* * *

В современном мире к мистике существует пренебрежительное отношение. Очень далека мистика от существенных интересов, которыми живет наш мир, трудно связать ее с общественным устроением, которым так занята наша эпоха. Господствующее сознание этого мира видит в мистике или психологическую ненормальность, или индивидуальное, неинтересное для людей жизни чудачество, или подсознательную жажду фикциями и призраками остановить реальный и разумный прогресс жизнестроительства. С мистикой перестали считаться в наши дни; человека, вступившего в эту область, признают ныне отпетым, относятся к нему как к ненужности, и гуманные социалисты подготавливают уже для подобных людей богодельни, в которых будут обращаться с ними как с тихими помешанными. Таково отношение современных «сознательных» людей, для них не существует проблемы мистики, эти «скептики» все знают и ни в чем не сомневаются. Бессознательная же масса просто

1 Шлейермахер считал, что христианство есть религия религий, универсальная религия [3].

[9]

отождествляет мистику со всем таинственным, загадочным, непонятным, безумным: истины религии смешиваются с грубыми суевериями, мистический опыт с оккультическим и спиритическим шарлатанством. Люди поверили, что солнечный свет рациональности окончательно победил лунный свет мистики. Но заболевшие рационализмом не видят солнечного света, живут в подземелье при слабом, искусственном освещении и даже отраженный лунный свет, свет переходной романтики, ближе к солнечной мистике, к зрячему мистическому реализму. Тусклое освещение нашей эпохи, гордящейся своей здравостью, не солнечное и даже не лунное, а керосиновое. Керосиновую лампу смешали с солнцем, рассудок  — с разумом.

Пора рассеять мрак, который окутывает мистику и некоторыми «мистиками» охотно поддерживается. Прежде всего нужно отказаться от заблуждения, свойственного и врагам и друзьям мистики, будто мистика  — какое‑то особое призвание, особый дар, свойственный немногим, чуть ли не особая специальность и профессия, или искусство, подобное поэзии или живописи, не всем доступное. Когда мы говорим, что N. N.  — мистик, мистически настроен, обладает мистическим опытом, то этим мы даем психологическую характеристику человека, определяем его психологический тип. Но что значит, когда мы, мистики по философским убеждениям и религиозным верованиям, для которых мистика есть что‑то объективно–реальное, а не субъективное только, когда мы говорим, что N. N. совсем не мистик, что у него никогда не было и никогда быть не может никакого мистического опыта, и к этой категории относим большую часть людей? Мы стоим перед каким‑то роковым недоразумением, очень опасным для судьбы сознательного мистицизма.

Мистика есть лишь субъективное состояние, ничем не отличимое от галлюцинации и иллюзии, особый вид психологической рафинированности и не более того, если она не свойственна объективной природе человека и мира. Или мистика есть самообман, от которого мы должны освободиться, или она естьобъективное состояние природы человеческой и природы мира, которое только, в большей или меньшей степени, ощущается и сознается Я утверждаю, что все люди в известном смысле мистики,

[10]

и не хотят признать себя таковыми лишь по ошибке ложного рационалистического сознания и по слабости своего сердца, слишком привязанного к тускло–керосиновому освещению; утверждаю, что всем людям свойствен, в большей или меньшей степени, мистический опыт. Только потому я и верю в объективную истинность мистицизма, в реальность мистики. Если же стать на почву чисто субъективную и видеть в мистике лишь индивидуальную, иррационально–произвольную особенность, то падает различие между мистикой и мистификацией, и мы не выходим из клетки психологизма, которую мистика прежде всего призвана разбить. Мистика субъективная и не реальная, не связанная с объективной природой мира, и есть мистификация. «Мистики» иногда любят мистификации и это значит, что не перешли они еще к реализму и объективизму, что заключены еще в слепой субъективности, что не вырисовалась еще личность из иррационального хаоса. Нельзя сказать: будь мистиком, и найдешь путь к спасению, так как мистика есть только подлинная стихия человеческой и мировой природы, а не исход.

Мистика не есть учение о мире, не есть искусство, с помощью которого люди идут к свету, не есть путь, которым утверждается добро и отрицается зло. Мистика  — первоначальная стихия, общая у человека с мировым бытием, стихия, в которой соединяется человеческая природа с первоосновами мирозданья, прикасается к «древнему хаосу» [4]. Это транспсихические переживания, самые первоначальные, первозданные  — стихийный корень человеческого существа. Мистика есть трансцендентная искренность, преодоление всех лживых условностей эмпирической жизни, обнаружение своей подлинной действительности. Есть мистика в ощущениях и чувствованиях, связанных с жизнью пола, с тайной любви, в единении и слиянии с природой, в тайне рождения и смерти, в тайне всякого творчества. Все истоки человеческого бытия  — мистичны, и человек постоянно возвращается к своим мистическим, транссубъективным корням. Ощущение мировой тайны есть мистическая стихия, и в стихию эту погружается человек в важных и значительных событиях своей жизни; бывают минуты в жизни самого здравого позитивиста, когда ему дается

[11]