«Чтобы видящие стали слепы» — вот другая цель просвещения мира Церковью. Христианство есть свет, и его не может не видеть мир. С того времени, как светит христианство, мир уже не может жить по-прежнему, как будто бы не было света, не может жить без отношения ко Христу. Подобно тому как при ярком свете солнца человек не может спокойно продолжать дел ночи, как он, зная, что его видят люди, не может жить с тем равнодушием, которым сопровождается одиночество, — так и мир может различно относится ко Христу, враждебно или мирно, но уже не может жить без всякого отношения ко Христу. Вся история мира со времени проповеди Христа и Его апостолов есть история отношений мира ко Христу. Он сияет над миром, как солнце, Он висит над Ним, как меч, и мир не может забыть Его: в ослепительном свете является Он гонителю, победителем преследует совесть умирающего отступника. С тех пор как проповедан миру Христос, люди могут приносить добро только Ему, делать зло только в противность Ему, могут возмущаться только на Него. Злым смехом смеется французский отрицатель, но отрицает он Христа; в безумии провозглашает себя немецкий философ богом, но — только антихристом. Какой же смысл истории отношений мира ко Христу, или христианской истории мира? Мир может или враждебно относиться ко Христу, или мирно, служа Ему по-своему и стараясь использовать христианство в своих интересах. В начале христианской истории то и другое неопределенно, добро и зло в отношениях мира ко Христу перемешаны.

Но затем с полною определенностью выступают в христианской истории с своими собственными, ясно сознанными интересами — государство, нация, разум, искусство, экономическое общество, определяются, наконец, в отношении ко Христу интересы чисто материальные. Наряду с этим растет в мире понимание христианства: современный отрицатель не по недоразумению оспаривает христианскую догматику, но ставит прямые вопросы о доброкачественности христианских принципов любви и смирения. Все менее и менее оказывается возможности удовлетворять людей символами и образами: и в положительном направлении сознательно требуют живой правды, и в отрицательном направлении уже не считают нужным прикрываться красивыми словами, потерявшими смысл, и хоругвями, не возбуждающими благоговения. Такому уяснению отношений мира ко Христу особенно в последнее время способствует расширение истории до пределов всемирной, в высшей степени сознательное столкновение культур христианской и языческой...

Как в смерти сгнивают материальные элементы, не поддающиеся действию духа, чтобы затем воскрес человек духовно с духовным телом — так и христианскою культурою, под воздействием церковного просвещения и благодати, отделяются от пшеницы плевелы, уготовляемые огню, чтобы затем водворилось полное духовное небесное царство и Бог стал всем во всем.

ГЛАВА ПЯТАЯ. Воскресение из мертвых. Вечное блаженство. Царство небесное

Если мы созданы для того, чтобы смертное было поглощено жизнью (2 Кор. V, 4, 5), если дело Господа Иисуса Христа состояло в том, чтобы верующие в Него имели жизнь вечную, то, конечно, наш последний враг — смерть и последнее дело Иисуса Христа — победа над смертью. Воскресение Иисуса Христа из мертвых как начало всеобщего воскресения предполагается целями мирового творения, завершает все дело Христа и оправдывает нашу духовную жизнь. Если Христос не воскрес из мертвых, первенец из умерших, если мы, христиане, не воскреснем, то тщетна вера наша: и теперь, надеясь на Христа в этой только жизни, мы несчастнее всех людей, и умирая во Христе не погибаем. Только когда тленное сие облечется в нетление, и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою (1 Кор. XV).

Мы живем в надежде воскресения. К чему же мы воскреснем? Не к земной жизни. Нет ничего противнее духу христианства, как думать, что загробная жизнь есть продолжение нашей видимой земной жизни с ее личными интересами и внешними благами. Плоть и кровь не могут наследовать царствия Божия, и тление не наследует нетления (1 Кор. XV, 50); в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают как ангелы Божии на небесах; мы — сыны воскресения в той мере, в какой мы — сыны Божии (Мф. XXII, 30; Лук. XX, 35, 36). Мы воскреснем с своими телами, но есть тела небесные, и тела земные, — тела духовные и тела душевные: в смерти и воскресении сеется тело душевное, восстает тело духовное (1 Кор. XV, 40, 44). Воскресение из мертвых стоит в связи с характером нашей духовной жизни: оно есть переход видимого в невидимое. Наша духовная жизнь есть жизнь невидимая, но она ограничивается природою и миром; в воскресении же наше тело и вся природа преобразуется сообразно нашей духовной жизни, которая поэтому станет полною или единственною действительностью. Посему залог воскресения, хотя оно совершиться силою Божиею, мы теперь уже носим в себе самих; жизнь загробная не есть продолжение нашей видимой жизни с ее личными интересами и временными благами, но она есть восполнение нашей духовной жизни, так что и теперь уже мы, хотя не вполне, живем вечною невидимою жизнью. Наша духовная жизнь — это небольшая искра, а жизнь загробная — это та же искра, но разгоревшаяся во всеобъемлющее пламя. «Посему, — наставляет св. Макарий Великий, — постараемся верою и добродетельною жизнью здесь еще приобрести себе оное одеяние, чтобы нам, облеченным в тело, не оказаться нагими: и тогда в день оный ничто не прославит плоть нашу. Ибо в какой мере сподобился каждый за веру и рачительность стать причастником Св. Духа, в такой же мере прославлено будет в оный день и тело его. Поэтому каждый нз нас должен подвизаться и трудиться, тщательно упражняться во всех добродетелях, веровать и просить у Господа, чтобы внутренний человек еще ныне соделался причастником оной славы». «Если, — пишет блаженный Диадох, — кто возможет еще в сей жизни посредством подвижнических трудов умереть, тогда он весь, наконец, делается домом Св. Духа; ибо такой прежде смерти уже воскрес».

Мы воскреснем для полноты духовной божественной жизни. Все, что теперь мы считаем своим, к чему мы пристрастны, что теперь разделяет нас между собою, придает кажущуюся действительность нашим мирским интересам, — все это станет чуждо для нас: мы будем жить только тем, что есть теперь в нас всех общего божественного. Уничтожится тогда иной закон, действующий в членах наших и противоюющий закону ума; наше тело, по очищении смертью, будет духовным. И отрет тогда Бог всякую слезу с очей Своих избранников, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо настоящее станет прошедшим (Апок. XXI, 4). Наша жизнь как будет вполне духовною, так будет и вполне блаженною.