— А есть ли у молодёжи какие‑то особые пути к Богу по сравнению с другими поколениями?

— Я думаю, что дело не в особых путях, когда мы говорим о молодёжи, а дело в особом языке. Каждое следующее поколение всегда говорит на новом языке. И если возникает проблема отцов и детей, то она возникает не потому, что мы смотрим по–разному на вещи. Я убеждён, что вся проблема возникает из‑за того, что мы говорим об одном и том же, но в разных словах. А мысль, чаще всего, одна и та же. Взаимоотношения между поколениями – это проблема нахождения слов, проблема поиска общего языка. А общий язык, как правило, находится, когда мы начинаем что‑то делать вместе. Так, например, я очень люблю и в журналистике работать вместе с молодыми авторами. Приносит студент или студентка статью. В ней есть много интересного, но многое написано не так. Тогда садишься вместе за стол часа на три и начинаешь работать. Переставлять местами фрагменты текста, сокращать, дописывать, заменять слова. При этом знаешь, что ты не должен внести в текст ничего своего, но только помочь этому молодому человеку вытащить на поверхность то, что в его статье уже есть, но для читателя не вполне ясно. Такая совместная работа всегда и сближает и удивительно помогает увидеть главное, многое понять.

Помню, как много лет тому назад один из моих старших коллег именно так работал со мною над моей первой статьёй. Это было четверть века тому назад, а помню всё до мелочей. И благодарен ему невероятно.

— Сюда же, наверное, можно отнести и взаимоотношения людей верующих и неверующих. Нахождение общего языка.

— Да, проблемы, возникающие между верующими и неверующими – это, опять‑таки, проблемы языка. Прежде всего, это связано с непониманием того, что значит слово «Бог». Думаю, что в большинстве своём неверующие люди просто не понимают самого слова «Бог». Не понимают каких‑то вещей не на уровне сердца, а на уровне своего сознания, поскольку, если мы задумаемся над внутренним миром этого человека, то мы увидим, что там есть место для Бога и там живёт Бог, но просто сам человек об этом не догадывается. Ему нужно, прежде всего, помочь понять самого себя.

— Как ему помочь? Вот мы, верующие, узнали Бога… Мы очень рады этому, идём с этой радостью к другим людям, а они нас не принимают, отталкиваются от нас…

— Очень трудно идти к людям, двигаясь вперёд напролом, проповедуя им нашу веру, называя их неверующими и заявляя о том, что нам вверена истина. Из этого действительно мало что получается, особенно сейчас, когда люди переросли эпоху своего детства. А вот когда это получается само собой, в процессе совместной работы, в процессе совместного труда… Я могу привести примеры нескольких своих учеников и сотрудников, которые мало–помалу стали верующими людьми. С ними я говорил обо всём, о чём угодно, но только не о вере. Но потом, по прошествии трёх–четырёх лет, я неожиданно обнаруживал, что этот человек стал прихожанином нашего храма. Думаю, что именно совместная работа верующего человека с неверующим, в конце концов, приводит неверующего человека к Богу. Если, конечно, верующий ведёт себя честно. А если верующий человек ведёт себя нечестно в совместной работе с неверующими людьми, то он построит между ними и Богом китайскую стену. Он их оттолкнёт от Церкви, быть может, навсегда. Бывают ведь и такие случаи.

— Отец Георгий, помните ли Вы, когда и как Вы пришли к Богу?

— Я в детстве был очень верующим ребёнком, но по–детски верующим. Какое‑то потрясение, реальную встречу с Богом во взрослом состоянии я пережил лет в 17, между 16, точнее, и 17 годами. Об этом я писал на страницах «Русской мысли» в очерке «Встреча». Не умею повторять то, что уже написано.

— Наверное, было трудно верить в то время, особенно молодому человеку…

— В те времена вокруг было много замечательных людей, и верующих и просто чистых, и резких противников режима. И как в Университете, так и в окружении отца Александра Меня я попал в замечательную атмосферу, оказался среди удивительно глубоких и чистых людей. Наверное, мне было бы гораздо труднее, если бы я, во–первых, не был верующим, а, во–вторых, не попал бы в эту атмосферу. Вся юность моя – это потрясающие старушки, мои родственницы и знакомые, моя юность – это потрясающая профессура, и открывание всё новых и новых людей, это потрясающие священники и монахини. Нет, вера не делала жизнь трудной, наоборот, она делала тебя крылатым. В большинстве своём, мои трудности были связаны совсем с другим: с моим темпераментом, который всегда вовлекал меня в круговорот общественной жизни, с тем, что я никогда не мог смиряться с тем, против чего бунтовало моё нутро.

— Отличается сегодняшняя молодёжь от молодых людей Вашего поколения, и если да, то чем?

— Я думаю, что, по большому счёту, ничем не отличается. Когда я разговариваю очень откровенно с сегодняшними школьниками или студентами – на исповеди, в Университете или в гостях, – то обнаруживаю, что и проблемы сегодня молодёжь волнуют те же, и выражаются они примерно так же. Думаю, что младшее поколение в любые исторические эпохи живёт примерно одними и теми же идеями, проблемами, переживаниями.

— Как Вы думаете, есть ли у современной православной молодёжи определённые задачи?