Татьяна Ткачук: Спасибо, Елена. Отец Георгий, предположим, к вам в церковь приходит человек и говорит, что он боится сглаза, или что его сглазили. Ваша позиция как священнослужителя: станете ли вы бороться с этим суеверием, с которым к вам пришел прихожанин, по принципу"непротивление злу есть ужасная ересь", или вы можете быть достаточно толерантным в этом смысле и простить человеку, что он в это верит?

Георгий Чистяков: Ну, прежде всего не"допустим, ко мне пришел", а"ко мне пришел", потому что они довольно часто приходят — люди, которые рассказывают о том, что их сглазили, или кого‑то из их близких сглазили. Не такая редкая это история, к сожалению. И конечно, моя задача в этом случае заключается в том, чтобы помочь человеку не бояться. Я всегда говорю:"Вы пришли в церковь, вы пришли искать помощи от сглаза не у кого‑то, не у доброго колдуна, когда вас сглазил злой, а вы пришли в церковь, вы пришли к Христу–Спасителю. И ваша задача — довериться Иисусу, довериться Христу. И тогда всё в жизни изменится, и тогда никакие сглазы не будут страшны".

Но, к сожалению, человеку, который боится сглаза, хочется, чтобы над ним произвели какое‑то магическое действие. Его не устраивает мой ответ, когда я говорю:"Доверьтесь Иисусу, возьмите в руки Евангелие и читайте Евангелие, молитесь Христу, молитесь Богу, приходите причаститься". Нет, он хочет, чтобы я взял какую‑то книжечку, открыл её у него над головой и прочитал какую‑нибудь молитву именно от сглаза. То есть он хочет, чтобы я победил сглаз путем магического действия, и вот это меня на самом деле пугает больше всего.

Тут неуместен разговор о толерантности или не толерантности к таким верованиям. Тут задача заключается в том, чтобы человеку помочь, потому что очень часто люди, которым кажется, что их сглазили или кого‑то из их близких, находятся в состоянии чудовищного страха. Их воля парализована, их охватывает такое отчаяние, что можно сказать только одно: им нужна срочная помощь. И я — как священник — им должен помочь.

Татьяна Ткачук: Спасибо, отец Георгий. Татьяна, я подозреваю, что многие ваши клиенты приходят примерно в таком же состоянии к вам, как к психотерапевту, потому что с ними что‑то такое произошло, возможно, их сглазили. И они тоже хотят, чтобы вы какую‑то свою книжку у них над головой подержали — и вышли они оттуда после одного сеанса абсолютно освобожденные от каких бы то ни было:

Татьяна Мизинова: По сути, действительно люди хотят, чтобы совершили какой‑то ритуал, который бы отменил вот этот"сглаз". Так уж устроена наша психика, что нам значительно проще искать причины своих бед не в себе самом, а во вне, то есть приписывать какие‑то мистические действия чужим людям. Я где‑то согласна с отцом Георгием, что здесь нужно не проводить этот ритуал — это скорее удел шаманов, гадалок, ясновидящих, которых сейчас просто огромное количество, которые обещают людям за один сеанс избавить их просто от всяческих напастей. Но парадокс этой ситуации в том, что симптом можно снять, сказав, что порчи больше нет, но нужно разбираться с тем, почему у человека вообще возникает это ощущение, что им кто‑то может манипулировать — может насылать порчу,"глазить", устраивать всяческие козни. Не каждого человека можно сглазить, а только того, кто к этому внутренне готов. Поэтому наша задача — как раз найти причину.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Татьяна. Отец Георгий, как вы полагаете, если бы за суевериями совсем не стояло никаких реальных исторических фактов, подтверждающих взаимосвязь между одним и другим, — разве могло бы быть в мире так много самых разных людей самых разных вероисповеданий, которые из поколения в поколения верят в одно и то же?

Георгий Чистяков: Нет, за суевериями стоит, конечно, если хотите, коллективное бессознательное, как сказал бы Юнг. За суевериями стоит огромным пласт архаической религиозности, той архаической религиозности, которая не вполне еще умерла, которая вроде как давным–давно повержена, но продолжает жить где‑то на задворках нашего сознания. И все это выражается в сегодняшних суевериях. Так что, с одной стороны, суевериями надо заниматься с точки зрения науки, потому что это чрезвычайно богатый источник материала об архаических верованиях и вообще о психологии архаического человека. Ну, а с другой стороны, конечно, людям надо помогать изживать из себя архаику. Все‑таки мы живём не в третьем тысячелетии до нашей эры, во времена строительства пирамид, а в XXI веке.

Татьяна Ткачук: Спасибо, отец Георгий. Елена, прошу.

Елена Левкиевская: Я бы еще хотела добавить несколько слов. Причиной сохранения вот этих архаичных верований является культурная многоукладность нашего общества, где жизнь на уровне XXI века — где‑нибудь в пределах Садового кольца, соседствует с жизнью на уровне XVIII‑XIX века — где‑нибудь в архангельской деревне, где эти суеверия сохраняются не в виде осколков (как, например, у московских жителей), а в виде целостной архаической картины мира, которая просто позволяет им выжить в той ситуации, и является для них прагматическим, конкретным, повседневным знанием, которым они пользуются для решения своих практических задач.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Елена. Татьяна, вот тот всплеск суеверий и суеверности, о котором мы уже сегодня говорили, не вызван ли он на самом деле каким‑то ощущением ненадежности жизни, страхом людей перед завтрашним днем? И не напоминает ли вам такой всплеск суеверий тот массовый"поход"в церковь всех бывших партработников, который мы наблюдали несколько лет назад?

Татьяна Мизинова: Вы знаете, да, этот всплеск есть. Он связан, наверное, с тем, что людям просто нужно во что‑то верить, чтобы испытывать какую‑то уверенность в завтрашнем дне. У людей 70 лет выжигали веру в Бога. Сейчас, слава Богу, ситуация изменилась, но именно в периоды перестройки, в периоды изменений в обществе у людей появляется потребность в поисках вот этой вот опоры, веры во что‑то, поэтому в Бога или в суеверия людям надо верить.

class="postLine">Татьяна Ткачук: Елена, а если говорить об интересе мирового ученого мира к этому, там тоже наблюдается некий всплеск, или все достаточно ровно (кто интересовался, тот и интересуется)?

Елена Левкиевская: Нет, я думаю, что особого всплеска здесь в мировом ученом сообществе нет, потому что эти исследования всегда привлекали ученых. Что касается нашего общества, то в нем, естественно, это сейчас пробудилось сильно, потому что, скажем, в сталинское время этим просто запрещали заниматься.