В искуплении «открывается человеку великое море Божия человеколюбия»[1194], здесь любовь Христова объемлет нас (2 Кор 5, 14).

Уразуметь тайну искупления — значит уразуметь превосходящую разумение любовь Христову (Еф 3, 19). И в этом заключается величайшее теологическое[1195] значение искупления; через искупление — спасение мира Сыном Божиим — мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем (1 Ин 4, 16).

Учение о любви Божией составляет наивысшее откровение о Боге, доступное человеку, ибо только «ипостасная… любовь есть несколько постижимое [в Нем]»[1196].

«Если познал ты любовь, познал нечто такое, на чем утверждается и то, чего, может быть, ты не знал еще. В том, что разумеешь ты из Писания, открывается любовь, и в том, чего не разумеешь, скрывается любовь же»[1197].

6. ВАЖНОСТЬ ПРАВИЛЬНОГО УЧЕНИЯ О ЧЕЛОВЕКЕ ПРИ ИСТОЛКОВАНИИ ДОГМАТА ИСКУПЛЕНИЯ

Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших (Ис 55, 9), — говорит Бог через пророка, и «всякий догмат потому и составляет предмет веры, а не знания, что не все в догмате доступно нашему человеческому пониманию. Когда же догмат становится слишком понятным, тогда есть все основания предполагать, что содержание догмата чем‑то подменено, что он берется не во всей его Божественной глубине»[1198].

Это основное положение православного богословия, непосредственно зависящее от непостижимости Божией в Его Существе, следует всегда иметь в виду при изложении содержания учения об искуплении в словах человеческой мудрости (1 Кор 2, 4).

But, if this condition is observed, attempts to know, in part (1 Cor 13:12), to bring the content of dogmatic teaching closer to human reason, or, rather, attempts to bring the fickle human mind closer to the eternal Divine truths, can be extremely fruitful. And the Holy Fathers never gave up such attempts.

And the understanding of no truth has such a close, immediate relation to the human soul as the truth of redemption, the truth of the salvation of this soul by the house-building feat of the Only-begotten Son of God, Who became incarnate, died on the Cross and rose from the dead. The reverent attention of Christian thought and patristic theology was constantly drawn to this understanding.

The truth of the salvation of man by the Son of God was tangible and obvious to the first Christians and the Holy Fathers, so when interpreting it, the Holy Fathers sought an answer to the question: why did God choose this and not another means for the salvation of man?

Recognizing the unlimited freedom and infinite omnipotence of God, they always asserted that God had many other ways of saving man, and only "partially" penetrated into the ways of God's economy for the world and man.

Just as patristic theology explains and sees the origin of all evil and suffering in the world in the freedom of man, and not in God, Who is good by nature, good from Himself and through Himself, so they sought the answer to the above question in the doctrine of man. In patristic theology, the truth of redemption is explained from the teaching of God's love and human freedom.

"Out of love for creation, He gave His Son over to death on the cross. For God loved the world, as He also gave His Only-begotten Son to eat for it unto death (Jn 3:16), not because He could not redeem us in any other way, but because He taught us thereby to abound in His love, and by the death of His Only-begotten Son He brought us closer to Himself. And if He had anything more precious, He would have given it to us, so that by this He might gain our race for Himself. And out of His great love He did not deign to restrict our freedom, although He is able to do so, but He pleased that through the love of our own hearts we should draw near to Him" [1201].

The teaching about the freedom of man and about God, who preserves "the trait of His image" (Metropolitan Philaret) in the very salvation of man, constitutes the essential difference between Orthodox theology and non-Orthodox theology: "Freedom in man is more important than essence" [1202]. It is "the best that God has given him"[1203]. «… How God is free and does what He wills... so are you free"[1204]. "God has no violence"[1205]. "God, being infinite in goodness, desires for us every good and bestows upon us without violating the most essential privilege — our free will"[1206].