Господу, Который будет судить нас. Так процветала вера при апостолах! Так первые христиане исполняли веления Христовы! Они с готовностью и щедростью отдавали все апостолам для раздела и тем искупали не такие

грехи»[352].

В «Книге о благотворениях и милостыне» св. Киприан преимущест­венно характеризует вторую отрицательную сторону богатства: он рас­сматривает его как выражение жестокосердия в отношении ближних. В этом сочинении подробно раскрыто св. отцом христианское учение о ми­лостыне, но об этом — в следующей главе. Что же касается богатства и отношения к нему христиан, то святитель в этом сочинении указыва­ет, как на идеал христианского отношения к богатству, на совершенное и безбоязненное его разделение нуждающимся, и решительно отклоняет все возражения против такого отношения к своему имуществу, и дейст­вительное основание этих возражений видит в жестокосердии и неверии. «Ты опасаешься, — говорит св. отец, — чтобы, начавши много благоде­тельствовать и иждивши все свое достояние через щедрость, самому не впасть в нищету. Будь спокоен с этой стороны: откуда производится трата для Христа, чем стяжается небесное богатство, там оскудения быть не может... Сам Господь... говорит, что ищущим Царства Божия и прав­ды Божией все будет приложено и дано, так как, по слову Господа, в по­следний день суда они наследуют Царство, которые благодетельствовали в Церкви Его. Боишься, чтоб не оскудело имение твое, если будешь ще­дро благодетельствовать из него; а не знаешь, несчастный, что вследствие боязни, чтобы не оскудело твое богатство, оскудевает жизнь твоя и здо­ровье... так что в то самое время, когда опасаешься за погибель своего богатства, вместо него погибаешь сам. Посему справедливо объявляет и говорит апостол: «нечто же внесохом...» (1 Тим. VI, 7-10)... Бог питает птиц и воробьям доставляет дневную пищу; таким образом, и у тех, кото­рые не имеют никакого понятия о вещах Божественных, нет недостатка ни в пище, ни в питии. А ты думаешь, что христианину, рабу Божию, который любезен своему Господу, недостанет чего-либо? Откуда такой маловерный помысел? Откуда такое нечестивое и богохульное рассужде­ние?... Зачем считается и называется христианином тот, кто вовсе не верует во Христа? Тебе более прилично название фарисея. Ибо когда Господь в Евангелии рассуждал о милостыне и давал верные и спаситель­ные наставления о том, чтобы мы предусмотрительным благотворением от земных прибытков соделывали себе друзей, которые впоследствии при­няли бы нас в небесные кровы, то Божественное Писание присоединяет к этому следующие слова: «слышаху сия вся фарисеи, сребролюбцы суще, и ругахуся Ему». Видим и ныне в Церкви подобных людей, у которых за­гражден слух, и у которых омраченные сердца не попускают в себя света духовных и спасительных наставлений... Что ты находишь для себя хо­рошего и спасительного в этих нелепых и глупых рассуждениях, когда опасением и беспокойством за будущее отвлекаешься от благодеяний? За­чем ты выставляешь какие-то призраки и обманы в напрасное извинение? Исповедуй лучше истину и, так как ты не можешь обмануть знающих, открой сокровенные тайны помыслов своих. Обложила твою душу тьма немилосердия, и по исшествии из нее света истины глубочайший мрак скупости совершенно ослепил грубое твое сердце. Ты пленник и раб денег; ты опутан сетями и узами жадности; ты, которого разрешил уже Христос, снова связан. Ты бережешь деньги, которые, будучи сбережены, не сбере­гут тебя; ты умножаешь имущество, которое тем более обременяет тебя своей тяжестью, и не помнишь ты, что ответил Господь богатому, кото­рый в безумном восторге величался изобильным урожаем плодов земных. «Безумне, — сказал Он ему, — в сию нощь душу твою истяжут от тебе, а яже уготовил еси, кому будут?». Зачем в осуждение свое увеличиваешь тяжесть имущества своего, чтобы, становясь более и более богатым в этой жизни, тем беднейшим явиться перед Богом?». Далее св. отец предвидит новые возражения против щедрого раздаяния имущества: заботу о де­тях и домочадцах. Святитель решительно отклоняет и эти отговорки. «Если мы любим, — говорит он, — Бога всем сердцем; то ни родителей, ни детей не должны предпочитать Богу... Грешит в Церкви тот, кто, пред­почитая себя и детей своих Христу, бережет свои богатства... Чем боль­ше у тебя семейство, тем более ты должен быть щедродательным. Ты за многих должен молиться Богу, прегрешения многих должны быть иску­плены... чем больше будет число домочадцев, тем больше должно быть совершаемо и добрых дел... Итак, если ты истинно любишь детей своих... то тем более должен благотворить, чтобы через благотворения сделать детей своих угодными Богу. И не того почитай отцом детей своих, кто сам временен и слаб; но приобрети для них Отца чад духовных, Который вечен и могущ. Ему назначь богатства свои, которые блюдешь для наследников; пусть для детей твоих Он будет покровителем, попечителем и... заступ­ником их во всех временных обидах. Имущества, порученного Богу, ни государство не отнимет, ни казна не захватит, ни общественное какое- либо бедствие не расстроит. В совершенной безопасности находится то наследство, которое хранит сам Бог... Заботясь о земном наследии более, чем о небесном, ты делаешь детей своих угодными диаволу, а не Христу, и грешишь сугубо, делаешь два преступления: во-первых, что не предуго­товляешь для детей своих помощи Отца-Бога; во-вторых, что учишь детей своих любить имущество больше, чем Христа»[353].

Вообще противопоставление благ духовных и чувственных так же обычно у св. Киприана, как ярко оно проведено и в самом Откровении.

«Богатые, — рассуждает, например, св. отец в «Книге об одежде девст­венниц», — говорят, что они должны же пользоваться своими благами. Таковые пусть знают, что та собственно богата, которая богата в Боге... пусть знают, что блага истинные суть блага духовные, общественные, не­бесные, которые приводят нас к Богу и у Бога составляют иное вечное стя­жание. Затем все земное, приобретаемое в сем мире и в нем же оставляе­мое, должно быть презираемо... Твердишь, что тебе следует пользоваться этими благами, коими Господь наделил тебя. Пользуйся ими, употребляй, но на дела спасительные... на то, на что Бог заповедал... Пусть чувствуют твое богатство бедные, пусть ощущают твой достаток неимущие. Отдай твое имущество для приращения Богу, напитай Христа... Скрывай сокро­вища свои там, где никакой тать не подкапывает, куда никакой злобный хищник не проникает. Приобретай себе стяжания, но более небесные, там, где приобретения твои не подвержены никаким случайностям и от всех вражеских неправд века сего свободны, где их ни ржа не истребит, ни град не изобьет; ни солнце не сожжет, ни дождь не повредит»[354].

Св. Киприан рассматривает богатство одновременно и как прямую противоположность христианской любви к братьям по вере и даже личному сознанию простого житейского благополучия. В послании «К Донату о благодати Божией» св. отец изображает настроение богатого с отмеченной стороны в таких чертах, которые были обычны в творениях отцов IV века. «Богатые, — пишет св. Киприан Донату, — проводящие жизнь в беспрестанных забавах; которые, не терпя того, чтобы с ними в соседстве жили бедные, расширяют на бесконечное пространство свои поместья; у которых множество серебра и золота, у которых насыпаны или зарыты в земле огромные груды денег — и они трепещут со всеми своими сокровищами, мучатся опасениями, чтобы не разграбил их тать, не разорил разбойник или какой-нибудь более богатый враг из зависти не по­тревожил их несправедливыми тяжбами. Богач не ест, не спит. Вздыхает на пиршествах, хотя бы пил из сосудов, осыпанных драгоценными каме­ньями; и хотя иссохшее тело его покоится на самом великолепном ложе, однако, он и в пуху не засыпает... О, ужасное ослепление сердца! О глу­бокое омрачение неистовой страсти! Вместо того чтобы свергнуть с себя тяжкое бремя, человек продолжает гоняться за мучительным счастьем... Он не оказывает никакой щедрости... нисколько не уделяет неимущим: деньги называет он своей собственностью и, как чужое имущество... сте­режет с беспокойной заботливостью»[355].

И св. Киприан определенно учил, что в понятие христианского со­вершенства входит в качестве необходимого признака совершенное отречение от богатства и готовность жить без заботы о завтрашнем дне. «Отрекшись от века сего, — пишет он, в «Книге о молитве Господ­ней», — и отказавшись от его богатств и почестей, памятуя наставление Господа, Который говорит: «иже не отречется всего своего имения, не мо­жет быть Мой ученик», — мы просим одной только пищи и пропитания... Ученик Христов, которому воспрещается заботиться о завтрашнем дне, праведно испрашивает себе дневной пищи: было бы противоречие и не­сообразность, если бы мы искали в сем веке продовольствие на долгое время, когда просим о скором пришествии Царства Божия. Блаженный апостол... учит[356], что не только надобно презирать богатства, но что они и опасны: в них корень льстивых зол, обольщающих слепоту человеческо­го ума скрытым коварством... Напротив, Господь учит, что тот вполне со­вершен, кто, продав все свое имение и раздав в пользу нищих, заготовляет себе сокровище на небе. Тот, по словам Господа, может следовать за Ним и подражать славе страдания Господня, кто в готовности и охоте своей не задерживается никакими сетями домашнего хозяйства, но, предпослав свое имущество к Богу, отрешенный и свободный и сам идет туда же»[357].

В лице св. Киприана мы, таким образом, встречаем сурового обличи­теля богатых и защитника евангельской простоты жизни. Самый обли­чительный тон поучений святителя ясно говорит, что в Церкви его вре­мени уже не было того полного братского общения, какое царило ранее, и какое св. отец, согласно сказанному нами в первой главе, признавал нормой христианских отношений. Очевидно, напротив, то разделение на богатых и бедных, которое так ярко выступало на фоне языческой жизни, проникло и в среду христиан, хотя все же отсутствие жалоб на невозмож­ность напитать всех нищих и уверенность св. Киприана, что в его Церкви всегда найдется помощь неимущему[358], как будто бы дает право сделать заключение, что Церковь обладала еще достаточными благотворительны­ми суммами.

Но, как мы сказали, и как это предполагается само собой, с настоящим великим соблазном принять выработанные многовековой языческой куль­турой нормы общественных отношений Церковь должна была встретить­ся тогда, когда христианство было объявлено государственной религией. Это был решительный момент, когда внешняя борьба с христианством была оставлена, но необходимо более горячо разгорелась внутренняя борьба двух жизнепониманий. Эта борьба касалась многих сторон цер­ковной жизни и в числе их — вопроса об отношении к богатству и бед­ности. Насколько противоположно было отношение к этим состояниям христианства и язычества, думается, не нужно и говорить. Как велика была противоположность между христианской и языческой оценкой богатства и бедности, лучше всего раскрывается в картине той горячей борьбы святых защитников Христовой истины, какую они вели в целях выяснить высоту христианского воззрения на предмет и указать на совер­шенную несовместимость для христиан служить двум господам... Картина этой борьбы особенно ярко и жизненно выступает в творениях святых отцов первого века торжества христианства в пределах Римской империи, и этим веком ограничим наше изложение древнецерковного учения, так как позднее мы встретили только повторение сказанного в этот именно золотой век церковной письменности. Да и горячность между началами культуры христианской и языческой постепенно слабела; почему? не бу­дем говорить здесь.

Из отцов Церкви Восточной мы остановимся на учении св. великих каппадокийцев — этих несравнимых поборников Христовой истины — и св. Иоанна Златоуста, у которого учение о богатстве и бедности изло­жено с исчерпывающей полнотой. А из западных авторитетов изложим мнения по интересующему нас вопросу св. Амвросия, св. Астерия, бла­женного Августина и блаженного Иеронима.

Св. Василий Великий принадлежал к числу тех епископов Церкви, которые совершенно отказывались от личной собственности и проводили жизнь в добровольной бедности[359]. Если таков был личный практический идеал св. отца в отношении имущества, то ясно, что он не считал богат­ство таким даром Божиим, который должно «хранить и умножать», но, напротив, в добровольной бедности видел большие преимущества на пути к достижению Божиего Царства. В сочинениях св. Василия мы, правда, не встречаем таких беспощадно резких осуждений богатства, как, например, у св. Иоанна Златоуста; но, несмотря на это, отрицательное отношение св. Василия к богатству выступает с не меньшей определенностью.

Как все почти св. отцы, Василий Великий, прежде всего, ярко подчер­кивает, что богатство не есть истинное благо, каким нередко его счи­тают, но по существу — обманчивый призрак блага и нечто, совершенно ничтожное по сравнению с истинной жизнью. «Если видишь, — говорит святитель, — что иной через меру богат, не почитай жизни его блажен­ной... Свойство богатства — текучесть. Быстрее потока протекает оно мимо владеющих им... Не пристращайся к нему душой своей... не люби его через меру и как одному из благ не дивись ему, но употребляй его в служение, как орудие»[360]. «Не убойся егда разбогатеет человек. Когда видишь, говорит пророк, что неправедный богат, а праведный беден, не убойся сам в себе, не смущайся мыслью, будто уже вовсе нет Божия Про­мысла, надзирающего дела человеческие... Богатому нет никакой пользы в богатстве, когда он умирает, потому что не может взять его с собой... Счастлив он, если получит в удел немного земли, которую из жалости да­дут ему погребающие... Посему не малодушествуй, смотря на настоящее, но ожидай той блаженной и нескончаемой жизни; ибо тогда увидишь, что праведнику служит во благо и нищета, и бесславие, и лишение наслажде­ний. И не смущайся, видя, что ныне мнимые блага разделяются как бы неправедно. Ибо услышишь, как будет сказано богатому: «восприял еси благая твоя в животе твоем»; а бедному — что он принял злая в жизни своей. Посему справедливо один утешается, а другой страждет»[361]. Вооб­ще, изображение совершенного ничтожества богатства перед лицом будущей жизни — очень обычная тема рассуждений св. Василия. «Есть у тебя, — говорит, например, о богатом святитель, — такое-то число де­сятин обработанной земли и еще такое же число заросшей лесом, горы, равнины, овраги, реки, луга. Что ж после сего? Не всего ли три локтя земли ожидают тебя?... Для чего трудишься?... Для чего собираешь сво­ими руками бесплодное? и, о если еще только бесплодное, а не пищу для вечного огня! Отрезвишься ли когда-нибудь от сего упоения?.. Придешь ли в себя самого... Щадила ли кого смерть ради богатства? Миновала ли кого болезнь ради денег»[362]. «Богатство остается здесь, золото расхища­ется, серебро идет в разделе, поместья продаются, слава забывается, вла­дычество прекращается, страх угасает... Богач предстает там нагим. Если имеет добродетели, и там он богат. А если обнажен от них, то вечный нищий»[363]. Там нет витий, нет убедительного красноречия, которое бы могло скрыть истину перед Судией. Туда не сопровождают ни льстецы, ни деньги, ни величие сана. Предстанешь один: без друзей, без помощников, не защищаемый, не оправдываемый, постыженный, печальный, унылый, всеми оставленный, не смеющий отверсть уст»[364].

Таким образом, по взгляду св. Василия Великого, богатство — не благо само по себе, но лишь его обманчивый призрак. Какова же этическая оценка этого призрачного блага у св. отца? На этот наиболее важный для нас вопрос есть ответ у св. Василия, ответ совершенно определенный. По воззрению св. отца, на пути к истинному нашему отечеству, где и сокро­вище наше истинное, богатство есть тяжелое бремя. Он сравнивает жизнь нашу с плаваньем корабля по бурному морю, когда необходимо бывает выбрасывать все лишнее для облегчения плаванья кораблю. По­добно этому предлагает св. Василий смотреть и на богатство в настоящей жизни и поступать с ним, подражая мореплавателям. «Они без пощады выкидывают товар в море... чтобы самим, если можно, хоть душу и тело спасти от опасности. А нам, конечно, гораздо больше их надо подумать об этом и делать это. Они, если что сбросят, теряют это в ту же минуту, и их окружают уже невзгоды нищеты. А мы, чем больше уменьшаем лука­вое бремя, тем большее и лучшее копим богатство для душ... Имущества, прекрасно изринутые, не погибают для тех, которые их низринули и бро­сили, но, как будто переложенные в какие-то другие надежные корабли, то есть в утробы бедных, спасаются и достигают пристаней... Итак, воз­любленные, положим сами о себе человеколюбивое определение, и бре­мя богатства, если хотим обратить его в свою прибыль, разделим многим таким, которые с радостью понесут его и положат на сохранение в недрах Владыки — в этих безопасных сокровищницах»[365].

И в творениях св. Василия мы находим достаточное объяснение того, почему богатство является таким тяжелым бременем на пути нашем в Царство Небесное: основание для этого св. отец видит в настроении богатого, равно далекого и от сознания личного удовлетворения, и от мысли о горнем отечестве, и от братской любви к своим ближним. Св. отец ярко и не раз изображает те тревоги богатого, его постоянные опасения и неудовлетворенность, которые, вопреки естественному пред­положению, лишают богатых даже простого житейского благополучия. Вот, например, как характеризует настроение бедного св. Василий в своей превосходной беседе на евангельскую притчу о безумном богаче[366]. «Что сотворю?» — рассуждал богач. «Кто не пожалеет о человеке, — спраши­вает св. Василий, — который в таком стеснительном положении. Жалким делает его урожай, жалким делают настоящие блага, а еще более жалким делает ожидаемое. Земля ему приносит не дары, но произращает возды­хания; не урожай плодов доставляет она, но заботы, и скорби, и страшное затруднение. Он сетует, подобно беднякам... мучится в сердце, снедаемый заботой... Не радует его, что все в доме у него наполнено; но текущее к нему и льющееся через края хранилищ богатство уязвляет душу его опасением, чтоб не перепало чего-нибудь посторонним»[367]. «Богатый, по наблюдениям св. отца, высказанным в другой беседе, всего боится: бо­ится дней, как времени судопроизводств; боится вечеров, как удобных ворам; боится ночей, как мучений от забот; боится утреннего времени, как доступа к нему льстецов; боится не только времени, но и места. Его приводят в ужас нападения разбойников, злоумышления воров, клеветы притеснителей, расхищения сильных, злодеяния домашних, любопытство доносчиков... рассуждения соседей, гнилость стен, падение домов, наше­ствие варваров, коварство сограждан, приговоры судей, потеря того, что имеет, отнятие того, чем владел. О, человек, если такова зима обладания, то где же весна наслаждения? Есть снискание велие благочестие с доволь­ством. Оно не заключается вместе с настоящей жизнью... Это стяжание бессмертное»[368].