Казалось бы, этого достаточно, чтобы сделать вывод: мир магии плох, и, значит, книжку – в костер. Но… Что это за книжка? Учебник ли это по магии? Да нет – сказка. А сказке вроде бы даже положено быть волшебной. И, выходит, что этим книгам нельзя предъявить никакого «благочестивого» обвинения, которое при этом оказалось бы конкретно-адресным: поражающим только книги Роулинг и не опустошающим вообще все детские библиотеки.

Грех, как известно, по-гречески буквально означает «промах» (amartia). Когда-то такая промашка вышла у советских диссидентов (по слову Виктора Аксючица – «мы целились в коммунизм, а попали в Россию»). Вот как бы и тут не промахнуться: целились в «сатанизм», а попали в детей…

То, что реакция на «Гарри Поттера» будет в церковной среде негативной, было предсказуемым. И агрессивность рекламы, и двусмысленность сюжета подталкивали к этому. Но эмоции надо сдерживать; реакции надо проверять.

В это книге речь пойдет о том, в какой сложной ситуации оказались церковные педагоги в связи с выходом новой сказки. В традиционно-сложной ситуации. Ведь не первый раз за последние две тысячи лет людям нравится книга, которую трудно назвать «духовнополезной». А раз это не первый кризис, то должна же была Церковь выработать способ своей реакции на подобные ситуации! Ой, не надо мне тут про инквизицию!

Если бы инквизиция сжигала все, что не похоже на христианство, до нас не дошла бы языческая античная литература. Неспециалисту кажется, что где-то в глухом подвале хранились тома Платона и Еврипида, переписанные еще древними греками; христианские цензоры до этого подвала не добрались и потому спустя столетия эти рукописи нашли археологи, опубликовали, и таким образом, минуя «темные века», античная мудрость дошла до нас… Но вот вопрос: а кем же и когда были написаны те древнейшие (из дошедших до нас) рукописи античных творений, что теперь так активно переводятся и публикуются? Оказывается, все рукописи античных авторов, с которыми работают современные исследователи, на самом деле написаны не ранее IX—XI вв. по Рождестве Христовом. Самые древние списки произведений античной литературы отстоят по времени создания оригинала на многие столетия: списки Вергилия – на 400 лет, Горация – на 700 лет, Платона – на 1300 лет, Софокла – на 1400 лет, Эсхила – на 1500 лет. Творения Еврипида, жившего в V веке до нашей эры, известны нам благодаря четырем рукописям XII-XIII веков[4], и, значит, в этом случае дистанция превышает 1600 лет. «Анналы» Тацита сохранились в составе одной рукописи (ее называют Медицейская I), которая датируется IX веком и содержит лишь первые шесть книг, в то время как последующие десять известны лишь по еще более поздней рукописи (Медицейская II) XI столетия[5].

Вынимаю наугад из своей библиотеки несколько научных изданий античной классики, – и оказывается, что многовековая пропасть, отделяющая время написания от времени создания доступных нам копий, весьма привычна для ученых: «Рукописи» Аристофана, сохранившиеся до нас – Равеннская (XI в.) и Венецианская (XII в.), к которым присоединяются еще три кодекса XIV в.[6] Текст «Истории» Фукидида дошел до нас в рукописях византийского времени (древнейшая флорентийская рукопись относится к Х в. н.э., остальные – к XI-XII вв.)[7]. Текст «Киропедии» сохранился в ряде средневековых рукописей», старейшей из которых оказывается Codex Escorialensis T III 14, датируемый XII веком[8]. А ведь речь идет об авторах, которые жили в V веке до Рождества Христова…

Не по античным, а по средневековым рукописям приходится ученым выверять современные издания древних авторов… Это обстоятельство стоит вспомнить, прежде чем слепо повторять зады атеистическо-школьной пропаганды про «невежественное средневековье», якобы уничтожившее светлое наследие античности. Если все рукописи античных авторов известны нам по их средневековым копиям – это значит, что именно средневековые монахи и переписывали античные книги, и только благодаря монашеским трудам античная литература дошла до нас.

Значит – граница между Церковью и нехристианской культурой не есть линия фронта. Не все рожденное вне Церкви надо от имени Церкви осуждать и разрушать.

Знакомство с церковной историей (или, шире – с историей христианских стран) оставляет впечатление, что Церковь на словах стремилась соотнести с Евангелием все стороны человеческой и общественной жизни, но на деле она как бы молчаливо и с некоторой реалистической горечью признала, что «Царство Божие» на земле, в истории может быть лишь «горушным зерном» (Мф. 13:31). Торговым людям разрешалось продавать с прибылью; государевым людям – применять насилие, дипломатам – лукавство… Даже у палачей были духовные отцы (которые, очевидно, не ставили в вину то, что их духовные чада делали по «профессиональной необходимости»[9]).

И всем разрешалось веселиться. Нет, церковные проповедники обличали смех и смехотворство. И все же начальник, который на собрании объявляет бой опозданиям, но при этом не заводит «книгу прибытий и отбытий» сотрудников и реально не наказывает их за опоздания, по сути – разрешает опаздывать.

Вот и на Руси удивительным образом сочетались церковные проповеди, осуждающие смех и игру – и государственная (по крайней мере до XVI века[10]) поддержка скоморохов. Даже в начале XVII века ряженых принимали в архиерейских домах. И лишь «боголюбцы» середины семнадцатого века принялись всерьез переиначивать народную и государственную жизнь на всецело церковных началах (так, на свадьбе царя Алексея Михайловича впервые не было скоморохов). И эта серьезность очень скоро кончилась срывом: «боголюбцы» стали лидерами раскола. Люди, которым запретили смеяться, вскоре начали себя сжигать…[11]

Русские народные сказки (если знакомиться с ними не по авторским, литературно-приглаженным переложениям), также полны волшебства. Вот прочитал я в очередной анти-поттеровской брошюре, что «герои сказок – крещеные русские люди… Тут нет вживания героев сказок в мир их заклятых врагов – колдовских и волшебных участников сказок». Прочитал – и тут же пошел к тому книжному шкафу, где у меня стоит афанасьевское собрание русских сказок. Взял первый том, попавшийся под руку, и открыл первую же попавшуюся сказку (честно: не искал!). Оказалось – «Иван Быкович».

Ее главный (и, безусловно, положительный) герой рожден коровой. Он умнее, храбрее и сильнее царского сына. Он владеет магическим искусством оборотничества («поутру ранешенько вышел Иван Быкович в чистое поле, ударился оземь и сделался воробышком…»). Баба-яга ему помогает. Волшебной палочкой он действует не хуже Гарри Поттера: «„Вот тебе, Ванюша, дубинка, – говорит старик, – ступай ты к такому-то дубу, стукни в него три раза дубинкою и скажи: выйди, корабль! выйди, корабль! выйди, корабль! Как выйдет к тебе корабль, в то самое время отдай дубу трижды приказ, чтобы он затворился; да смотри не забудь! Если этого не сделаешь, причинишь мне обиду великую“. Иван Быкович пришел к дубу, ударяет в него дубинкою бессчетное число раз и приказывает: „Все, что есть, выходи!“ Вышел первый корабль; Иван Быкович сел в него, крикнул: „Все за мной!“ – и поехал в путь-дорогу. Отъехав немного, оглянулся назад – и видит: сила несметная кораблей и лодок! Все его хвалят, все благодарят». Старичок этот примечателен еще тем, что веки ему приподнимают 12 молодцев вилами (гоголевский Вий тут послабже будет). Женится Иван, в конце концов, на женщине, которая умеет превращаться в звезду не хуже каббалистической Лилит: «Вот плывут они день и другой; вдруг ей сделалось грустно, тяжко —ударила себя в грудь, оборотилась звездой и улетела на небо. „Ну, – говорит Иван Быкович, – совсем пропала!“ Потом вспомнил: „Ах, ведь у меня есть товарищи. Эй, старички-молодцы! Кто из вас звездочет?“ – „Я, батюшка! Мое дело ребячье“, – отвечал старик, ударился оземь, сделался сам звездою, полетел на небо и стал считать звезды; одну нашел лишнюю и ну толкать ее! Сорвалась звездочка с своего места, быстро покатилась по небу, упала на корабль и обернулась царицею золотые кудри»[12]

Так что не удастся отделить сказку про Гарри Поттера от русских сказок по критерию «какую бы сказку ни взяли мы для рассмотрения, вряд ли главный герой в ней окажется волшебником»[13]; «главный действователь волшебной сказки никогда не бывает волшебником»[14].