На пороге новой эпохи (сборник статей)

Россия XIX и начала XX века в лице своих наиболее заметных писателей, поэтов, мыслителей, социальных революционеров была настроена профетичес–ки, устремлена была к новому миру. В мире нет литературы более профетической. Для русских течений XIX века характерна была вражда к буржуазному Западу и вера в то, что в России такой буржуазности не будет. Революционер Герцен и реакционер К–Леонтьев в этом сходились. Не только русские социалисты, идеологи левой интеллигенции, верили, что Россия раньше и лучше мира Запада разрешит социальный вопрос, осуществит социальную правду, но и Чаадаев, славянофилы, правый Н. Данилевский, Достоевский и другие так верили. Экономическая и социальная отсталость России, неразвитость капиталистической промышленности и отсутствие сколько‑нибудь значительного пролетариата считались аргументом в пользу этого тезиса. Русский народ не несет такой тяжести великого исторического прошлого, и он свободен в своем движении, созидающем грядущее. Характер русской коммунистической революции русские пророчески предвидели. Она произошла не по классической схеме Маркса, произошла по–русски. Но революция носила двойной характер, и эта двойственность связана с тем, что сами русские профетические предвидения имели два различных источника, религиозный и социальный. Эти два разных элемента в революционной жизни разъединимы. Но

311//312

русские религиозные пророчества, вероятно, не исчезли, а были лишь извращены, религиозная энергия перенесена и направлена в другую сторону. Ошибочно думать, что то, что называется модным словом тоталитаризм, есть выдумка большевиков, которой потом начали для других целей подражать их враги фашисты. Тоталитаризм — старая русская традиция. Он соответствовал потребности левой, особенно революционной русской интеллигенции иметь цельное миросозерцание, решить все основные вопросы жизни, и связан неразрывно с политикой, которая обосновывается на этом миросозерцании. Это тоталитарное отношение к жизни охватывало и всю моральную жизнь, определяло все жизненные оценки вплоть до мелочей. Старые русские революционеры–социалисты не признавали политики как отдельной автономной сферы жизни, революция была для них религией. Тоталитаризм всегда есть замена религии. Современное христианство находится в упадочном состоянии, потому что оно загнано в угол человеческой души и перестало быть тоталитарным отношением к жизни, как должно было бы быть. Но тоталитаризм был свойствен и другим направлениям, он был у славянофилов, он был у Вл. Соловьева, как и у Н. Федорова, т. е. направлений сознательно религиозных. Все хотели связать политику с цельным мировоззрением, охватывающим всю жизнь, т. е. преображения всей жизни. Но русский тоталитаризм имел свои проявления в гораздо более далеком прошлом и в совсем других условиях. Московское Царство было тоталитарным царством, и с ним имеет формальное, морфологическое сходство Царство Советское. Иоанн Гроз-

312//313

ный был убежден, что он обязан не только управлять Россией, но и спасать души. Принадлежность к Московскому Царству определялась прежде всего православной верой, к нему по–настоящему принадлежит тот, кто имеет веру ортодоксальную. Это было царство совершенно изолированное, боявшееся общения с остальным миром. Даже греческая вера казалась не вполне ортодоксальной. Весь Запад представлялся еретическим, изменившим вере, латинство было почти ругательным словом. Совершенно так же и советское царство основано на обязательном миросозерцании, которое носит quasi–религиозный характер. Ортодоксальность имеет в советской России не меньшее значение, чем в древнем Московском Царстве, и в ней так же преследуют за ересь. Диалектический материализм есть не наука, а вера. Совершенно так же советское коммунистическое царство изолировано и охраняет себя от остального мира. Совершенно так же Запад считается еретическим, эта еретичность обыкновенно определяется как капиталистический строй. Тоталитаризм всегда был в русской крови, он связан с тем, что русским невозможно резкое разделение религиозных сфер жизни и культуры и утверждение автономности каждой сферы. Революционная интеллигенция своим нетерпимым тоталитаризмом защищала себя в необычайно трудных условиях, в постоянных преследованиях. Она была бы раздавлена, если бы не утверждала своей исключительности и не противополагала бы своей цельности враждебному миру.

Все это связано с тем, что русская идея, все великие народы имеют свою идею, не есть идея создания

313//314

культуры или цивилизации в западном смысле, а есть идея целостного преображения жизни. Сомнение в самой оправданности культуры есть чисто русское сомнение, в такой степени не ведомое народам Запада, и оно было свойственно великим русским творцам. В культуре и цивилизации, употребляю оба слова, готовы были видеть неправду и даже грех, вину перед народом. Культура куплена слишком дорогой ценой, слишком большими человеческими страданиями. Уже Лермонтов в замечательном стихотворении видел трагическую противоположность между «даром поэтическим» и путем к Богу. Слишком известны драмы, пережитые Гоголем и Л. Толстым, которые отказались от своего творчества. Те же темы мучали Достоевского и в начале XX века А. Блока. Исключительно русский мыслитель Н. Федоров требовал перехода от культуры, от мысли к общему делу, к всеобщему воскресению и спасению. Народники–социалисты. 70–х гг., как, напр<имер>, Лавров, признавали культурный слой неоплатным должником перед народом и требовали уплаты долга и отказа от самодовольства своим культурным творчеством. Эта характерно русская тема может быть таким образом формулирована: нужно перейти от творчества совершенных произведений, т. е. культурных ценностей, к творчеству совершенной жизни, к просветлению и преобразованию жизни. Поэтому исключительное значение приобретает момент религиозный и социальный. В русской философской мысли главное значение приобретает философия истории и моральная философия, т. е. связь с конкретной судьбой человека, общества, народа, мира. Дурным является тота-

314//315

литаризм государства. Тоталитаризм может приобрести в России формы извращенные, дурные и даже комические, но за ним скрыта русская боль и русское искание целостной правды. Это есть противоположность раздробленности, рассеченности западного мира, западной цивилизации. Это угадывали уже славянофилы, хотя и выражали это в форме сейчас устарелой. И это, конечно, не значит, что на Западе не существует разнообразных течений, это мир богатый, и в нем происходят важные процессы для судьбы человека.