СОДЕРЖАНИЕ

3. Человеческая личность

Сердце указывает на неизреченную глубину сокровенного человека, и на этом уровне находится центр, от которого исходят проявления личностного: личность. Эта глубина объясняет, почему самое сильное философское учение о личности никогда не может дать удовлетворительного определения личности. Ренувье говорил: "Делать и, делая, делать самого себя"; но Габриэль Марсель судит с правильной точки зрения: существовать для личности — это делать себя,выходя за пределы самого себя: "Ее девиз — не sum, a sursum"[50]. Метафизика соприкасается с мистикой, а сам Габриэль Марсель сомневается — есть ли между ними граница, которую можно уточнить[51].

Греческой философии хорошо известно понятие об индивидууме, но там нет понятия о личности в современном и особенно психологическом смысле. У святых отцов это понятие подвижно. Оно сначала уточняется в тринитарном богословии и только после Халкидонского собора переходит в христологию и антропологию. Отцы говорят о Божественных лицах, но отказываются от философской концептуализации. Их тезисы метаконцептуальны и, как всякая догматическая формулировка, они представляют собой знаки, в которых зашифрована Божественная трансцендентность. Так, три Ипостаси Св. Троицы не являются тремя Богами, но тремя Началами, тремя сознательными центрами единого существования; и нужно утверждать одновременно их различие и тождественность, их несводимость и единосущность. Каппадокийские отцы[52] после Никейского собора различают '"ипостась", или лицо, и oysia — природу, или сущность. Однако это различение никоим образом не соответствует различению между индивидуумом и видом, между частным и общим. Ипостась определяется через свои отношения: Отец, Сын, Дух Святой;она есть также уникальный способ усвоения каждой из них единой природы и таким образом участия в единой Божественной Жизни; но в то же время она есть все то, что в ней самой выходит за пределы этих отношений: уникальное в самом себе. Из догмата мы получаем понятие о ни к чему не сводимой и ни с чем не сравнимой единственности, которая делает из каждого индивидуума уникальное существо — личность. Она ускользает от какого бы то ни было рационального определения и может быть понята лишь непосредственно, интуитивно или через мистическое откровение. Личность — это способ существования, который пронизывает и делает личностным все существо в целом. Она является субъектом и носителем , которому принадлежит и в котором живет данное существо. Все сущее должно быть "воипостазировано"[53] в личности (так человеческая природа Христа воипостазирована в Лице Слова). Личность — это интегрирующий принцип, создающий единство всех планов,то есть сотти-nicalio idiomalum — "взаимообщение свойств", взаимопроникновение, или перихорезу (так тело одухотворяется, а душа переживает телесное).

В формулировке Халкидонского собора[54] используются два греческих термина: hypostasis и proposon. Оба обозначают личность, но с различными оттенками. Proposon —это психологическая сторона человека, его обращенность к своему собственному внутреннему миру, к самосознанию, и как таковая она претерпевает эволюцию, проходит через возрасты своего самопознания и через степени усвоения природы, носителем которой она является. Hypostasis(ипостась) — это другая сторона человеческого существа, его открытость Другому и трансцендирование к Нему. Именно эта вторая сторона имеет решающее значение для понимания богочеловеческого измерения личности, но при этом нельзя забывать, что Личность в абсолютном смысле существует только в Боге и что всякая человеческая личность является лишь Его образом.

Личность несводима к индивидууму и, с другой стороны, она не есть что-то, что добавляется к совокупности "тело-душа-дух"; но эта совокупность оказывается сосредоточенной вокруг своего субъекта, своего носителя, своего принципа жизни, и в этой связи аспект, выраженный термином "ипостась", имеет основное значение для судьбы человека. Ипостась — это перерастание самого себя как только человеческого; личность в этом смысле создает себя, выходя за пределы самой себя (Г.Марсель). Тайна личности-ипостаси заключается в ее собственном трансцендировании к Другому: "Ибо мы Им живем и движемся, и существуем" (Деян. 17.28). Человек открывает самого себя и создает свою личность через посредничество другого человеческого существа, но он достигает своей полной истины лишь тогда, когда восходит к замыслу Божьему о нем, когда касается вершины познания сообразно личностному модусу Божественного "Ты". На этой глубине самое сокровенное "я" является "личностью по благодати" (преп. Максим Исповедник); она нам не принадлежит, но мы обретаем ее как Благодатный дар.

Каждый человек обладает неким зародышем личности, психологическим интегрирующим центром, благодаря которому все вращается вокруг метафизического "я" и который образует самосознание; это и есть prosopon как естетственная данность субстанции. В противоположность этому на более глубоком уровне, даже если все званные, лишь немногие избранные достигают того, чтобы стать ипостасями. Ипостась — это высшая точка образа Божьего, орган и место общения с Богом; она обеспечивает богочеловеческую структуру по образу Христову: в будущем веке, как говорит апостол Иоанн Богослов, мы "будем подобны Ему" (1 Ин.3.2).

Это богочеловечество уже потенциально содержится в образе Божьем . От степени актуализации этого Образа зависит прорастание, расцвет prosopon и переход "просопон" — в "ипостась", переход природного существа в существо Христоподобное посредством следования по пути великого посвящения через таинства, в которых человеческая структура полностью претворяется, заново ваяется, подобно статуе, сообразно своему Первообразу, Христу. Во Христе Бог соединяется с человеческой природой, и общение — максимально и уникально, так как местом общения является Слово: Божественная Ипостась, которая воипостазировала человеческую природу. Во всяком человеке, "по образу Христову", его человеческая личность является местом общения и получает— "во Христе" —свою богочеловеческую структуру, становится ипостасью. Именно внутри самосознания человека полагается Божественное сознание и осуществляется богочеловечество: "...И мы придем к нему и обитель у него сотворим" (Ин. 14.23); "и уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал.2.20); и пастырская задача апостола Павла направлена на то, чтобы изобразился в вас Христос (Гал. 4.19).

"Человек, — говорил св. Василий Великий, — это тварь, которая получила повеление стать богом"[55], стать обоженной ипостасью. Это понимание ясно выражено у преп. Максима Исповедника[56]: чтобы стать ипостасью, личность(prosopon) призвана "соединить любовью тварную природу с нетварной... через стяжание Благодати". Ясно, что человек с помощью Благодати соединяет в своей тварной ипостаси Божественное и человеческое по образу Христа и таким образом становится "созданным богом " — богом по Благодати. Понимание ипостаси уточняется: это личность обоженного существа. Во Христе обоженная человеческая природа воипостазирована в Божественном Лице. В обоженном человеке тварная личность в самом обожении видит свою природу соединенной с обожающей Божественной энергией. Таким образом, ипостась — это личностный, единственный, неповторимый способ богочеловеческого существования всякого христианина. Здесь нужно отметить коренное, мистическое, трансэссенциальное (за пределами сущностей) разграничение между ветхим человеком и новой тварью. Но здесь всякий феноменологический анализ переходит в трансфеноменологию, — когда достигает того, что за пределами непосредственно данного: святости. Индивидуум является социологической и биологической категорией, которая полностью принадлежит природе. В природном состоянии prosopon совпадает с индивидуумом; он представляет собой личность в потенциале; реализуясь, он постулирует свой переход в ипостась. Ипостась является духовной категорией; она не есть часть, но содержит в себе все, что и объясняет ее способность к "воипостазированию".

Индивидуум, о котором говорят, что у него сильная личность, обладает лишь особым сочетанием элементов природы с некоторыми ярко выраженными чертами и, несмотря на наличие этих последних, производит впечатление чего-то "уже виденного". Духовный же человек поражает своим лицом, единственным в мире, своим светом, всегда очень личностным: такого лица никогда раньше не видели.

СОДЕРЖАНИЕ

4. Свобода

Богочеловечество предполагает и другое — прежде всего то, что относится к воле и свободе. Христологический догмат видит в воле функцию природы. Вот почему духовный подвиг направлен прежде всего к отказу от собственной воли, к освобождению от всякой необходимости, имеющей источником мир и природу. Но именно в этом отказе от воли естества осуществляется свобода, зависящая от личности; она освобождает личность от всякой индивидуальной и природной ограниченности и делает ее "кафолической", все содержащей, бесконечно ее расширяя. В идеале свободная личность стремится к тому, чтобы содержать в себе всю человеческую природу, подражая жизни Св. Троицы, ибо христианство, по словам св. Грирогия Нисского, есть "подражание природе Божией"[57]. "Бог почтил человека, даруя ему свободу, — говорит св. Григорий Богослов, — чтобы добро принадлежало лично тому, кто его выбирает, не меньше чем тому, который положил начало добра в природе"[58]. Человек свободен, потому что он есть образ Божественной свободы; поэтому он имеет возможность выбирать. Однако преп. Максим Исповедник видит несовершенство именно в необходимости выбора, свобода воли является неизбежным следствием падения. Воля перестает быть интуитивной и становится дискурсивной; в противоположность этому совершенный человек следует добру немедленно, он — выше выбора. Интересно отметить ту же концепцию в современной мысли философа Л. Лавеля. Для него прежде всего "существование состоит в осуществлении акта свободы; если это не происходит, наше бытие сводится к состоянию вещи"[59]. Наш дух рассуждения выбирает между многими возможностями, чтобы реализовать истинную. И "почти всегда определяют свободу выбором"; однако в своей наивысшей форме она есть "деятельность, которая создает свои собственные причины, вместо того, чтобы им подчиняться"[60]. Итак, свобода поднимается до того уровня, где "самые свободные действия, которые одновременно — самые совершенные, суть те, которые уже не являются следствием выбора"[61].

Личность осуществляется в свободе. Тревога, которую может испытывать личность, происходит оттого, что она всегда стоит перед собственным произволом: она может отказаться от жизни, сказать "нет" существованию. Человек каждое мгновение выбирает между самоосуществлением и небытием, из которого он вышел; опустошить себя или наполнить — в этом великий и благородный риск всякого существования и крайнее напряжение надежды. Свобода не изобретает ценности, но эти ценности получают жизнь, воплощаются через наше личное открытие этих ценностей. Субъективно это открытие всегда является творчеством, созданием "моего" отношения к этим ценностям; творчеством, потому что это отношение никогда раньше не существовало, и в этом смысле можно сказать, что человек есть то, чем он себя делает. Премудрость Божья существует до существования человека, и всякий человек носит в себе "путеводный образ", свою собственную софию, "премудрость"; он является живым замыслом Божьим. Он должен раскрыть этот Замысел, расшифровать самого себя и свободно завоевать свой собственный смысл, построить свою судьбу. Таким образом, существование — это напряженное стремление к своей собственной истине, которую надо открыть и воплотить в жизнь: "Я знаю истину только тогда, когда она становится жизнью во мне", —говорил Кьеркегор. В жизни нет никакого завершения и никакой возможности повторения; строго говоря, нет никаких прецедентов, но всегда — начало действий, всегда единственных, никогда не дублирующихся, потому что они — "мои". Каждое утро человеческой жизни занимается как утро сотворения мира — как чистый замысел Божий, — и верность, которую я ему храню, несет меня каждое мгновение к новому будущему, абсолютно желанному и девственному.