О, что за дивной купины явление,

Чудесное и смертным непостижное?

Отвсюду купина огнем объемлется.

Но пребывают целыми и ветвь, и лист.

Что ж это? Ближе обозрю чудесное

Видение; с трудом ему поверит ум.

Бог

Остановись, не приближайся дерзостно,

О Моисей, не отвязав сандалии;

Узнай, что место святости исполнено,

Из купины божественный гласит глагол.

Дерзай, о чадо, и реченье выслушай!

Мой лик тебе, как человеку смертному,

Увидеть невозможно; но слова мои

Дозволено услышать средь пустыни сей.

Я — Бог твоих исконных прародителей,

Бог Авраама, Исаака, Иакова;

О них воспомнив и о древних милостях,

Гряду на помощь племени еврейскому,

Рабов моих увидя утеснение.

Ступай же в путь, и слово возвести мое,

Во–первых, всем евреям, роду целому;

Затем царю внуши мои веления,

Дабы народ из чуждой увести земли.

Моисей

Но мне ведь силы не дано витийственной:

Гугнив, косноязычен мой язык, — так мне ль

Возвысить глас перед престолом царственным?

Бог

Пошли же Аарона, брата сродного,

Ему сказав мои реченья в точности,

И встанет он перед престолом царственным:

Тебя он должен слушать так, как ты — меня.

А что в руке ты держишь? провещай скорей!

Моисей

Се жезл; дрожат пред ним четвероногие[107].

Бог

Низринь его и с места удались тотчас:

Ведь он в дракона обратится дивного.

Моисей

О, что я вижу? Мой Владыка, смилуйся!

Как страшно, как ужасно! Пощади, молю!

От трепета колена подгибаются.

Бог

Не устрашайся, но рукой простертою

Схвати его: жезлом он станет сызнова.

(Пер. С. Аверинцева)

Что и говорить, трагику Иезекиилю далеко до его ветхозаветного тезки! Но его странное сочинение нельзя читать, не вспоминая, что именно с него начинается путь, приводящий к «Самсону–Борцу» Мильтона, к «Эсфири» и «Гофолии» Расина. Александрийские толмачи не решили непосильной для них задачи синтеза «Афин» и «Иерусалима»; будем благодарны им за то, что они эту задачу поставили. Решать ее должна была европейская культура, и притом всем своим существованием.

АВТОРСТВО И АВТОРИТЕТ