Разумеется, речь идет далеко не о всех приходах и далеко не о всем духовенстве. Говоря об общей тенденции, приходится высвечивать именно те стороны церковной жизни, которые мешают нашему продвижению вперед по дорогам веры.

Выше уже было сказано, что сегодняшнее общество прислушается к нам, христианам, только в том случае, если увидит в нас не веру без дел, а именно"веру из дел", к которой призывает нас апостол Иаков (2:18), не просто сохраняемую в сердце, а, действительно, действующую (energoumene) любовью (Гал.5:6), т. е. проявляющуюся в совершаемых с любовью делах веры. К примеру, что можем сделать мы для алкоголика?

Говорить о том, что алкоголизм является нашей национальной бедой, давно стало общим местом, и приводить факты, это иллюстрирующие, нет поэтому ни малейшей надобности. Как приходской священник, могу только заметить, что не бывает дня, чтобы с рассказом о том, что в семье пьет муж, отец, сын или брат, ко мне не пришло бы 5–7 человек, не меньше. Не редки случаи и женского алкоголизма. Есть населенные пункты, где алкоголизмом страдают почти все взрослые жители, не редок также и детский алкоголизм.

При этом в борьбе с алкоголизмом в мировой практике накоплен огромный опыт. Прежде всего, это движение т. н. Анонимных Алкоголиков, которое распространено по всему миру и повсюду приносит зримые плоды. Программа из двенадцати шагов, предлагаемая этим движением, предусматривает веру в"Силу, более могущественную, чем мы", и в Бога,"как мы Его понимаем", но не представляет собой какую‑то новую религию или конфессию. Корректная, но вполне определенная формула ("Сила, более могущественная, чем мы") говорит о Боге во вполне библейских категориях, но оставляет при этом возможность включиться в движение и мусульманам, и иудеям, и агностикам, еще не определившим свое отношение к вере и религии, и христианам различных исповеданий.

Это обстоятельство не всегда радует православных священников, многие из которых считают движение Анонимных Алкоголиков какой‑то сектой или"протестантской затеей". При этом практика показывает, что большинство из людей, пришедших в движение в России, становятся православными и не мыслят своей веры вне Православной Церкви. Американские участники движения и приезжающие из США инструкторы и консультанты не видят в этом ничего плохого, ибо прекрасно понимают, что сама логика жизни ведет русских людей к Православию, как к вере наших предков. Если бы священнослужители на местах поддерживали это движение и, более того, принимали бы в нем участие, это, несомненно, смогло бы оздоровить наше общество (4).

В рамках этого движения создаются группы родственников алкоголиков и товарищества молодых людей и подростков, на чьи жизни повлиял алкоголизм членов семьи или близких друзей. На примере лично знакомых мне людей, которых немало среди прихожан моего храма и моих друзей, вижу, до какой степени много дает человеку участие в работе движения"Анонимных алкоголиков". Люди, благодаря тому, что открыли для себя это сообщество, действительно преодолевают алкогольную зависимость, которая разрушала их иногда десятилетиями и со временем глубоко врастают в православие и христианство.

Что же касается позиции многих православных священников, то они сегодня, не предлагая никаких реальных методов сопротивления алкоголизму, выступают против движения"Анонимных алкоголиков"и других, как им представляется, неправославных путей к избавлению от этого недуга. Значительно хуже обстоит дело с помощью тем, кто страдает зависимостью от наркотиков. Отдельные священники делают героические усилия, чтобы помочь ставшим наркоманами молодым людям; в глубинке, где наркоману проще уйти от искушения, ибо там. просто негде достать наркотики, создают общины, вытаскивают людей чуть ли не из гроба, но в целом вопрос о работе среди наркоманов перед духовенством и церковным народом пока не поставлен. Не говорится совсем об этом и в курсах лекций Духовных семинарий.

Вот еще один из наиболее больных для сегодняшнего дня вопросов — самоубийство. В советские времена самоубийц с официальной точки зрения как бы и не было. Говорить об этой проблеме не рекомендовалось, и в целом самоубийство приравнивалось к антисоветской пропаганде. Поэтому для постсоветского общества вопрос этот тяжел вдвойне — советский критерий отношения к самоубийству просто отсутствует, а каков тут православный критерий, не совсем ясно.

Что о самоубийце"не подобает быти приношение"(т. е. нельзя молиться за литургией), известно из 14–го канонического ответа святого Тимофея, архиепископа Александрийского, жившего во второй половине IV в. и бывшего участником Второго Вселенского Собора. Св. Тимофей говорит об этом как о чем‑то известном, что означает, что мы здесь имеем дело с неписаным правилом древней Церкви, но при этом подчеркивает, что "если кто, будучи вне себя, поднимет на себя руки… о таковом священнослужитель должен рассудити, подлинно вне ума соделал сие". Церковь, запрещая приношение за самоубийц вообще, в частных случаях предлагает священнику принимать решение на этот счет самостоятельно, что, к сожалению, делается далеко не всегда. В церковном сознании бесповоротно утвердилась точка зрения, согласно которой молиться за самоубийц недопустимо, и только дома можно читать канон о самовольно жизнь скончавшем.

Эта точка зрения базируется на том тезисе, от которого отталкивается св. Тимофей в своем ответе, однако при этом не учитывается, что, запрещая молитву о том, кто наложил на себя руки, Церковь стремилась таким путем остановить потенциального самоубийцу"напугав его тем, что он не будет даже похоронен по–христиански. При этом ясно видно как из заданного св. Тимофею вопроса, так и из его ответа, Церковь имела в виду, что, как правило, самоубийство человек совершает,"будучи вне себя"или"вне ума". Сегодняшняя психиатрия признает, что действительно в подавляющем большинстве случаев все бывает именно так, а архиереи, как правило, затребовав показания врача и убедившись, что самоубийца был нездоров психически, разрешают хоронить его по–христиански.

Отсюда ясно, что, запрещая приношение за самоубийцу, Церковь делала это только с одной целью — чтобы преградить путь несчастному больному. Теперь ситуация изменилась. Потенциальный самоубийца в большинстве случаев просто не знает о том, что его нельзя будет поминать во время литургии, и вообще этим его не напугаешь, зато правило, включенное некогда в Книгу Правил с благими целями (в условиях, когда психиатрия была не в силах справиться с этой проблемой, Церковь, естественно, брала на себя ответственность за больного психически человека и делала все, что было в ее силах), превратилось из шлагбаума на пути самоубийцы потенциального в палку, которой бьют по голове несчастных родственников самоубийцы состоявшегося.

Я имею в виду тот факт, что в большинстве своем священники игнорируют канонический ответ св. Тимофея и просто отказываются молиться за самоубийц, иногда даже в тех случаях, когда на это получено благословение правящего архиерея. Это крайне тяжело для близких покончившего с собой, которые начинают чувствовать себя в Церкви какими‑то пасынками или париями, а зачастую просто отказываются от Церкви, а вслед за этим и от Бога. При этом надо иметь в виду, что самоубийству предшествует психическая болезнь, депрессия, нервные срывы, алкоголизм, наркомания и т. д., что уже до предела осложнило отношения умершего с его родственниками, поэтому они чувствуют за собой вину, пытаются что‑то предпринять, идут за помощью в храм и получают необоснованно резкий отказ, если просят там о помощи. Случаев таких тысячи.

Все это говорит о том, что нам необходимо пересмотреть отношение к самоубийству, понять и зафиксировать в церковном сознании, что это почти всегда результат тяжелой болезни, и поставить вопрос о том, как в условиях нашего времени Церковь может принять участие в профилактике тех заболеваний, которые ведут к самоубийству.

Вопрос же о молитве за самоубийц должен быть тщательно изучен и достаточно быстро решен в духе любви Христовой, ибо сегодняшнее состояние 'этой проблемы приводит к тому, что многие из наших соотечественников, веря во Христа, так и не переступают порог храма, а другие уходят из Православия в те протестантские конфессии, где этот вопрос в той или иной форме решен. Что же касается посмертной участи тех, кто сам себя лишил жизни, то нам ли решать, что будет с ними. Наше дело — просить Христа Жизнодавца за тех, кого на самом деле мы (кто‑то из нас, живущих) не уберегли от такого конца и не поддержали в их беде, с которой сами они справиться не смогли.