Религиозная ситуация в России обусловлена, прежде всего, тем, что воспитанное на марксизме–ленинизме общество почти вслепую ищет для себя сегодня новую общеобязательную для всех идеологию, которая была бы в то же время «единственно правильной», каким был марксизм. В результате в сознании многих (в том числе чистых и, действительно, верующих людей) православие превращается в новую именно такого рода идеологию.

Кроме того, эта ситуация объясняется крайне низким уровнем знания о вере, о Боге и о Евангелии, но, главное, крайне низким уровнем знаний о том, что такое православие. Так для огромного числа людей юлианский календарь, отстающий от современного (григорианского) на 13 суток, кажется одним из основных признаков православия. И это несмотря на то, что от него давно отказалось большинство Православных Церквей, и в том числе Константинопольская. Когда несколько лет тому назад митрополит Владимир (Котляров) в Петербурге сказал во время проповеди, что Русской Церкви по

примеру Константинопольской, Александрийской и Антиохийской Православных Церквей пора перейти на новый стиль, группа прихожан устроила скандал, а затем религиозные активисты через прокоммунистическую газету «Советская Россия» объявили митрополита еретиком, врагом православия и т. д.

Эта же газета и ее постоянный автор К. Душенов выставляет еретиком митрополита Минского и Слуцкого Филарета (Вахромеева) за его последовательный экуменизм. Парадоксально, что в роли защитника православия выступает та самая Коммунистическая партия, которая в течение семидесяти лет насаждала в стране воинствующий атеизм, взрывала храмы и расстреливала верующих. Разумеется, православие само по себе коммунистов не интересует, но им важно поддерживать те силы, которые могут проводить в

жизнь политику национального, духовного и культурного изоляционизма.

Именно по этой причине интересы части православных фундаменталистов и

коммунистических лидеров на сегодняшний день совпадают.

Одновременно с этим усиливаются и охранительные тенденции в плане

сохранения ритуала, богослужебного славянского языка, а также церковных,

а зачастую и просто народных, в том числе, и языческих обычаев. Цитиро-

ванный выше О. Платонов говорит даже о плодотворном синтезе русского

православия и славянского язычества. «На Руси, — пишет Платонов, — пра-

вославное христианство стало добротолюбием, вобрав в себя все прежние

народные взгляды на добро и зло и оптимистическую веру в добро». Инте-

ресно, что Платонов не имеет понятия о том, что слово «добротолюбие»

(греч. «филокалия») не имеет никакого отношения к славянскому язычеству

и является всего лишь названием греческого сборника аскетических текстов

IV‑XVIII вв., переведенного на славянский язык Паисием Величковским, а