Узнай себя
Занимаясь философией, многие ищут чудес, силы, тайн. Трудно вообразить худшее злоупотребление. В ней, как раз наоборот, трезвость, смирение, опрощение, снятие с себя всевозможных прикрепленных жестяных крыл.
21.12.1983
Душа не хочет добра вот этим людям, она хочет свободы, простора, увлечения, силы. Или вернее душа не верит что эти люди не спят, она хочет чтобы они проснулись и с ними можно было бы вести странные, длинные речи. — Похоже, что все именно так, и тем не менее так нельзя. Когда еще будет угрюмый простор, а уже сейчас надо и быть там, и стучаться, стучаться сюда. Душа с людьми теми, и тем самым — с этими, ведь они, такие, и есть те. Аня Журавлева.
21.12.1983
A streak of madness in mankind. Of what particular kind m Russians? It certainly is there, hard to define, easy to see. В общении с иноплеменными, с иноверцами человек распоясывается, он колонизатор. В России цивилизация была колонизация. На месте якобы ничего нет, все ввозить, насаждать. Это от Стефана Пермского до… Мы тут, покоренные народы, были вынуждены или погибнуть — или принять их язык и закон («веру»), внешне забыв свое. Поэтому мы не смеем помнить о свободе, которою возможно пользовались до русских. Теперь у нас с ними общая судьба. Поскольку с ними смешались мы, потерявшие национальное лицо, они тоже перестали быть собственно нацией и стали организацией. Таково наше положение. Хотим мы этого или не хотим, для нас осталась возможна только идентификация всечеловека, европейца. Еще слава Богу что мы хоть так пристроены. Начинаем строительство жизни с самого искусственного что можно придумать: с выбора своего поведения, нравственности, потом цели и т. д. То есть попросту говоря встаем на голову. Спасибо и на том.
23.12.1983
Меня интересует правда просто так, ни для чего. Она и манит, и чаще колется и холодит, зато она одна не обманет, она ведь и есть то что есть. Я раньше слишком увлекался таинственной траекторией бытия, т. е. нельзя этим конечно увлечься слишком, но я как бы неправильно брал отсюда право манкировать другой стороной, тем что вещи и люди неотменимо такие, а не другие, я думал о них мечтательно. Как в дыму, я мог все тогда себе позволять, я имел свои перспективы. Теперь, когда я умею если захочу ясно и трезво видеть, что вокруг меня, моя малость, вынужденное молчание меня укалывают. Так мало, почти ничего нельзя сказать. Речи, разговоры кругом, в которых пожалуйста участвуй, только увеличивают плотность молчания. И все‑таки я хочу этой строгой правды, и хочу и буду говорить и быть только в ней.
23.12.1983
Движения мысли иногда слышатся так же отчетливо как движения тела, но страшно посмотреть, чем только она у нас занята. Какие‑то ужимки и прыжки.