Скажу сначала об этом самоотречением ученическом послушании. Так как источным началом всех соблазнов и грехов является самолюбие и самоутверждение личности вне сыновней ее связи с Богом, то на борьбу с этой самостью и направлялись всегда главные усилия подвижников, и поскольку наша воля всегда является носительницей и выразительницей этой самости, настолько и весь подвиг ученика всегда начинается и вращается вокруг отказа от своей воли. В этом случае особенно ярки и решительны утверждения всех подвижников, когда новоначальный инок должен был за дверями келий оставить свою волю и начать свободным изволением новую жизнь беспрекословного послушания воле старца своего. “Будь покорен, и особенно своему авве, — говорит Симеон Новый Богослов, — который после Бога первый имеет попечение о тебе и которому вверена душа твоя. Напряженно внимающий своему учителю и руководителю, как Богу, противоречить не может. Кто думает и говорит, что имеет и то, и другое (что он и внимает, как Богу, и противоречит), тот да ведает, что находится в заблуждении: ибо не знает, какое расположение к Богу имеют люди Божий”. Преп. Иоанн Лествичник, говоря о том мгновении, когда ученик находит достойных учителей и наставников, призывает ученика приступить к этим духовным руководителям с совершенным отречением от своей воли. “Приступи к ним и продайся за злато смирения, на хартии послушания, и при свидетелях Ангелах раздери пред ними хартию своей воли. Ибо если будешь только скитаться туда и сюда, то потеряешь искупление, то, которым Христос тебя искупил. Место или обитель, в которую ты поступил, да будет тебе гробом прежде гроба: никто не выходит из гроба прежде общего воскресения, а если некоторые и вышли, то знай, что они умерли. Будем молиться Господу, чтоб и нам от сего не пострадать”. “Кто истинный ученик, — говорит преп. Симеон Новый Богослов, — тот пребывает послушным своему авве во всем до смерти, и все, что ни делает его авва, он обращает себе в назидание, не смея рассуждать о повелеваемом ему или сказать: зачем это? для чего это? Иначе он был бы не учеником аввы, но судьей”. По свидетельству древнего патерика, старцы говорили: “Если кто имеет веру к другому и самого себя отдает в подчинение ему, тот не имеет нужды внимать заповедям Божьим, а должен волю свою передать отцу своему, и не останется виновником перед Богом”. Это послушание воле старца имело, таким образом, как видим, абсолютное значение, и оно распространялось не только на исполнение определенных требований старца, но и на самое разумение Божьей правды, на самую жизнь нашей совести. В древнем патерике передается интересная беседа старца с его учеником: “Один брат сказал некоему великому старцу: “Авва! Мне бы хотелось найти старца по воле моей и жить с ним”. Старец отвечал на это: “Хорошо желание твое, владыко мой”. Брат, не поняв слов старца, подумал, что старец признал мнение его правильным и утвердил его. Старец, заметив это, сказал ему: “Так‑то! Если найдешь старца, соответствующего воле твоей, то намереваешься жить с ним? Значит, желаешь не того, чтоб тебе последовать воле старца твоего, но чтоб старец последовал воле твоей, и в этом надеешься найти преуспеяние?” Тогда брат понял свою ошибку и, встав, пал в ноги старцу, принося покаяние и говоря: “Прости меня! Я очень тщеславился, думая, что я хорошо сказал, между тем как ничего хорошего не было ни в словах моих, ни в мысли””. В этом случае древние подвижники совершенно отрицательно относились ко всякого рода самовольному подвижничеству, т. е. такому, которое не утверждается на руководящих указаниях старца–отца. “Если увидишь, — образно, ярко говорит Иоанн Колов, — юного, по своей воле восходящего на небо, удержи его за ногу и сбрось вниз”. Полезнее со смирением вопрошать, нежели идти со своеволием, ибо Сам Господь влагает в уста вопрошаемого, что сказать ради смирения и правоты сердца вопрошающего. И в своем послушании ученик должен был всецело довериться руководству старца: “Если ты бываешь в послушании, — говорит авва Дорофей, — то никогда не верь своему сердцу, ибо оно ослепляется пристрастиями ветхого человека. Ни в чем не следуй своему рассуждению и сам ничего не назначай себе без вопрошения и совета. Не думай и не предполагай, что ты лучше и праведнее твоего наставника, и не исследывай дел его, иначе ты часто можешь обмануться и впасть в искушение”. Подобное же говорит авва Дорофей и в другом своем наставлении: “Кто сподобится благодати, если, как я сказал, не понудит себя отсечь свою волю и не предаст себя. Бога ради, своему отцу, ни в чем не сомневаясь, но делая все, что им говорят они (т. е. отцы) с полною верою, как бы слушая самого Бога? Кто иной достоин быть помилованным? Кто достоин спастись?” Согласно наставлениям св. Макария Александрийского, ученик ни в чем не должен доверять своим суждениям о помыслах, нисколько не верить своему уму, но всегда считать худым или хорошим только то, что находит или признает таковым по испытании старец. Наградой ученика за такое безусловное послушание было совершенное спокойствие совести, сознание всецело исполненного долга.

Авва Дорофей говорит ученику: “Не скорби, тебе не о чем беспокоиться; каждый продавший себя в послушание отцам имеет такое беспечалие и покой”. С особенной силой оттеняет эту мысль Симеон Новый Богослов: “Послушание, если кто возымеет к духовному отцу своему в совершенстве, делает его беспечальным относительно всего, так как он всю печаль свою однажды навсегда возлагает на духовного отца своего. В отношении к духовному отцу своему делай одно то, что он заповедует тебе, и ни больше ни меньше того не позволяй себе делать, но шествуй по намерению его и по воле его”. Эту же мысль о внутреннем покое души послушника утверждают и другие подвижники. Авва Дорофей, например, говорит: “Что бы с послушником, не имеющим своей воли, ни случилось, он бывает спокоен, как будто исполнилось его собственное желание. Ибо кто не имеет своей собственной воли, для того все, что с ним случается, бывает согласно с его волею. Он не имеет пристрастия, а от беспристрастия приходит в бесстрастие”. “Знаю я, — говорит преп. Феодор Студит, — послушническое иго, знаю болезненность отсечения воли, но опять ведаю и сладость такой жизни; по отсечении воли путь легок, и спасение удобно; стоит только отсечь волю, и явится покойная и блаженная жизнь”. По словам Иоанна Лествичника, тот, “кто в повиновении отцу своему приобрел совершенно чистую совесть, тот уже не боится смерти, но ожидает ее ежедневно, как сна, или лучше сказать, как жизни, достоверно зная, что во время исхода души не от него, но от наставника потребуется ответ”. Может быть, этим именно более всего объясняется то замечательное явление в области старческого окормления, что многие подвижники, даже приобретшие большую духовную опытность, до конца жизни пребывали в смиренном состоянии послушания.

Ученик мог иметь на своей нравственной ответственности лишь один грех — непослушания и скрытности от своего духовного отца. “Я не знаю другого падения монаха, — говорит авва Дорофей, — кроме того, когда он верит своему сердцу”. В случае же совершенного послушания и откровенности вся нравственная ответственность за ученика лежит на его старце. “Если соблюдаешь заповедь мою, лучше сказать — Божию, — говорит преп. Симеон Новый Богослов, — свидетельствую, что я дам за тебя ответ в тот день, в который Бог судит тайны человеческие. Если же в одном отсекаешь свою волю, а в другом нет, то явно, что и в том, в чем ты ее отсек, ты имел другую свою же волю. Ибо повинующийся повинуется во всем, и такой не заботится о своем спасении, потому что за него отвечает другой, — тот, которому он предал себя в повиновение и вверил себя. Итак, если хочешь спастись и жив быть на небе и на земле, то сохрани сие, и я буду отвечать за тебя, брат, если же будешь нерадив, то смотри сам. Не теряй надежды, ибо радость это диаволу. И свидетель мне Отец, Сын и Снятый Дух, что я принимаю на себя все попечение о тебе перед Ним, и с меня взыщет Бог кровь твою, если не нарушить слов моих”.

Подобные же мысли мы находим в Лествице: “Послушный, как мертвый, не противоречит и не рассуждает ни в добром, ни в мнимо–худом, ибо за все должен отвечать тот, кто благочестиво умертвил душу его…”

Естественно, что такая полная нравственная ответственность старца за духовную судьбу послушника была возможна и морально законна только при условии совершенной искренности и чистоты настроения ученика. И вот какими словами характеризуют великие отцы это искреннее послушничество ученика своему духовному отцу: “Если слушаешь меня в одном, а в другом противоречишь, то и в том, в чем слушаешь, исполняешь свою волю, я и не дам за тебя ответа Богу. Кто истинный ученик, тот пребывает послушным своему авве во всем до смерти” (преп. Симеон Новый Богослов). Не знают себя и своей пользы те послушники, которые, заметив благосклонность и снисходительность своего наставника, просят его назначить им служения по их желаниям. Пусть они знают, что, получивши их, они совершенно лишаются исповеднического венца, потому что послушание есть отвержение лицемерия и собственного желания. “Кто иногда слушается, а иногда не слушается отца, тот подобен человеку, который к больному своему глазу в одно время прикладывает целебную мазь, а в другое — известь” (Иоанн Лествичник). Но надо отметить, что такая всецелая преданность ученика воле своего старца имеет все же какой‑то внутренний предел, за которым подобное послушание становится или преступным, или неполезным для ученика. И действительно, такой предел указывался руководителями монастырской жизни. Я сказал, что после мгновения свободного избрания себе духовного отца ученик отказывался от своей воли и даже от своего разумения. Но ясно, что он не только не переставал быть свободно–разумным существом, но и самый подвиг предпринимался для развития этой свободы духа. Последняя всегда была такой почвой, на которой росли дела послушания. И отсюда всегда все отношения ученика к учителю утверждались на этой свободной вере в него. “Коль скоро с помощью Божьей, — говорит преп. Симеон Новый Богослов, — по благодати Его сподобишься найти человека<старца–учителя>, покажи к нему крайнее внимание и всякое к нему благоугождение, великое смирение и благоговение, высокое почитание и веру чистую и несомненную. Если увидишь, что он будет есть с блудниками, мытарями и грешниками, не помышляй, что тут есть что‑то страстное, человеческое, но думай, что в сем все бесстрастно и свято. Видя даже собственными глазами, как он будет снисходить до человеческих страстей, не верь тому отнюдь, потому что и они (свои очи) обманываются, как я это сам делом испытал, но последуй ему и верь словам его без сумнения помышлений. Каждодневно должно исповедовать помыслы духовному отцу своему, и что он будет говорить тебе, принимай то, как из уст Божиих, с полным убеждением (в истине того непреложной), не переспрашивай, хорошо ли он сказал мне это и что мне делать во уврачевании себя. Потому что это суть слова неверия отцу своему и пагубны для души. Если видишь, что учитель твой творит чудеса и прославляем бывает за то, — верь тому и радуйся, и благодари Бога, что получил такого учителя. Опять, когда увидишь, что его бесчестят, а иногда и удары наносят ему завистники его, не соблазняйся тем. Если увидишь, что он страждет страсти от злых людей и приемлет распятие, яко злодей, то если можешь, умри и ты с ним, имея к нему твердую веру и нисколько не умаляя ее, хотя бы весь мир осуждал его и поносил”.

Если же такая вера колебалась, то на ученике лежит всегда долг удостовериться в истинности пути своего старца. Преп. Симеон Новый Богослов, один из самых горячих почитателей старческого пути, определенно указывает и требует от ученика оставить старца как лукавого и неверного, если он заповедует что‑либо несогласное с Божественной волей и учением Божьего Слова. “Кто видит себя, что он соблазняется своим аввой, тот должен отойти от него, дабы не погубить души своей”. И хотя общим правилом отношение ученика к старцу было, как мы видели, неосуждение и даже более того — нежелание заметить что‑либо недоброе в старце своем, но это касалось только личной жизни старца, а не его старческого руководства. Иное дело, если ученик имеет основание думать, что старец неправильно ведет его по пути спасения. “Если будет тебе что поведено, — наставляет Антоний Великий, — согласно с заповедями Господа Бога нашего — соблюди и исполни это с тщательностью. Напротив того, если будет приказано что‑либо противное Божественным заповедям, тогда должно отвечать приказывающему: “повиноваться подобает Богови паче, нежели человеком””. Такой же взгляд высказывает и преп. Симеон Новый Богослов в приведенных уже многих словах, и преп. Иоанн Лествичник советует так же в случае, если старец окажется неискусным врачом, обратиться к другому. Подобные советы мы находим в древнем патерике. Один брат спрашивал авву Пимена: “Жить ли мне с аввой моим? Я погублю при нем душу свою”. Старец, видя, что он терпит вред, удивился, как он, получая такой вред, оставался с аввой. И сказал ему: “Если хочешь, живи”. Ушедши, брат остался жить. Потом он приходит к старцу и говорит: “Я терплю вред душе своей, живя близ аввы моего”. Авва Пимен не сказал ему — уйди от него. Врат приходит в третий раз и говорит: “Я уже не живу с ним”. Старец говорит ему: “Вот ты теперь избавился от вреда — ступай и более не живи с аввой”.

Таким образом, при всем авторитете старца все же может быть такое положение дела, при котором ученик имеет право отойти от своего старца и искать себе другого. Но несомненно, что подобные обстоятельства всегда рассматривались как исключение. Общим же правилом было то, чтобы ученик, раз избравши старца, не отходил от него иначе, как получивши благословение от своего наставника на самостоятельное подвижничество. “Надобно вопрошать того, — говорит преп. Симеон Новый Богослов, — к кому имеешь веру и знаешь, что он может понести помыслы, и веруешь ему, как Богу, а вопрошать другого о том же помысле есть дело неверия и пытливости. Если веришь, что Бог говорит через святого Своего, то к чему же здесь  испытание или какая надобность искушать Бога, вопрошая другого о том же самом? Кто вопрошает старцев, тот должен и сохранять советы их до самой смерти”. “Всякого наказания достойны те больные, — наставляет преп. Иоанн Лествичник, — которые, испытавши искусство врача и получивши от него пользу, из предпочтения к другому оставляют его прежде совершенного исцеления. Не избегай из рук того, который привел тебя к Господу, ибо во всю жизнь твою ни перед кем не должен ты иметь такого почтительного благоговения, как перед ним”. Было бы несправедливым не отметить того, что нередко старцы были недостаточно сами опытны и недостаточно порою добры к ученикам. В первом случае не возбранялось искать совета опытнейшего старца, но при этом рекомендовались величайшая осторожность и деликатность в отношении своего аввы. Вот, например, очень интересный рассказ об авве Кирионе и его сыне. Когда авва Захария находился в скиту, ему было видение. Вставши, он открыл видение авве своему Кириону. Но старец, сильный в подвижничестве, не был искусен в различении видений. Он встал и бил авву Захарию, говоря: “Твое видение от демонов”. Но мысль не оставляла Захарию. Он встал ночью, пришел к авве Пимену и открыл ему все дело и как горит его сердце. Старец, видя, что видение от Бога, говорит ему: “Пойди к такому то старцу и сделай все, что он ни скажет тебе”. Захария пошел к старцу. Старец, ни о чем его не спросив, наперед ему сказал обо всем и о том, что видение было от Бога, но иди, прибавил он, и будь послушен отцу своему (“Отечник”). В случае некоторой несправедливости или излишней суровости аввы, хотя тоже не запрещалось оставлять его или искать утешения у других, опытнейших старцев, но все же рекомендовалось возможное терпение и последнее признавалось великой добродетелью. Рассказывали об авве Иоанне Фивейском, младшем ученике аввы Аммона. Двадцать лет служил он больному старцу и сидел с ним на рогоже, но старец не обращал на него внимания, и хотя Иоанн много трудился для него, но старец никогда не говорил ему: спасайся. Когда же старец приблизился к смерти и к нему собрались другие старцы, то, взяв Иоанна за руку, сказал ему: “Спасайся, спасайся, спасайся”. И, поручив его старцам, сказал: “Это ангел, а не человек” (“Отечник”). В том же “Отечнике” рассказывается об одном послушнике следующее. Некоторый старец жил в монастыре вне Александрии. Старец этот был очень вспыльчив и малодушен. Некоторый юный монах, наслышавшись о нем, дал обет пред Богом, говоря: “Господи, за все злое, содеянное мною, я пойду и буду жить с этим старцем, претерпевая от него все и служа ему, как раб”. Так и поступил он: пошел к старцу и начал жить с ним. Старец поступал с ним, как с псом, ежедневно издеваясь над ним. Бог призрел на смирение брата. После шести лет его жизни со старцем он увидел во сне некоего страшного с великим свитком в руке. Явившийся сказал ему, что половина написанного на свитке изглажена, и сказал: “Вот, половину твоего долга изгладил Владыка, позаботься и о прочем!” По соседству жил другой старец, духовный, и слышал всегда, как малодушествует старец и оскорбляет брата, как брат кланяется ему, а старец не прощает. Встречая молодого монаха, духовный старец говаривал ему: “Что, чадо? Как прошло? Приобрели ли мы что? Изгладили ли что из свитка?” Брат, зная, что старец духовен, не скрывал от него тайн своих, но отвечал: “Да, отец, сегодня мы немного потрудились”. Когда же он проводил день спокойно, не будучи ни обруган, ни оплеван, ни бит, ни изгнан, то приходил к духовному старцу вечером, плача и говоря: “Увы, нынешний день был несчастлив, ничего не приобрели мы, провели день спокойно”. По прошествии других шести лет брат скончался. И поведал духовный старец, что он видел брата предстоящим Богу о старце своем, говорящего в молитве: “Господи, как ты помиловал меня при посредстве его, так помилуй и его по благости Твоей и ради меня, раба Твоего”. По истечении сорока дней брат взял к себе и старца в место упокоения. Вот какое дерзновение имеют к Богу терпящие скорби ради Него.