Так что повод для тревоги и протеста вполне рационален.

Как рациональна и реакция Церкви, оценившей государственное нововведение о тотальной компьютерной регистрации граждан и о заведении электронного дела на каждого из нас как нарушение прав человека, как шаг к тому, чтобы сделать нашу частную жизнь абсолютно прозрачной для электронной слежки… Церковь посмотрела на государство глазами потенциальных гонимых – и заявила протест.

Здесь надо сказать точнее: Синод заявил протест. Но вменил ли он в обязанность всем христианам протестовать? Синод Заявлением от 7 марта положил начало диалогу с властью, а не кампании гражданского неповиновения.

Более того, сам смысл этого Заявления был в том, чтобы и церковным людям и властям ясно указать – кто именно будет субъектом этого диалога: не маргинальные околоцерковные газетки, а Синод.

Вот как позже (в августе, на Архиерейском Соборе) это выразилось в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви»: «Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении. Христианин, следуя велению совести, может не исполнить повеления власти, понуждающего к тяжкому греху. В случае невозможности повиновения государственным законам и распоряжениям власти со стороны церковной Полноты, церковное Священноначалие по должном рассмотрении вопроса может предпринять следующие действия: вступить в прямой диалог с властью по возникшей проблеме; призвать народ применить механизмы народовластия для изменения законодательства или пересмотра решения власти; обратиться в международные инстанции и к мировому общественному мнению; обратиться к своим чадам с призывом к мирному гражданскому неповиновению».

Эти слова из деяния Архиерейского Собора 2000 г. говорят о Церкви, а не об отдельных священнослужителях или мирянах, самочинно дерзающих говорить от имени Церкви.

Изумительно – как иеросхимонах Рафаил присвоил себе право общецерковного учительства, адресуя свои послания не своим духовным чадам, но, подобно папским энцикликам всем вообще – urbi et orbi («Дорогие архипастыри и пастыри, отцы, братья и сестры Русской Православной Церкви»[486] )… Разве о. Рафаил, а не патриарх Алексий был на Поместном Соборе избран быть устами Церкви? Не есть ли дерзновение о. Рафаила восхищение непринадлежащей ему власти и тем самым повторение греха Саула?[487]

Что произошло в связи с проблемой ИНН? Священноначалие «вступило в прямой диалог с властью по возникшей проблеме»? – Да. «Призвало народ…»? – Нет! В отличие от иннэнистов, Собор не опознал в борьбе с ИНН и глобализмом «долг» христианина, а в принятии новых законов не увидел угрозы для духовной жизни человека (ибо «духовная жизнь» и гражданская – не одно и то же).

Ну, не обязан христианин политическими методами бороться против светской, даже антихристианской власти! Если кто-то сможет протестовать, не вредя при этом своей душе, не компрометируя при этом нашу веру и нашу Церковь, не осуждая тех, у кого нет аналогичных талантов, не выдавая свое делание за единственно приемлимое для христианина, за норму и критерий церковной жизни – Бог ему в помощь!

Но если кто-то пожелает остаться вдали от политических битв, пожелает вести просто христианскую (семейную или монашескую) жизнь, то и такой человек не станет чужим для Церкви.

Прочитав кличи «все на стояние!», «все – на протест!», я от газетного листа поворачиваю глаза зрачками внутрь и спрашиваю себя: а кто меня поставил «дежурным по апрелю»? Возложено ли на меня, именно на меня послушание по борьбе с «глобализмом»? Мое ли именно дело «спасать Россию»? По силам ли мне такая работа? Не отвлечет ли это самовольно взятое на себя «ратование» от исполнение какой-то более обыденной, но зато конкретной полезной работы?

Вот, например, 11 февраля 2001 г. после моей лекции в Одинцове на сцену местного молодежного центра вышел церковный хор… Воспользовавшись паузой, я вышел в фойе, чтобы ответить на вопросы. Ко мне подошел юноша с жизненно важным для него вопросом – «как Бог относится к наркоманам, которые умирают от наркоты?». За те минуты, что я в уголке шептался с наркоманом о его судьбе и о его душе – несколько раз ко мне подходили озабоченные «глобальными проблемами» прихожане, вторгались в разговор и требовали, чтобы я пояснил им, как бороться с «глобализмом»… И им было невдомек, что «борьбой с глобализмом» как раз и была эта наша тихая беседа о судьбе вот имено этого пока еще живого человека. А они со своими страстями об ИНН лишь мешали обычному труду…

Если не отдавать свой ум во власть темной романтики пророчеств, то надо просто спокойно сказать: «Нет греха в том, чтобы получать пенсию. Нет греха в том, чтобы платить налоги. Нет греха в том, чтобы стоять на государственном учете. В этом во всем нет греха, даже если для сбора налогов, учета граждан и выплаты пенсий государство использует компьютерные системы и коды».

Как это и сказал архим. Иоанн (Крестьянкин): «Паспорт – это человеческое, а Богу нужно только наше сердце. Так, если мы живем в обществе среди людей, то и должны подчиняться законам общества. Получайте и паспорт, и пенсию – это ведь тоже забота о Вас Господа, чтобы Вы на старости, когда ослабнете, имели подкрепление… Наше хромание духовное на оба колена: по-Божьи жить не могу, а часто и не хочу – дает простор той печати, которой все боятся. Но печать эта не внешняя, а ум, сердце, душа грехом печатается, так что ничто Божье уже не войдет в душу. А паспорта, карточки – это все кесарево. И по слову Господа Богу Богово дайте, а кесарю кесарево… Современные компьютерные налоговые документы ничем пока не отличаются от старых наших документов. Вопроса о том, како веруем, в них нет… На последнем этапе мы должны будем дать ответ „Како веруем“»[488].