Это звучит как окончательный приговор всем попыткам падшего человека спасти себя самого: человекам это невозможно. Но, может быть, эти слова надо понимать в смысле относительной невозможности: человеческие усилия бесплодны сами по себе, без помощи Божией, а вот при поддержке со стороны благодати человек может и должен совершить свое спасение личными усилиями? Но ведь прямой смысл слов Господа вполне ясен: человекам это невозможно. Господь не говорит "невозможно без помощи Божией", но просто "невозможно". Он не говорит "Богу это возможно при условии человеческого содействия", но просто "все возможно Богу". В этом речении нашего Господа спасение как плод человеческих усилий и спасение как деяние всемогущества Божия не дополняют друг друга, но противопоставляются друг другу. Не "и то, и другое", но "или то, или другое". Ту же мысль выражает и Апостол Павел: Не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего (Рим. 9:16).

Блаженный Августин (Энхиридион гл. 32) подчеркивает, что в этих словах Апостола речь не может идти о том, что и Бог и человек вносят свой вклад в спасение. Напротив, Писание здесь в очередной раз указывает на полную беспомощность падшего человека и на то, что спасение есть дело только милости Божией.

Никто не спасается иначе, как по незаслуженной милости (Августин. Энхиридион, гл. 94).

Разрушенный и порабощенный грехом человек решительно ничего не может сделать для своего спасения: Что доброго сделает погибший, прежде чем будет несколько освобожден от погибели? (Августин. Энхиридион, гл. 30).

Отцы II Аравсийского собора (529 г.) утверждали принцип Sola Gratia — (спасение) только милостью Божией — как исконную веру Церкви.

Никто не спасается, кроме как по милости Божией (Канон 19). Заключение деяний II Аравсийского собора, составленное Цезарием, епископом Арелатским, гласит: Итак, согласно вышеизложенным речениям Священного Писания и определениям древних Отцов, по милости Божией должны мы проповедовать и веровать в то, что через грех первого человека так поникла и изнемогла свобода воли, что никто впоследствии или Бога любить, как нужно, или в Бога верить или творить добро ради Бога не может, если не предварит благодать божественного милосердия.

Человек не может прийти к Богу (и оставаться с Ним) по своей воле именно потому, что как раз воля-то и поражена первородным грехом. Это как если бы мы посоветовали человеку с переломанными ногами прийти в больницу, чтобы ему там их вылечили. Он не может прийти за помощью по той же самой причине, по которой он в ней нуждается.

Несмотря на то, что таково ясное соборное учение Церкви, доктрина о полной беспомощности падшего человека и о спасении только милостью Божией вызывала — и продолжает вызывать — сильное сопротивление. На мой взгляд, это неудивительно, ибо это учение поражает не листья, но самый корень человеческого противостояния Богу — притязание падшего человека на самодостаточность. Неверующие люди обычно склонны энергично отрицать реальность первородного греха, а многие христиане — преуменьшать его значение. Неверующие говорят, что учение о полной нравственной беспомощности человека подрывает желание и способность людей добиваться социального и морального прогресса; многие христиане опасаются, что это учение ослабляет чувство ответственности и, опять же, подрывает стремление верующих к духовно-нравственному совершенству.

Внутри Церкви тенденция к отрицанию первородного греха наиболее ярко проявилась в учении ересиарха V века Пелагия, который учил, что человек может и должен достичь спасения своими личными усилиями.

Как неверующие, так и пелагиане считают, что учение о первородном грехе мешает человеку спасать (в светском или религиозном смысле) самого себя.

Нам будет легче разобраться в этом вопросе, если мы вспомним, что из себя представляет первородный грех. Грех — это человеческая попытка обрести все необходимое вне и помимо Бога, в самом себе или в тварном мире, который человек думает подчинить своему господству. Пелагианство как учение о самоспасении — не просто богословское заблуждение, но неизбежное порождение нашей падшей природы. Падший человек — стихийный пелагианин. Спросите у первого встречного, и он ответит Вам, что спасение зарабатывается хорошим поведением и что человек (особенно такой хороший, как я), в принципе, способен его заработать.

Ибо ты говоришь: "я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды"; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг (Откр. 3:17).

Все мы с великим упорством склонны отрицать свою полную нищету и беспомощность, свою отчаянную нужду, и приписывать себе некие заслуги, достоинства и добродетели, которые должны послужить нашим вкладом в спасение. Бл. Августин, вслед за Апостолами, восстает против такой иллюзии: Все, что имеем доброе, малое или великое, Твой дар, наше же только зло ("Цветы благодатной жизни", стр. 114).

Отцы II Аравсийского собора выражаются еще более категорично: Никто не имеет ничего своего, кроме обмана и греха (Канон 22).