Лобье убежден, что «видимое и временное проявление славы Церкви в рамках истории связано с примирением с избранным народом»[45], т. е. с Израилем. По его мнению, посещение папой Иоанном-Павлом II римской синагоги 13 апреля 1986 г. было «пророческим знаком, связывающим некоторым образом наступление цивилизации любви с примирением между христианами и евреями. Вы – наши старшие братья»[46].

Оказывается, евреи примут Христа раньше, чем примут антихриста. «Цивилизация любви станет возможна через единство христиан, примирение Церкви и Синагоги, когда Евангелие будет проповедано всем народам. Христиане и евреи выйдут из Иерусалима, чтобы встретить Его и возвратиться вместе с Ним»[47]. Так что же: весь мир примет Христа, причем уже не в рабском, а в Царском знаке, чтобы затем снова отречься от Него? Но тогда как же эта «цивилизация любви» вдруг сразу станет открыто сатанинской? Ведь одно дело – не узнать Христа, пришедшего в облике раба, а другое дело – бунтовать против Него после очевидной для всего мира новой Пятидесятницы…

К мечтам о «цивилизации любви» можно применить недоуменные слова святителя Григория Богослова: «У них есть и это, не знаю, откуда взятое, какое-то новое иудейство – бредни о тысячелетии»[48].

Что же служит основанием для этих странных предсказаний? Во-первых, верность некоторому духу, во-вторых, верность некоторым голосам. Дух, о котором идет речь, это «дух времени». Как сказал папа Павел VI, «глас времени – глас Божий»[49]. А голоса – это то, что слышалось некоторым католическим мистикам. Эти голоса предвозвещали «цивилизацию любви».

Лобье ссылается, например, на видения Маргариты Марии Алякок, которая приписывает Христу желание мирских почестей: «Как мне кажется, Он желает с пышностью и великолепием вступить в дом князей и королей и обрести там почести. Ему будет приятно увидеть великих мира сего поверженными и униженными перед Ним»[50]. Пред нами признак острой юдаизации католического мышления[51]. Ведь именно в иудаизме мессии приписывается принятие на себя земной славы и власти[52].

Но еще более замечательно видение Мари Севрэ (1872–1966), которая услышала глас: «В конце времен Я перенесусь в начало и до окончания времен. Я хочу исчерпать всю мою мощь Создателя! Пусть узнают души, что Я сгораю от пламенного желания видеть их, всех и каждую, предоставленных бесконечному разнообразному воздействию моего Духа. Здесь апофеоз, который Я готовлю земле перед окончанием времени. Нужен период собирания душ, даже из толпы, чтобы Дух мог воздействовать на них, не важно где, не важно когда! Затем произойдет великолепное обновление, подобное чудесному вселенскому концерту, каждая душа исполнит ту ноту, которой ее научит Дух света и любви, Дух Божественных преображений. И так подготовится этот ослепительный мирный период, когда все на земле восхвалят Меня! Я, Создатель, Я хочу, – перед концом времени, – Я хочу насладиться подобным молнии моим прекрасным, сверкающим творением. Я хочу увидеть его прекрасным перед тем, как разрушить эту землю»[53].

С точки зрения богословской, Бог как Бесконечность вообще не может «исчерпать всю мощь Создателя» ни в каком творческом акте. Стиль самого послания вполне спиритуалистически-экзальтированный (что, увы, нередко для католической мистики, особенно женской)[54]. Но главная непонятность все та же: зачем это Христу, создав прекрасную «цивилизацию любви», бросать потом человечество на произвол бесов? Что за капризы ребенка, строящего песочный замок, а потом его разламывающего?

Православие же и в этом вопросе, как и во многих других, сохранило традиционную позицию, более близкую к Писанию.

Если те образы царства антихриста, что нам дает Библия, переложить на язык политологии, мы увидим, что, во-первых, это царство экуменическое. Экуменическое – в смысле объемлющее, «экумену», мир той культуры, где живут или могут жить христиане. Царство антихриста может быть вполне глобальным – и все же не включать в себя те районы Земли, те народы и страны, где нет христианских Церквей. В конце концов, если там Сын Божий и так не принят или отвергнут, неизвестен или забыт – зачем тратить силы на внешнее подчинение этих регионов западным христоборческим силам.

Точнее говоря, контроль антихристова царства над нехристианскими территориями должен быть таким, чтобы он исключал возможность появления угрозы со стороны иных регионов. Границы между христианскими государствами должны быть стерты, чтобы весь христианский мир управлялся из единого центра власти и управлялся так, что христианские ценности будут подвергаться постоянному давлению и коррозии. «Внешний мир» должен быть просто контролируем настолько, чтобы он не угрожал тому порядку вещей, который сложился в «экумене».

Во-вторых, не забудем, что речь идет все же о «царстве», а не о «республике», режим антихриста будет весьма жестким. Это будет авторитарный режим. Каким образом нынешняя демократия может мутировать в авторитаризм? Ради сохранения своей, уже раньше сложившейся, системы ценностей люди будут готовы поддержать самые радикальные и антигуманные меры. Если смысл жизни для них будет заключатся в комфорте, – что ж, ради этого можно жертвовать и детьми (абортами устраняя угрозу своему материальному благополучию), и стариками (умерщвляя путем эвтаназии тех людей, общение с которыми не приносит радости и удовольствия), и просто иноплеменниками (оставляя в нищете и голоде то большинство землян, которое не входит в «золотой миллиард»). И конечно, они будут поддерживать даже «превентивные войны», которые любезный их сердцу и желудку «новый мировой порядок» будет вести с теми, кто не согласен с таким устройством мира.

По верному размышлению политолога Александра Неклессы, «менталитету людей нового времени присуща органичная вера в роль экономического процветания как гаранта человеческой свободы. Границы мирского благополучия оказались подспудно отождествлены с мерой этой свободы. А развитие личности, ее статус – напрямую соотнесены с экономическим успехом. Потому-то угроза достигнутым стандартам процветания воспринимается как покушение на отвоеванное пространство, как размывание континента свободы окружающими его темными водами архаики. Опасность краха основополагающих ценностей существует и она должна быть предотвращена любой ценой. С этого момента либерализм начинает претерпевать знаменательные метаморфозы, и, распечатывая свои радикальные потенции, утрачивать присущую ему (казалось бы, органично!) толерантность… Возрожденчески-просветительская версия гуманизма оставалась цветущим деревом, пока развивалась в определенном контексте. Но только сейчас, на пороге предельно секулярного, постхристианского мира ее дальние горизонты обнаруживают себя парадоксальнейшим образом: гуманизм начинает проявляться как антигуманное мировоззрение»[55].

Если создается царство, вдобавок глобальное, то стоит посмотреть: как же формируются те нити, по которым эта власть будет осуществляться, и какими именно средствами она будет контролировать жизнь людей.

Глобальное управление требует высочайшей техники управления и предполагает существование весьма развитого аппарата управления. И именно западная цивилизация разработала технологию глобальной и дотошной власти. Ни одна из предыдущих «всемирных» империй не обладала аппаратом принуждения и управления столь сильным, чтобы действительно контролировать жизнь своих провинций и граждан. В лучшем случае она ограничивалась контролем над жизнью местных элит. Но для обывателя почти не было разницы – в какую из столиц уходят его налоги.