Истина о женщине — это не тот или другой женский тип, даже самый замечательный по своим человеческим качествам; истина лежит в духовном плане харизм, открывающихся в первообразе женского начала, ибо этот первообраз содержит в себе и объясняет все формы женского начала. Он один трансцендирует образы верных супруг, благочестивых вдовиц и, более широко, женщин, у которых остались лишь качества, связанные с "домашним очагом", причем мерой для этого служит историческое явление: патриархат, царство самца.

В то время как имеется огромная литература о женщине, не существует ни одного подобного произведения о мужчине, то есть о мужском начале; достаточно применить тот же метод к мужчине, чтобы немедленно убедиться в его нелепости, убивающей сам принцип подобного подхода: можно ли говорить о девственном мужчине, о муже, о вдовце или о приходском деятеле? Но даже если женщина является "продуктом" мужской цивилизации, то о мужчине можно сказать то же самое; и действительно, мужское существо ставит ту же проблему. Как проницательно заметил Мерло-Понти[15], мужчина также не является "естественным видом", но — "исторической идеей".

Конечно, речь идет не о том, чтобы из женщины делать "товарища", мужеподобную амазонку; с другой стороны, нельзя также использовать женщин для церковной "семейной жизни" в более широком смысле этого слова. Еще раз повторим: речь идет о дополнительном харизматическом состоянии, о том, что женщина привносит в единую человеческую реальность в качестве конститутивного элемента.

Даже в классическом благочестии можно заметить след левого уклона. Почитание Богородицы резко возросло, из Нее сделали третье существо, сущность которого не имеет ничего общего с сущностью других женщин; Она — Дева и Мать, но не женщина. Между Пресвятой Девой и орудием диавола, искушавшим отшельников, как будто не может быть ничего среднего. В самом чуде девственного зачатия Пресвятая Дева выходит за рамки человеческого, и так появляется разрыв между онтологическими уровнями. Однако всякое упрощение дает лишь кажущуюся ясность за счет путаницы в отношении более глубоких вещей. Например, мы увидим дальше, что вопрос женского священства находит решение на уровне харизматическом, а не физиологическом. Также и "глубинная психология" указывает на ошибку .которая кроется в простом бегстве от женского начала: одиночество ничего не может изменить, так как мужчина снова встречается с женским началом в своей собственной душе ("ani-та" — женская сторона) и в своих неврозах.

Падение выделило яды "несчастного сознания". Женское и мужское начала оказались в конфликтном противопоставлении, образовали дурную полярность, и этот конфликт доходит до отчаяния, до судорожного противоборства. С другой стороны, в одном аграфе (во Втором послании священномученика Климента Римского) приводятся слова Господа о последних временах: "Царствие Божие придет тогда, когда двое станут одно и когда мужское начало изменится по отношению к женскому началу". Это — время конечной интеграции и гармонии компонент: "Се, творю все новое" (Откр. 21.5). Эта мысль еще точнее выражена в другом аграфе (Послание Варнавы): "Вот, я творю последнего как первого". "Противоречия превращаются в противоположности" и поднимаются до своего "совпадения" (coincidentia opposilorum определяет Божественное, согласно Николаю Кузанскому).

Finis amoris, ut duo unumflant: в свете Конца эти слова относятся к единству, охватывающему мужское и женское начала, становятся эсхатологическим знамением человеческой судьбы, знамением приближения Царствия Божьего, Образ которого этот Конец нам показывает[16].

* *

Мы исходим из Христа-Альфы, в котором нет ни мужчины, ни женщины (это значит, что каждый находит в Нем свой образ), и мы направляемся в своем качестве мужчин и женщин к Христу-Омеге, в Котором нет ни мужчины, ни женщины, но на этот раз мы перерастаем наши различия в Теле Христовом, человеческой полноте, полностью соединенной со Христом.

В истории мы являемся мужчинами перед лицом женщин и наоборот. Однако это положение существует не для того, чтобы в нем пребывать, но чтобы его перерастать. Цель состоит не в том, чтобы стать бесполым, но, по приведенному аграфу, преобразить отношения между мужским и женским началами так, чтобы открылось "иное": в Царствии Божьем не женятся и не выходят замуж, но "пребывают, как Ангелы" (Мф. 22.30). Та же метаморфоза заложена в Законе Ветхого Завета: именно его исполнение взрывает его изнутри, именно его превосхождение приводит к обоснованному его отрицанию в новой реальности Благодати, но, чтобы достигнуть этого исполнения, нужно было пройти через Закон и исполнить его в его самом крайнем требовании.

Так, в нашем земном существовании каждый проходит через критический момент своего эроса, содержащего одновременно и смертельные яды и небесные откровения, для того, чтобы мельком увидеть преображенный Эрос Царствия. Понятно, до какой степени вопрос о продолжении в будущем веке монашеской жизни и жизни в браке является ложной проблемой. Не теряя ничего из богатства истинно пережитой любви, мы не будем мужчинами перед женщинами, но мужским и женским — двумя аспектами единой полноты Христовой.

Личность утратит свой отрицательный полюс, свою энергию отталкивания и все, что является ограничением, изоляцией, обладанием и, в связи с этим сопротивлением, непроницаемым для света; она сохранит свой положительный полюс, свою энергию притяжения и все, что является принятием, прозрачностью, проникновением — универсальным и взаимным, чтобы стать чистой радостью бесконечного бытийного возрастания. Каждая частица беспрестанно будет преумножать целое и каждого в полном общении, где "...будет Бог все во всем" (lKop.l5.28). Это уничтожает всякое отдельное существование, но один посредством другого, мужское начало через женское, и женское через мужское, все будут единым целым в совершенной Голубице.

* * *

В настоящее время конфликт обостряется. Мужское царство под знаком патриархата выводит женщину из равновесия. Еще в период рыцарства мужчина, с большой хитростью, прикрываясь почитанием Божьей Матери — Notre Dame, воспевает свою "прекрасную даму" и сажает на трон свою рабыню. Женщина отвечает той же хитростью, и рыцарь "по положению", так тонко изображенный на фреске Франческо Косса "Триумф Венеры", стоит на коленях, но в цепях. Известны блестящие шутки Шопенгауэра, для которого любовь есть лишь хитрость биологического вида, продолжение которого она обеспечивает. Ересь катаров идет дальше и объявляет брак дьявольским действием. Поэзия трубадуров воспевает платоническую любовь, но — неустойчивая по причине своего романтизма, хотя и жаждущая, но подверженная влиянию Платона и не духоносная, не способная удержаться на высотах чистоты, — она терпит поражение перед легкими насмешками либертинизма и воспевает смерть. В этом весь смысл образа Цон Кихота: "выдохшееся рыцарство", с легкостью думают классические комментаторы, успокаивая свой ум;"величественное подражание Христу", думает Унамуно, глубоко взволнованный. Его толкование гениально, ведь он раскрывает смысл символов, безмерно углубляет драму жизни, заставляет сознательно выбирать в ней свою роль и единственную судьбу. Но кто его слушает?

Феминизм, доведенный до крайности, требует эгалитаризма и производит "плоские" формы мужеподобных женщин. "Рациональная", "гигиеническая" любовь срывает "покрывало" и низводит людей до уровня самцов и самок, отнимает у них тайну. В другой крайности аскеты совсем не интересуются областью, отсутствие которой составляет правило их жизни. Более того, ожесточенная внутренняя борьба может превратить пренебрежение в ненависть к искушающему элементу, с которым ведется борьба. Некоторые формы аскетизма,предписывающие отворачиваться даже от собственной матери и даже от животных женского пола, явно свидетельствуют о нарушении психического равновесия. Это нарушение объясняет мнения некоторых учителей Церкви о супружеской любви; их мнения как будто взяты из учебников биологии, и супруги рассматриваются под углом производства и воспитания молодняка — чисто социальное понятие. Подобные мнения могут в лучшем случае служить для исследования психики их авторов, но ничего не добавляют к исследованию женщины. Вопрос о первичной цели супружеской любви остается до сего дня открытым и указывает на серьезную проблему: схоластика благоприятствует рождению потомства, но выхолащивает любовь.