§ 35. Отношение догмата ο Св. Троице к разуму

I. Учение ο Св. Троице есть глубочайшая тайна внутренней жизни Бога, живущего во свете неприступном. Разум ограниченный не только не в состоянии сам по себе открыть ее, но не может вполне понять и усвоить ее и после откровения ее Богом.

Но это не значит, будто учение ο триедином Боге совершенно чуждо человеческому уму, и потому если может быть принято мыслящим разумом, то не сознательно и разумно, a слепой верой. В тайне ο Св. Троице есть сторона светлая, постижимая и удобоприемлемая без всякого противоречия законным требованиям мысли. Понятна и доступна нашему разумению общая мысль этого догмата. Это мысль о внутренней жизни Бога вне отношений Его к миру, ο самооткровениях этой внутренней божественной жизни. Бог един, но не одинок, — solus, sed non solitarius, по выражению одного учителя церкви. Существо единого Бога составляют: Отец, Сын и Дух. Они раздельны, как особые лица, и нераздельны по существу. Следовательно, в существе Божием есть самостоятельная, независимая от мира личная жизнь, и есть условия для ее проявления, есть как бы особые, различные «образы» существования в бытии Божием — τρόποι 'υπάρξεως в Боге, как глубокомысленно говорили, выясняя догмат, отцы церкви. Есть образ бытия под формой «отчества», — это как бы средоточие внутренней Божией жизни; есть образ бытия под формой «сыновства» или «рождения», и образ бытия под формой «исхождения». Сверх этого положительного значения догмат ο Св. Троице имеет весьма важное отрицательное значение (метафизическое). Учением ο трех лицах в Божестве устраняются недоумения и трудности, с какими, по-видимому, неизбежно встречался человеческий разум при решения вопроса ο личности божественного беспредельного Духа. В самом деле, если Бог есть личность и «одинок» или единоличен, то в чем состоит Его внутренняя жизнь вне отношений к миру? Что делал Бог от вечности и что делает Он в вечности? Все эти и подобные вопросы ο {стр. 176} жизни Божества в Самом Себе разрешаются учением ο Св. Троице, и это решение чуждо тех недостатков, какие присущи всем естественным попыткам ума человеческого проникнуть в тайну божественной жизни. Плодом этих попыток являлись обыкновенно или признание божественной жизни жизнью полного покоя и неподвижности, т. е. деизм, или, чтобы избежать этого, признание мира вечным проявлением и самораскрытием Божества, т. е. пантеизм. Христианское учение ο триедином Боге, исключая крайности этих воззрений, заключает в себе то, что есть истинного в деизме, т. е. единство Бога и Его бесконечное расстояние от мира, Его творения, но в то же время допускает и тот момент истины, который в пантеизме является извращенным и искаженным, — именно идею вечной плодоносной жизни и присносущной (имманентной) деятельности в Божестве, потому что всякая жизнь есть деятельность.

Догмат ο Св. Троице имеет и существенное жизненное значение для верующего христианина. Давая разуметь, что Бог не есть отвлеченная верховная Сила, перед которой надобно только преклоняться, но живое и личное всесовершеннейшее Существо, этот догмат служит опорой для всего христианского настроения и поведения человека. Ибо если Бог есть полнота всесовершеннейшей личной жизни, есть сама Любовь и Премудрость, то, значит, перед Ним можно раскрывать свою душу, подобно тому, как мы раскрываем ее перед человеком, существом личным же, уповать на Него во всех обстоятельствах жизни, как на свое прибежище и защиту (Пс 90), не бояться под Его покровом идти и посреде сени смертныя (Пс 22, 4).

II. Совершенную противоположность изложенному воззрению на отношение догмата ο Св. Троице к здравому разуму составляет воззрение древнейших и новейших противников этого догмата. Многим из древних еретиков, а в новейшее время социнианам и рационалистам догмат ο Св. Троице представляется заключающим в себе внутренние противоречия и противоречия законам нашего мышления, и потому таким, который не может быть принят мыслящим разумом сознательно и ра{стр. 177}зумно, без насилия человеческой мысли. Но такое мнение совершенно неосновательно.

Как на главную трудность и противоречие законам логики и математическим аксиомам в учении ο Троице издавна указывают на невозможность мыслить троичность лиц в единстве существа. Говорят: «одно не три, и три — не одно; если только один истинный Бог и между тем каждое лицо Божества — Бог, то такое учение необходимо приводит или к савеллианизму, или к тритеизму: к последнему в том случае, когда различие между божественными лицами реальное, действительное, а к первому в том случае, когда различие мыслимое, идеальное». Heтрудно видеть неосновательность подобного рассуждения. Делающими приведенное возражение отношение существа и лица принимается в одинаковом смысле как для бесконечной, так и для конечной природы, откуда и выводится, что должно признавать или единство природы и лица в Боге, или трех богов. Но это заблуждение. Различие существа и лица, которое наш рассудок непременно полагает во всех конечных существах, должно находиться и в Боге, но не в том же именно, а только в аналогическом виде. В Боге различие между существом и лицом сообразно с чистейшей духовностью и безусловной простотой существа Божия. Вообще же приведенное возражение было бы невозможно, если бы учение ο Троице рассматривалось как учение ο таинственной жизни Бесконечного Духа, к которой обычные понятия ο конечном бытии неприложимы.

Делаются разнообразные возражения и против учения ο различии лиц в Божестве по их личным свойствам. Но все возражения этого рода исходят из того, что отличительные особенности лиц Троицы, — отчество, сыновство и исхождение, мыслятся подобными и существующими с такими же ограничениями, как в конечных существах, напр., понятие рождения божественного сближается с понятием рождения в мире конечном, исхождение, по невозможности определить отличие его от рождения, отождествляется с рождением и пр. Против принятия учения, напр., ο рождении Сына от Отца указывают, что допу{стр. 178}стить рождение в Боге значит бестелесного Бога признать телесным, против вечности рождения, — что понятия быть рожденным и вечно рожденным — понятия несовместимые, что если однако же Сын вечен и пребывает с Отцом, то это значит утверждать, что Он не Сын, а брат Отцу и др. Подобного же характера и возражения против исхождения Св. Духа, напр., следующие: если Дух получил бытие из существа другого лица, то и ο Нем можно и даже должно сказать, что Он рожден, а в таком случае нужно признать, что у Бога Отца два Сына, а Дух и Слово суть два брата (Сын, следовательно, и не единороден) и пр. Такого рода рассуждения и возражения крайне неразумны и недостойны Бога. Что такое в Боге рождение и исхождение, этого мы не можем знать, хотя и научены полагать между ними различие. Это термины только аналогические, за которыми скрывается неведомая нам жизнь Божества.

III. Тайна ο Св. Троице отчасти может быть даже и уяснена и приближена к человеческому пониманию. Это возможно при посредстве подобий (аналогий) из мира конечного. Употребление некоторых возвышенных и таинственных аналогических образов в учении ο Св. Троице можно находить и в самом Св. Писании, напр., в наименованиях Отца — Светом, Сына Божия — Премудростью Божиею, Словом, Сиянием славы Божией, Духа, — Дыханием уст Божиих. Одно из подобий, основывающееся на этих образных выражениях Писания ο лицах Св. Троицы, внесено и в самый символ веры для объяснения тайны рождения Сына, — Света от Света. В Писании же (Пс 32, 6), начало и основание аналогии — слова и дыхания, под которыми православной восточной церковью представляется совместность и одновременность происхождения Сына и Духа Св. от Бога Отца.

Древнейшие учители церкви подобия тайны Св. Троицы указывали и в природе видимой и в богоподобной душе человеческой. Из явлений видимой природы, как на приближающие несколько к нашему уразумению непостижимое таинство веры, можно указать, напр., на следующие: на солнце, которое действием испускания лучей светит и греет, на три горящие све{стр. 179}тильника, разливающие один и тот же свет, на равносторонний треугольник, на то, что в мире вещественном всякое тело имеет три измерения — широту, долготу и глубину, время, в котором тела развиваются или изменяются, также слагается из трех необходимых моментов — настоящего, прошедшего и будущего, и мн. др. Но все такие подобия очень далеки от сущности предмета, так как заимствуются из области, не имеющей ничего общего с духовно-личным бытием. Совершеннейшее откровение триединства Божия есть созданный по образу Божию дух человека, и потому в нем преимущественно можно находить подобия троичности. Co времен блаж. Августина и по его примеру к подобиям из нашей личной духовной жизни преимущественно и обращаются, чтобы по возможности уяснить догмат ο Троице, раскрывая это подобие так или иначе. Так, указывают, как на аналогию, — на то, что в личном духе человеческом, при его духовном единстве, есть три силы — разум, воля и чувство. Пытаются дать объяснение той же тайны и из нравственной стороны существа Божия. Бог есть любовь. Поэтому Отец имеет нравственную необходимость проявлять во вне Свою благость, — рождает Сына, Который есть предмет Его любви. а так как это взаимодействие любви между Отцом и Сыном лишило бы Их самостоятельности в отношении одного к другому, — ибо любовь состоит в тождестве и слиянии субъекта любящего с объектом любви, — то существует третье лицо, которое приводит Их жизнь в гармонию, примиряет и объединяет: это — Дух. Представляют объяснение троичности лиц в Божестве и по аналогии с тройственными актами человеческого самосознания. Самосознание необходимо предполагает отличение своего «я» от «ты» и «он». Подобные тройственные акты саморазличения должны быть и в божественном самосознании, только эти акты в Божестве являются уже не актами в собственном смысле этого слова, а лицами, ибо в Боге самосознание и бытие равны друг другу, совпадают.

В известной степени все эти подобия могут приближать к нашему разуму тайну божественной жизни, но только приближать, а отнюдь не имеют значения существенных доказательств ее. {стр. 180} Ho и для разума полезны эти сравнения или подобия только при благоразумном пользовании ими, с ограничениями их соответствия с Существом бесконечным, и под непременным условием при проведении их подчинения разума церковному определению догмата.

Часть вторая.

О БОГЕ В ОТНОШЕНИЯХ ЕГО К ТВАРЯМ.