Что мы ищем в церкви?

РАДИОБЕСЕДА О. ГЕОРГИЯ ЧИСТЯКОВА

04.04.96 г.

(кассета 9, сторона В)

Мне хочется сегодня задать и вам, и самому себе вопрос: что ищем мы в Церкви? Во–первых, мы зачастую ищем в Церкви успокоение, лекарство от неврастении, помощи в болезни, беде, ответов на мучающие нас вопросы, сил. Во–вторых, мы иногда ищем в Церкви идеологию, традиционную веру Древней Руси, нашу отечественную религиозность, религиозное обоснование державной идеи. В–третьих, мы иногда ищем в Церкви православную культуру: пение, иконопись, архитектуру. В–четвертых, бывает мы ищем в Церкви какой‑то способ удержать себя от зла, греха, порока, иными словами — узду. А на самом деле? А на самом деле в Церкви нужно искать и имеет смысл искать только Иисуса! Потому что, если Он входит в нашу жизнь, в ней действительно все меняется! Церковь Господь наш учредил только для одного: чтобы она была местом нашей с Ним встречи. И когда входит Он, Христос, в нашу жизнь, то и успокоение в нее входит, и помощь в болезни и беде мы от Него тогда получаем, и силы у нас появляются.

Христос действительно укрепляет Я открываю третью главу Деяний Апостольских — вы помните, наверное, как описывает Евангелист исцеление хромого, который, сидя перед входом в храм, просил милостыню. И Петр сказал этому больному человеку: «Серебра и золота нет у меня; а что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи. И взяв его за правую руку, поднял; и вдруг укрепились его ступни и колена» (Деян.3:6–7). Укрепились ступни и колени хромого — укрепляет нас Христос, когда мы встречаем Его в жизни!

Но, тем не менее, бывает так, что мы ищем в Церкви узду, понимая, что нас в нашей страстности ничто не останавливает, что мы можем страстно делать зло, что мы можем предаваться порокам — пьянствовать или играть, или делать еще что‑то такое дурное. И мы думаем: вот пойду в Церковь, и Господь накинет на меня узду, Господь подчинит меня Своей правде. Но Он ее не дает! Он не дает нам узды: Он ничего не запрещает — Он только показывает, что Ему больно, когда мы делаем что‑то плохое. И в этом, родные мои, наверное одно из принципиальнейших отличий христианства от любой другой религии, от всех религий мира, потому что любая религия строится на системе ритуальных запретов. А Христос нам ничего не запрещает. Именно на это указывает Апостол Павел, когда говорит: «Все мне позволительно, но не все полезно» (1 Кор.6:12).

Христос позволил нам все, отменил все запреты только по одной причине: потому что Он ждет от нас любви, потому что Он ждет от нас, чтобы мы не делали Ему больно! И, таким образом, узду, если мы ищем именно узду, Церковь нам не дает, Церковь, наоборот, дает нам свободу. А Христос, присутствуя в нашей жизни, встречая нас в Церкви, ставит вопрос: «А для чего ты будешь использовать эту свободу?»

А идеология? Сегодня все больше раздаются голоса о том, что Церковь обеспечивает какую‑то новую идеологию. Нет, идеология к Церкви не имеет никакого отношения. Потому что все, что мы находим в Церкви, связано с личной нашей верой и основано только на нашем личном религиозном опыте, а идеология всегда основана на теории, на той или иной доктрине. Идеология — это всегда система взглядов, которая не зависит от нашего личного чувства, а вера основывается на нашем личном религиозном опыте.

Несколько лет назад я слышал по телевидению и все никак не могу забыть эту фразу — один писатель сказал: «Я атеист, но православный атеист». Так вот это — страшно. Невозможно быть православным атеистом, потому что православие не есть система взглядов, православие не есть образ жизни, православие не есть комплекс ритуалов. Православие — это прежде всего вера в присутствие Христово в нашей жизни, православие — это прежде всего та вера Евангельская, подвизаться за которую призывает нас Апостол Павел. Почему‑то, когда произносит кто‑нибудь из нас словосочетание «вера Евангельская», слушатель тут же вспоминает о баптистах. А на самом деле это выражение взято из послания Святого Апостола, и Евангельской является вера каждого и каждой из нас, христиан, и православных людей, разумеется, тоже. Так вот, все, что в Церкви — все основано на вере Евангельской, и все, что не относится к этому, — все второстепенно. Поэтому и аскетика, и иконопись, и церковное пение, и устав жизни, предложенный Церковью для всех нас, — бессмысленны и теряют смысл, если нет живой веры во Христа. Только живая вера во Христа превращает, например, пост из бессмысленной диеты в спасительное время. Если кто постится, но во Христа не верит — это не пост, если кто украшает свой дом иконами и во Христа не верит, то эта икона уже не святыня, эта святыня поругана. Вот это очень важно понять, почувствовать. Если кто‑то говорит об опыте Церкви и опять‑таки забывает о том, чему Иисус нас учит, то это уже не опыт Церкви — это просто примеры из русской истории такого‑то века.

Здесь очень важно помнить, что православие не может быть идеологией, потому что это наша личная вера. Православие ведь, кроме всего прочего, не русское, поэтому оно не может быть русской идеологией, православие — оно вселенское. Румыны, болгары, греки, арабы, грузины, многие американцы — такие же православные люди, как мы с вами. Кроме того, вера — это как музыкальный слух: одному Богом дано верить, другому — не дано. Могу вам сказать, что очень многие говорят: «Я бы хотел верить, у меня есть потребность верить, но не получается». И мне гораздо ближе именно такие люди, которые честно сознаются в том, что у них есть потребность в вере, но не получается, чем те, кто жестко утверждает, что и они верят, и что вообще все русские люди должны верить и т. д. Нет, никто не должен верить, ведь в том то и дело, что вера — это наше свободное приношение Христу, что это наше свободное желание встречи с Ним, что в вере человек абсолютно свободен.

Религия не может быть государственной, потому что государственная религия сразу ограничивает свободу веры, сразу ограничивает свободу того порыва, который приводит к Богу, сразу делает веру чем‑то обязательным. Я даже думаю так, что, может быть, в те времена, когда Православная Церковь была не в чести у властей, было проще гораздо нам, верующим людям, потому что уже для того, чтобы пойти в церковь, нужна была какая‑то смелость, нужно было какое‑то дерзновение, это уже был поступок. Человек знал, что, идя в церковь, крестясь, он ставит себя под удар, но он свободно выбирал: быть со Христом, а не удобно устроиться в жизни. Теперь, когда такого выбора нет, иногда возникают пугающие меня ситуации. Я, например, вспоминаю те времена, когда на Пасху почти всегда устраивался субботник или воскресник. Ведь многие люди в этой ситуации открыто выбирали быть со Христом и говорили: «Я не приду сегодня — у меня Пасха». И их за это иногда выгоняли с работы или преследовали тем или иным способом. Но это уже был поступок, это уже был тот порыв, который помогает нам почувствовать Бога, потому что без порыва Бога не почувствуешь.

И сегодня в нашей жизни тоже для того, чтобы почувствовать Христа, нужен порыв. Этот порыв принимает совсем другие формы, но он также нужен, потому что в вере мы всегда должны сделать выбор между тем, что нам удобно, между тем, что для нас комфортно, между тем, что нас привлекает, и — тем, что ждет от нас Христос.