• 3 • Вместе с тем приходится констатировать парадоксальный факт, характерный для всего мира: униженное положение женщины. Имеет место страшный разрыв между представлением о женщине как человеческом существе и женскими ценностями как культурным принципом. Отделившись от своего живого источника, эти ценности утратили свою действенность.

Только в 1950 г. в Китае были законодательно запрещены полигамия и продажа женщин — две чудовищные практики, которые были широко распространены. Отныне запрещены также детские браки, а женщин нельзя выдавать замуж без их согласия. Для христианского сознания есть что-то трагическое в том факте, что одной из причин великой победы коммунизма в Азии было именно освобождение женщины. Во Вьетнаме лига женщин насчитывает два миллиона членов. На последнем большом всеазиатском съезде жизнь женщины была уподоблена весне без цветов, дню без солнца, реке без воды. В состоянии крайней нужды, когда нечего терять и не на что надеяться, с радостью принимают солнце, воду и цветы, даже если речь идет только об одной весне. Марксизм предполагает, что в социалистическом обществе после уничтожения патернализма и духа собственности останутся лишь трудящиеся обоих полов, равные между собой. Если экономический монизм оказывается отчасти прав в этой области, где царят разногласие и беспорядок, то все же он никогда не сможет объяснить эти проблемы, а тем более предложить их удовлетворительное решения: истинная причина противоречий лежит гораздо глубже.

• 4 • Предоставленный своей собственной диалектике, патриархат стремится к созданию самых радикальных форм. С того момента, как мужчина чувствует себя освобожденным от магического влияния женщины, он вступает в полное владение ею, подобно тому, как он владеет своими землями. Разве женщина не есть образ земли? Следовательно, она разделяет ее участь. Физиологию женщины, ее склад ума, дары — все это мужчина превращает в проклятие. В законах Ману, Солона, в Книге Левит, в римском праве и в Коране — всюду женщина рассматривается как существо низшее, презренное и бесправное. Одна пифагорейская максима почти с математической четкостью выражает это мнение: "Благое начало создает порядок, свет, мужчину; дурное начало создает хаос, тьму и женщину". Аристотель, когда говорит, что материя — женского рода, а начало движения — мужского, хочет сказать, что женщина принадлежит другому измерению, что она не составляющий элемент человеческой общины, поскольку эта община — мужская. "Самка является самкой по причине некоторого недостатка качеств". Она — отлична, она — другая; но, согласно Платону, различие — это отрицание, зло, а поэтому он благодарит богов за то, что свободен и является мужчиной. Понятно, почему именно Пандора становится причиной всех зол: чтобы отомстить людям, боги изобретают женщину и таким образом вводят в мир пассивность, множественность, материю, беспорядок.

Греческая женщина была заточена в гинекей; ей было отказано в каком-либо стремлении к интеллектуальному развитию, и на вершине женского идеала стояла Пенелопа. Свой пассаж о слабостях женщин в "Политике" Аристотель заканчивает советом: "Слава женщины — ее молчание". В "Лисистрате" Аристофана с систематической жестокостью описываются бессмысленные и бесплодные женские споры.

Римлянка по причине своей хрупкости и склонности к падению лишена какого-либо равенства с мужчиной. Рассматриваемая как res — вещь, она предназначена для удовлетворения нужд мужчины. Так как она входит в "инвентарь", муж по отношению к жене обладает правом жизни и смерти.

Согласно представлениям, бытующим в австралийских племенах, в семье на двух сыновей разрешается иметь только одну живую дочь. Монголы Накка убивали почти всех девочек при рождении, заставляя их таким образом снова рождаться мальчиками при их последующем воплощении.

• 5 • Еврейский антифеминизм питался идеей, что женщина была извлечена из мужчины, и обряд, предписанный в Книге Левит, требует от матери двойного очищения в случае рождения дочери. Женщина, извлеченная из мужчины, его и губит. В своих молитвах (18 благословений) евреи говорили: "Благословен Ты, Адонаи, который не создал меня женщиной". Некоторые места Библии, а также писания великих еврейских учителей, посвященные женщине, производят впечатление презрительного к ней отношения, иногда враждебности, близкой к ненависти, как к существу нечистому, почти демоническому. Даже апостол Павел, воспитанный на мудрости раввинов, по-видимому, поддается этой традиции, когда учит о полной подчиненности женщины (Еф.5.22-24). А Екклесиаст разве не заявляет: "...мужчину одного из тысячи я нашел, а женщины между всеми ими [женщинами] не нашел" (Екк.7.28). В повествовании о том, как Христос беседует с женщиной-самарянкой, видно, до какой степени Его ученики были удивлены тем простым фактом, что Христос разговаривает с женщиной (Ин.4.27).

• 6 • В истории христианства мы встречаемся с весьма печальным явлением: законнический, финалистский принцип еврейской мысли проникает в него изнутри и в значительной степени пропитывает христианскую мысль. Этой последней иногда грозит опасность воссесть на Моисееве седалище и начать воспроизводить своего рода раввинизм. С другой стороны, монофизитство как более легкое решение не раз берет верх и искажает богословское сознание. Учителя Церкви патриотической эпохи сосредоточили свое внимание на догматических вопросах; они были монахами, по большей части девственниками, и у них не было ни необходимого опыта, ни достаточного интереса для того, чтобы развивать богословие любви. Весьма богатая аскетическими трактатами, эта эпоха проходит мимо сверхфизиологической тайны полов и проблемы взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Христианская антропология недостаточно разработана; брак и любовь как правило рассматриваются лишь с социологической точки зрения. Великий опыт аскетов явил образы совершающейся в человеке внутренней брани, в ходе которой он освобождается от демонических сил, однако эта победа была одержана отчасти за счет обесчеловечивания отношений между мужчиной и женщиной. И за эту победу платит женщина.

Для представителей крайних течений, особенно сирийского происхождения — в противоположность весьма мягким и гуманным традициям Египта, — аскетическое спасение заключается в бегстве от мира, точнее в бегстве от всего, что связано с женщиной. Иногда создается впечатление, что речь идет о спасении одних только мужчин, и тот, кто желает спастись, должен прежде всего спастись от женщин. Здесь есть некоторая перекличка с гностицизмом, для которого "искупление" означает "освобождение от пола", а также своего рода предвозвещение фрейдистской точки зрения, согласно которой женщина сводится к чистой сексуальности. Существует тип аскетов, которые отворачиваются даже от собственной матери и с подозрением относятся к животным — представителям проклятого пола. Примечательно, что именно для отшельников "женский вопрос" приобретает особую актуальность, следствием чего становится акцентирование его "жгучей" стороны, что навсегда компрометирует эту тему. Некоторые учители Церкви считают ненужным продолжение человеческого рода и видят в браке одну цель — средство от невоздержания. Слишком пламенная супружеская любовь есть прелюбодеяние. Но на каких весах следует взвешивать пламенность? Женщины, отвечающие требованиям этой плохо понятой аскезы, известны теперь под именем "фригидных", и врачи знают, какую драму эта болезнь часто вносит в супружеские отношения. Катары доводят эту концепцию до ее предела и утверждают, что брак есть сатанинская мерзость. Превозношение девственности может доходить до парадокса, если оно страдает упрощенчеством. Получается, что христианство определяется целибатом, а следовательно, брак есть только терпимое исключение. Оказывается, что человек в своей глубочайшей тайне, связанной с началом его бытия, полностью определяется самой элементарной физиологией и самой прагматической социологией. Можно было бы сказать, что Евангелие не привнесло в этом смысле больших изменений. Легко понять, какое глубокое смущение способны вселить в чувствительную женскую душу многие утверждения учителей Церкви — утверждения безосновательные, хотя они и исходят от неоспоримых духовных авторитетов[262]. Как сказал бы философ Ибн-Назим из Кордовы, это — предмет, "который часто является темой для легкомыслия и шуток, но может стать чем-то чрезвычайно серьезным и крайне трудным"[263]. Кажется, не существует ничего среднего, между вершиной человечества "более славной, чем серафимы" — Девой Марией и женщиной как существом "неполноценным", подчиненным мужчине. Удивительное отчуждение нашло себе место в истории в качестве нормы.

• 7 • Юридическое положение женщины в Европе оставалось почти всюду неизменным до XIX века. Но и в эту эпоху идеал существенно патриархален: муж руководит, жена занимается хозяйством, дети повинуются. Кодекс Наполеона закрепил верховную власть мужа; свидетельские показания жены не имеет юридического значения, подобно показаниям сумасшедшего или калеки. Проституция оправдывается как способствующая сохранению единобрачия; этой ценой общество поддерживает, по крайней мере, видимость своих социологических устоев. В конце века экономический и политический факторы внезапно изменяют ситуацию. Социализм благоприятствует эмансипации всякого рода, но причиной самой великой революции стала машина. Физическая сила теряет свое значение, и женщина участвует в машинном производстве. С другой стороны, усовершенствование акушерского искусства, искусственное оплодотворение, возможность регулирования беременности сделали женщину более свободной относительно своего тела и своего биологического вида. Индустриальная эволюция, поглощая женщину, ослабляет единство семейной группы; также утрачивает свое значение и наследование имущества. Феминистское движение развивается в благоприятных условиях. Женщина завоевывает, наконец, политические права: в скандинавских странах в 1906 г., в Англии — в 1928 г., в Америке — в 1933 г. и во Франции — в 1945 г.. В предвоенный период итальянский режим снова притеснял женщину. В Германии она была подчинена государству, и о ее функциях говорили в терминах селекции. В Советской России после периода социализации женщины новая семейная политика в принципе осуждает прелюбодеяние, а Конституция 1936 г. провозглашает равенство полов. Организация Объединенных Наций требует повсеместного признания прав женщины и принятия ее в общество, которое еще недавно было мужским.

• 8 • Заканчивая эту главу, надо дать хотя бы беглый обзор поэтического и философского творчества. Трубадуры и менестрели создали стиль и язык, обращенные к женщине. Луи Жилле хорошо описывает масштаб этого явления: "Выражая любовь через формы, принятые в области служения и рыцарского преклонения, они производят переворот, значение которого невозможно переоценить. Это настоящее моральное творчество... Это любовь, совершенно оторванная от темы продолжения рода. Женщина становится религией"[264].

Также ив Северной Италии, в Тоскании, во времена Данте, воспевают целомудрие как свет мира. Страсть поднимается на такую высоту, где идеал женщины сливается с поклонением Пресвятой Деве. В этом эзотерическом и мистическом кругу часто появляется Премудрость Божья, София, в виде вечной женственности. Гете скажет позднее: "Вечно женственное нас увлекает ввысь". У Данте женщина-Беатриче заменяет мужчину-Виргилия в качестве проводника; он заканчивает свой бревиарий любви — la Vita Nuova — обещанием воздвигнуть женщине такой литературный памятник, какой никогда ей не посвящался. Но эти высокие взлеты быстро приводят к чистой абстракции; живое женское существо исчезает в оторванных от действительности эфемерных построениях. Неизбежные падения и разочарования уже притаились у порога. Ересь катаров вносит мрачную манихейскую ноту. После войны с альбигойцами классическое и традиционное учение берет верх, и аскеты выступают против суетного прославления женщины. Поэты меняют регистр и с этого момента воспевают любовь, соответствующую классической морали. Мефре Эрменго закончит словами: "Кто поклоняется женщинам, тот поклоняется Сатане..."[265]. Один из последних трубадуров, Гиро Ригие, отождествляет прекрасную Даму поэтического воображения с Noire Dame — Царицей Небесной[266]... Однако поэзия трубадуров, куртуазная любовь Лангедока XII века оставляет глубокие следы, которые можно найти вновь в куртуазности и галантности XVII и XVII веков, в романах XIX века, в романтизме. "Врата адовы" для аскетов, у романтиков женщина становится "вратами небесными" и помещается в сферу чистого духа, становится чистой идеей. Мужчина проецирует ее в область трансцендентного: он трансцендирует себя, но также и женщину как живое существо, тем самым отказываясь от подлинного общения, от всякой взаимности. Кьеркегор говорит в In Vino Veritas (речь Виктора Эремиты): "Важно, чтобы мужчина избегал входить в положительные отношения с женщиной". В жизни мужчины ее роль состоит в том, чтобы появиться в благоприятный момент, когда она может пробудить в нем стремление к идеалу и к внутренней жизни, а затем будет лучше, если она исчезнет. "Не один гений стал гением, не один герой стал героем, не один поэт стал поэтом, многие святые стали святыми под влиянием девушки. Но кто стал гением, поэтом, героем или ученым под влиянием своей жены? Через нее становятся торговыми советниками, генералами, отцами семейств. Есть что-то действительно достойное сожаления в том, чтобы жениться, иметь детей, страдать подагрой, выдерживать экзамен по богословию, быть депутатом". Кьеркегор любит Регину; он любит в ней девушку — девушку вообще, абстракцию, что-то, что находится за ее пределами; и он отказывается жениться на ней. Он выбирает метафизический диалог, посредством которого достигает трансцендентного, и предпочитает этот диалог любым реальным взаимоотношениям между двумя живыми и конкретными любящими существами. Женщина усиливает творческие потенции мужчины лишь отрицательным образом. Вся поэзия есть обожествление женщины, но этот апофеоз относится к идее женщины, а не к женщине из плоти и крови. "Несчастье женщины состоит в том, что она в какой-то момент представляет собой все, а в следующий момент уже ничего больше не представляет, и никогда не знает точно, что она собственно означает как женщина". Эти слова Кьеркегора, быть может, сильнее, чем все, что написала Симона де Бовуар. Женщина представляет собой все в мире в тот момент, когда мужчине нужно видение, которое его наполняет, а затем она — ничто, не имеет никакой собственной ценности и даже не является человеческим субъектом, личностью. Кьеркегор ссылается на Платона и благодарит Бога за то, что он родился мужчиной, а не женщиной.

Экзегеза чаще всего понимает библейское повествование о творении в очень "мужском" смысле: женщина была создана для мужчины, она его дополняет в качестве служанки, помощницы, некого предмета. Ницше лишь делает из этой посылки логические выводы: "Женщина существует для отдыха воина". Метафизическое бегство Кьеркегора, страшная судьба Дон Жуана, сверхчеловеческое одиночество Ницше имеют своим результатом утилитарную мудрость Гете. Женщины сопровождают его всю жизнь и являются лишь инструментом для художественного творчества. Вполне конкретное существо поднимается в небо как блистающее светило, освещая своими лучами праздник, а затем наступает затмение. Бальзак в своей "Физиологии брака " отмечает: "Женщина — это рабыня, которую надо уметь возводить на трон". Кьеркегор довольно оригинально толкует Книгу Бытия: женщина появляется перед пробуждающимся мужчиной, она является из его сновидения, она — сонное видение мужчины. Она в "благоприятный момент заставляет биться сердце мужчины" (Бальзак), а затем принимает лишь поэтическую форма отсутствия. Философы определяют ее по отношению к мужчине. "Женщина — существо относительное", — говорит Мишле. "Мужчина мыслится без женщины. Женщина немыслима без мужчины", — говорит Жульен Бенда. Женщина знает себя лишь в той мере, в какой ее видит мужчина. Конфликт между женщиной и мужчиной, между творением и деторождением, между уникальной личностью и продлением рода, вида остается неразрешимым. Мужчина старается себя утверждать, и он утверждает себя, переходя за ограничивающие его пределы. Женщина есть предел; если мужчина его переступает, то он вновь находит свою собственную свободу — свободу субъекта. Мужчина может пожелать заснуть у прозрачного материнского источника, он может испытывать влечение к противоположному полюсу своего существа, но он всегда будет переживать эти состояния как моменты деградации, как тюрьму, которая сковывает его дух; он, как Ницше, всегда будет стремиться к ясному небу и к открытому морю. Такова история[267]. Ее творит человек, но он смотрит не с точки зрения библейского Откровения.

Апостол Павел говорит: "...ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе". (lKop.ll.ll).