Унесут ли пришедшие сюда со скорбями своими утешение из храма? Уврачуют ли раны? Пришли во врачебницу — уйдут ли исцелёнными?"Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие".

Если там, в конце жизненного пути, видится эта вожделенная цель — тогда Церковь исцелит скорбь. Тогда храм даст исцеление.

Для кого жизнь — не бессмысленное чередование удач и неудач, наслаждения и горя, а великая работа Господня для достижения нашего спасения в Царствии Божием, для того все скорби имеют иное значение. Конечная цель — Царствие Божие — ставит их на надлежащее место, они встают в порядок, как по краям жизненного пути, и открывается тернистая, но верная дорога ко спасению. Скорби становятся уже не горем только, но испытанием, искушением, назиданием.

Может быть, ты горд, самолюбив, тщеславен, и жизнь заставляет тебя пожить в унижении…Может быть, ты привык рассчитывать на свою силу, на свою волю. Ведь человек высоко хватает! Самое небо хочет достать рукой — и вот болезнь, неудача, смерть близких заставляют чувствовать, какие мы жалкие, беспомощные, и заставляют уповать на волю Божию…

"Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие". Оно озарит нам всю жизнь. И совершится как бы некое чудо. Чувство тоски превратится в радость. Уныние сменится бодростью духа. Тёмное, безвыходное отчаяние осветит надежда.

И в сердцах людей загорится пламенная любовь к Богу и людям.

Аминь.

31 января 1925 г.

В церкви св. Панкратия за всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Иоанн Лествичник говорит:"Не падать свойственно только Ангелам. Человекам свойственно падать и восставать, пребывать в падении свойственно одним диаволам".

Какое великое утешение, какое великое назидание!

Особенно теперь, когда Святая Церковь начинает подготавливать нас к Великому посту. Утешение в том, что падшему свойственно восставать. Назидание в том, что падение без восставания — состояние диавольское.

Но это утешение и это назидание лишь для тех, кто ужасается и скорбит от множества согрешений. А много ли таких? Сколько людей видел я, плачущих от житейского горя, от нужды, от обид, от смерти близких, — а плакавших о грехах помнишь наперечет. Вот обокрали человека. Лишился последнего достояния. Кому не памятна его скорбь, его плач?

Ну, а диавол душу украл? Это ничего? Не больно? Не страшно?

Почему же так? Почему, лишась главного, не скорбим, пребываем в нечувствии. А лишаясь того, что проходит, как сон, почитаем себя несчастными? Потому, что думаем внешним благополучием достигнуть внутренней радости и счастья!

Но ты, лишившийся заработка, спроси того, кто не знает нужды, счастлив ли он? Радостно ли у него на сердце? И ты услышишь ответ, что у него такая же тоска, как и у тебя.

Спроси того, кто лишился детей, похоронил их, оплакивает их, счастливее ли он тех, кто имеет детей на руках своих, — и услышишь, что у него свои скорби, свои слёзы…

Ты ропщешь на болезнь… Спроси здоровых, счастливы ли они? И услышишь, что у них свои боли, своё горе…

Я знал людей, имеющих полное житейское благополучие, которых мучила нестерпимая душевная тоска и которые мечтали о смерти! Радость и истинное счастье зависят не от меняющихся, как тени, преходящих внешних обстоятельств жизни, а от того, что мы носим в своей душе, в своём сердце.