Кино: перезагрузка богословием

К сожалению, слишком часто мы смотрим на другого человека таким потребительским, эксплуататорским взглядом. Мы не хотим знать то, что ему нужно, а хотим только то, что выгодно и интересно нам. В этих фантазиях убивается любовь. Оттого и говорит преподобный Максим Исповедник, что главное дело монаха — отличать Божий замысел от наших примышлений, наших фантазмов.

Итак, во всех развитых религиях звучит предостережение: человек для приобретения истины должен разорвать с привычной для него психологической средой обитания, с привычными реакциями, стереотипами, иллюзиями.

Эту идею трудно не узнать и в фильме «Матрица».

Примечательно, что как в «Государстве» Платона, так и в «Матрице» человек просыпается не по своей воле. Нео вытаскивают из сна помимо его желания какие-то заговорщики и заставляют его понять всю печальность реальности. А один из повстанцев, тоже, наверно, некогда пробужденный не по своей воле, даже решается на возврат в лоно Матрицы. Он оправдывает свое предательство тем, что «выдуманный вкус куриного мяса» ему все же милее, чем та реальная бурда, которой кормят его бунтари.

Это почти прямая цитата из Библии. В Ветхом Завете описывается, как Моисей пришел к фараону и на чистом древнеегипетском языке сказал ему: Let my people go! («Отпусти мой народ!»). Когда же Моисею удалось увести свой народ из Египта, то в ходе многолетних странствий по пустыне в народе поднялся ропот: «сыны Израилевы сидели и плакали и говорили: кто накормит нас мясом? Мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук и чеснок; а ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших… И сказал Моисей Господу: для чего Ты мучишь раба Твоего? И почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего? разве я носил во чреве весь народ сей, и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка? откуда мне взять мяса, чтобы дать всему народу сему? Ибо они плачут предо мною и говорят: дай нам есть мяса. Я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня» (Числ. 11, 4-14).

Так что тиран, против которого бунтует религиозный повстанец, имеет мощный опорный пункт и внутри самого этого повстанца. Человеку трудно разворачивать инерцию всей своей прошлой жизни.

С этой трудностью связан и еще один сюжетный поворот «Матрицы».

В религиозно-философских системах предполагается, что если человек пробуждается от плена иллюзий, то он видит более красивый мир. То, что мы здесь считаем красотой — ничто по сравнению с той, Высшей, Красотой, Высшим Благом, Истиной с большой буквы, которая открывается духовному зрению, в отличие от плотского. В «Матрице» всё наоборот. Мир, в котором привык жить Нео, — уютный, красивый и хороший. Затем ему открывается совершенно другая реальность. Подлинная реальность оказывается страшной, бесчеловечной, грязной, а также — смертельно опасной. В этом можно усмотреть расхождение между традиционными религиозными картинами мира и сюжетом, который предлагает «Матрица» и даже сделать вывод об антирелигиозном выпаде фильма.

Но такая интерпретация была бы слишком поспешной.

По крайней мере, в христианстве такой поворот нужен и неизбежен. Человек, разрывающий паутину навязчивых самоочевидностей, должен пройти через этап разочарований. Для обретения веры необходимы разочарования. Есть своя правда в словах Ницше: «Нужно иметь в душе хаос, чтобы родить танцующую звезду».

Дело в том, что в жизни людей бывает слишком много порядка, слишком много предсказуемости и повторяемости. Бывает такой ordnung, что взорвать его вовсе не грех. Однолинейная упорядоченность жизни человека, исчисляемая простота его жизненной траектории передаются на языке христианской психологии через слово «страсть».

С точки зрения православной психологии (православная психология — это православная аскетика), каждый из нас — ходячий парламент. А во всяком парламенте есть множество фракций. Приходит очередной вечер, и на повестке дня традиционно возникает один-единственный вопрос: «Дело было вечером, делать было нечего. Чем займёмся, товарищи депутаты? Ваши предложения». После этого разные фракции выдвигают свои концепции. Фракция головы говорит: «Слушай, пойдём в библиотеку, книжки умные почитаем». Фракция сердца решительно не согласна: «Ну что тебе книжки, у тебя книжки всюду, даже в туалете книжный шкаф стоит! Давай в храм пойдём, помолимся. Давно ли ты в храме был, просто, чтобы минутку постоять, помолиться?».

Но большая, влиятельная и едино-центристская фракция желудка говорит: «Эх-хо-хо… А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенными раковыми шейками и свежей икрой? А яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках? А филейчики из дроздов вам не нравились? С трюфелями? Перепела по-генуэзски? Десять с полтиной! Помните? Ну что же спрашивать! По губам вашим вижу, что помните. А дупеля, гаршнепы, бекасы, вальдшнепы по сезону, перепела, кулики? Шипящий в горле нарзан?!.. В общем, коллеги депутаты, достали вы меня своей духовностью! Пойдём куда-нибудь поужинаем! Полистай записную книжку. У кого из знакомых сегодня день рождения? Кому на хвост упасть? Звони. Туда пойдём». Есть ещё фракция радикальных демократов. Что она на ночь глядя предлагает, я вообще молчу…[4]

Пред лицом такого многоголосья моей единой и единственной личности приходится с ужасом повторять клич советских продавщиц: «Вас много, а я — одна!».