10.6.1987

Мы можем и побежать быстро. Но сидя в том же мешке ногами — едва ли. А никто не собирается из него вылезать. Все говорят об экономике так, словно она сама собой разумеется. Но в России дело обстоит иначе.

13.6.1987

В фильме «Amadeus» мать жены музыканта, полная, строгая, бранит его за скверное поведение. И вдруг преображается в его глазах в царицу ночи, тон ее брани перерастает вдруг в ту арию (а до того Моцарт, дирижируя, смотрит на вызванного им из стены Командора с ужасом и зачарованно, это дух его отца, привороженный им). Весь длинный фильм как бы от Сальери, который уже хотел зарезаться и сидит в доме умалишенных. Моцарт обезьяна и по–дурацки смеется, но гений; Сальери ревнует и ненавидит, но все делает только для его, Моцарта, большей славы, хотя готов и убить. Так мощь Бога легко ломит солому. И священник, чистый и честный, хочет исповедовать Сальери, «неважно, кто он». Не то. Сальери прикоснулся к горячему Богу в Моцарте; и теперь у него для всего посредственного человечества, I absolve all mediocrity, только память о том дурацком смехе. И какие краски, какие танцы, какой талантливый Запад.

14.6.1987

Иосиф Волоцкий приводит в ужас. Та же старая Россия, лишняя забота о телесном и ни намека на духовное упоение. Церемониал, форма, содержание подтянется.

15.6.1987

Кончая жизнь бедным, обойденным, оттесненным, ты вспоминаешь, что с раннего детства робко ходил среди экспансивных излучателей власти, повелевающих сгустков, всегда претендовавших на тебя, твое время, твои силы. От тебя требовали, тебя пристыжали, одергивали. Ты пробовал думать о том, что такое власть, никогда не мог понять и наверное не поймешь. Власть всходит на каком‑то ущербе в человеке. Грустно оттого, что среди молодых плодится все та же власть и тебя, старика, еще свежее и жаднее топчут. Не хочется думать, на чем именно люди свихнулись. На каждом лице написано дело, исполнение — чего? А. рассказывает о вятской деревне, где он был, где Н. М. купил за 600 рублей огромный дом, об одичании жителей, как после чумы или нашествия: никто уже ничего не хочет, нет и грядки с зеленью. Зачем?

4.8.1987

ИФ готовится к конгрессу, окрашенные стены ядовито пахнут, все напоказ и поверхностно, лишь бы припасть нищими губами к чужому богатству. А что за богатство? Запад богат лишь свободой; этого наши не видят, не знают; тянутся к тайне, думая что это склады, когда это только окно. «В Европу прорубить окно», а сама Европа окно.

10.8.1987

Все подобрались к конгрессу по науке, русские умеют мобилизоваться. Взвинченность постовых, поднятых по тревоге, санитаров скорой помощи. Показать желательную маску Европе. Лишь Европа волнует, третьего мира хоть бы и не было.

13.8.1987

Старые скучные философы говорят по ТВ, дряхлые собаки, они теперь набираются долго дерзости чтобы куснуть, вместо этого смелеют только до краткого хриплого и тихого лая и тут же от страха отчаянно виляют хвостом, обороняют нашу культуру, чистую, от грязи западного ТВ, подозрительного и безнравственного. Хоть плачь.