2.12.98

* Имеется ввиду прот. Дм. Дудко

ЛАСТОЧКА, КОТОРАЯ ДЕЛАЕТ ВЕСНУ

Исполнилось десять лет со дня трагической смерти отца Александра Меня. Заместитель главного редактора газеты"Русская мысль", член–корреспондент РДЕН отец Георгий Чистяков был одним из тех, кто хорошо знал отца Александра Меня. Разделял его взгляды, а в сорок лет под влиянием отца Александра принял сан священника. Сегодня отец Георгий отвечает на наши вопросы. Вопросы задаёт Богдан Степовой:

— Отец Георгий, почему отец Александр Мень стал одним из тех, кто десять лет назад открыл обществу православие?

— Отец Александр был исключительным человеком. Очень ярким, добрым, полным любви. Был открытым по отношению к каждому собеседнику. Все это делало его замечательным священником. Но были у него качества, которые сделали его исключительным мыслителем. Он был теснейшим образом связан с той средой, в которой сохранились книги с дореволюционных времен, культура и вера. Внутри того микрокосма, в котором он жил, как будто революции и не было. Он читал Соловьёва и Бердяева, Булгакова и Бориса Чичерина.

Русские люди, подобные ему, разумеется, были, но они жили в Нью–Йорке или в Париже, а он здесь был единственным. Жизнь его была не длинная — всего 55 лет. Но она была удлиненной, потому что он уже в 14 лет был сложившимся человеком. И все из‑за того, что его окружали потрясающие люди, которые помнили начало века, которые сохранили не только книги, но и живую память. Я все время повторяю эти слова — "сохранили книги", потому что это во времена его или моей юности значило чрезвычайно много.

Месяц назад, 8 августа, умерла Елена Владимировна Вержбловская, она же мать Досифея. Одна из женщин, которая знала отца Александра с детства. Ей было 97 лет. Она стала монахиней во время войны, в 1943 году. Среди таких людей и вырос отец Александр. Все это сделало его человеком, единственным в своем роде. Я затрудняюсь назвать хотя бы еще одного человека из его поколения, который бы так хорошо знал философскую и богословскую мысль начала века и до такой степени был органично с ней связан. Из поколения людей, которым сейчас уже сильно за 80, такие люди еще были. Например, Лев Иванович Красовский. Он попал в заключение на острова архипелага ГУЛага именно за то, что читал Соловьева и не очень это скрывал, но он принадлежит совсем к другому поколению. А среди ровесников о. Александра это уже было невозможно. Он был единственным.

— Как при этом Меню удавалось избежать репрессий со стороны КГБ? Того же Сахарова, например, сослали в Нижний Новгород…

— КГБ все время ходил за ним по пятам. Но, во–первых, прогнила система. Во–вторых, Сахаров в силу своей общественной позиции общался с иностранными корреспондентами и общественными деятелями. Его отправили в Нижний, чтобы изолировать от иностранцев. Отец Александр общался с бабушками своего прихода и московской интеллигенцией, которая к нему ездила. А ездила к нему интеллигенция всех поколений. Люди старшего поколения уже давно умерли, а самым младшим его духовным детям еще не исполнилось и 20. В ребенке восьми лет он видел человека, с которым надо говорить серьезно. Но это все были советские граждане. Те иностранцы, что общались с отцом Александром, великолепно знали русский язык, и были настоящими конспираторами. Я подозреваю, что органы об этом и не догадывались.

Отец Александр дружил с русской француженкой Анастасией Борисовной Дуровой, которая работала во французском посольстве. Она очень помогала отцу Александру и всем нам. Она умела выйти из посольства и, пять раз пересев из поезда в поезд, оторваться от хвоста. То же самое умели делать и писатель Ив Аман, автор книги об отце Александре, и отец Антоний Эленс, и многие другие. Я подозреваю, что связи отца Александра КГБ все‑таки не были до конца известны. Бог помогал.

— К нему ездили не только как к священнику, но и как к учителю?

— И к учителю, и к наставнику, и к другу. Если мне нужен был простой совет священника или просто резкое и вместе с тем мудрое слово, я шел к кому‑нибудь другому. А когда надо было разобраться в чем‑то таком, чего я не понимал и была необходима серьезная духовная и интеллектуальная помощь, тогда я забывал обо всем, бежал на электричку и ехал в Пушкино. Потом пешком добирался до Новой Деревни.

Я очень хорошо помню день, когда меня вызвали в военкомат, чтобы там со мной побеседовал представитель КГБ. После этой беседы я сразу помчался к нему. По дороге я представлял себе, как отец Александр обнимет меня и скажет:"Ну вот, и ты прошел боевое крещение". Но вышло совсем по–другому. Он сразу спросил:"Ну, кто там с тобой разговаривал? Наверное, старлей какой‑то? А со мною вчера — полковник. Сколько с тобой говорили? Минут сорок или сорок пять? А со мной три с половиной часа!""А в общем‑то, ты, — заключил он, — щенок!"Обхватил меня правой рукой и сказал:"А теперь поехали к отцу Сергию Хохлову". Это был его соученик по семинарии и мой большой друг.