвтаназии занимаются пустым квазирелигиозным морализаторством, и только потому, что не в состоянии поставить себя на место не просто неизлечимого больного человека, но человека, для которого каждая следующая минута жизни — это невыносимая пытка.

И у нас два слушателя на линии, одному из них дадим слово. Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста.

Амельченко: Здравствуйте. Амельченко, офицер запаса, воевал в Чечне. Очень часто люди, когда страдания после ранения превышают порог переносимости, просят их убить. Это не значит, что в таких условиях нужно идти навстречу таким отчаянным пожеланиям людей. У нас очень многие люди находятся в отчаянии. У нас в стране дегуманизация полная, царит бездушие, и вводить закон об эвтаназии в таких условиях просто невозможно. Нужны тончайшие градации, чтобы понять, когда можно облегчить страдания человека, хотя бы не физические, а помочь ему морально, окружить теплотой и заботой. Поэтому в нашей чудовищной бесчеловечности, которая у нас существует, эвтаназия может только навредить. Таково мое мнение. Я видел, люди кричали:"Убейте меня! Застрелите!", у них были оторваны конечности. Но, в конечном счете, когда они попадали в стационарный госпиталь, им помогали, они цеплялись за жизнь.

Татьяна Ткачук: Спасибо.

Отец Георгий, церковь считает, что в эвтаназии совмещаются сразу два греха — это желание умереть и умышленное убийство. Но, с точки зрения здравого смысла, смерть иногда является единственным выходом — и для самого больного, и для его измученных родственников. Отец Георгий, возможны ли исключения в оценке священников просьбы об эвтаназии?

Георгий Чистяков: Думаю, что все‑таки невозможны. Мне кажется, что это тема, в которой будут согласны все — православные, католики, протестанты, люди самых разных убеждений. Но каждый верующий скажет, что это сфера, в которую мы ни в коем случае не должны вмешиваться. Тем более, что же мы сравниваем себя с Голландией? В Голландии совсем другой уровень медицины.