Война — великое бедствие.

И все доказывающие невозможность для христиан участвовать в войне любят говорить об её ужасах.

Выходит так:

Оправдывающие войну не понимают, как она ужасна, — если бы понимали, тогда бы не оправдывали. И всячески силятся разбудить"чёрствое сердце"рассказами о насилиях, жестокостях и"море человеческой крови"…

Трудно измерять страдания человеческие. И право, я не берусь решать, кому больнее"ужасы войны" — Гаршину, идущему на войну"убивать" 2, или какому‑нибудь сектанту, бросающему винтовку и отказывающемуся от воинской повинности"по религиозным убеждениям".

Но во всяком случае надо установить твёрдо:

— Принципиальный вопрос о допустимости или недопустимости войны для христианской совести не стоит ни в какой связи с различием в оценке"ужасов". Ужасы эти признают все — значит, и распространяться о них нечего.

Ведь если война допустима, то вовсе не потому, что она причиняет"одно удовольствие". И если недопустима, то вовсе не потому, что люди видят, до какой степени она ужасна.

Вопрос о войне решается совсем в другой плоскости.

IV

Основная ошибка отрицающих войну заключается в том, что они считают равнозначащими два совершенно неодинаковых слова:

Война и убийство.

Подставляя вместо слова"война"якобы то же самое слово"убийство", по точному слову Евангелия, объявляют всякую войну грехом, ибо убийство грех.

Но надо вдуматься, почему убийство грех. И тогда станет ясно, что"убийство"и"война"далеко не одно и то же.

Заповедь"не убий"дана в Ветхом Завете. И рядом с этой заповедью в том же Ветхом Завете перечисляется великое множество преступлений, за которые полагается"смертная казнь"! Совершенно ясно, что под убийством, запрещённым Богом, разумелось такое убийство, которое было выражением злой воли человека — его"нелюбви"к ближнему. Христос, расширив понятие"ближнего", включив в него и"врагов", естественно, расширил и содержание заповеди"не убий". Но, однако, расширил всё же на основе принципа любви. Убийство и с христианской точки зрения осталось грехом исключительно как нарушение всеобъемлющей заповеди о любви к ближним.

В громадном большинстве случаев убийство действительно является нарушением заповеди о любви, и потому мы привыкли обобщать эту заповедь настолько, что она получила категорический характер. Мы говорим:"Всякое убийство грех".

Но если мы делаем ошибку в отношении содержания заповеди"не убий", когда придаём ей столь безусловный характер, то тем более усугубляем эту ошибку, когда включаем в рамки этой заповеди и войну, т. е. понятие, существенно отличное от понятия"убийства". В убийстве всегда предполагается цель:"уничтожение человеческой личности".

На войне целью является победа, а уничтожение жизни далеко не всегда обязательное средство для достижения этой цели.

Например, если врагу предлагают сдаться на капитуляцию, он соглашается на предъявленные требования и сдаётся — "убийства"не произойдёт, потому что"победа"будет уже достигнута.

Отсюда ясно, что в войне, как в действии, не ставящем себе целью именно убийство человека, вопрос об этом убийстве должен быть перенесён с абсолютной почвы на относительную. Если"убийство"грех, потому что нарушает заповедь о любви, то тем более только та война грех, которая нарушает этот высший принцип любви. Другими словами: не всякая война грех, а лишь та война, которая преследует злую цель, ибо моральное значение войны определяется тем, во имя чего стремятся к победе.